Глава 23: Не всякая правда хороша

***

Растянутый на столбе лазутчик молчал. Не сдастся! Лаис Ханнар определил это с первого взгляда. Разведённые в стороны руки врага стягивала толстая верёвка, ею же к столбу примотали всё тело. Кисти у того посинели, а вся одежда повисла клочьями, исполосованная особым хлыстом с железными крючьями.

Но избитый, кровоточащий и вынужденный стоять неподвижно, он всё равно не сдавался. Лаис видел упрямство в единственном глазу — в жгуче-чёрном зрачке лазутчика полыхал огонь преисподней. Второй глаз уже заплыл от удара.

Младший ксай Ханнар оценил усилия парсинов, как бессмысленную трату времени. Он сам против такого обращения. Сильную волю не сломить палкой или хлыстом. А слабого человека лучше всего покоряют задушевные беседы. Но теперь уже не выяснить, была ли в лазутчике слабость. Тот самый внутренний червь, делающий крепкое на вид яблоко гнилым изнутри.

—Развяжите! — устало выдохнул он.

Пленников держали не в палатке, а в специально сколоченной деревянной клетке размером с небольшую комнату. Сквозняки свободно гуляли здесь, затаскивая внутрь россыпи серой пыли.

Лаис упёрся спиной в стену, сложив руки на груди. Хотелось сесть, а ещё лучше прилечь хотя бы на жёсткую походную койку. Плечо ныло, упрямо стучась в мозг тупой болью, что походила на вздувающийся гноем нарыв. Проколи такой — и станет легче. А вот с раной куда сложнее.

Он не привык к слабости. Та удручала и отнимала последние силы.

Наконец парсины справились с верёвками. Лазутчик без сил повалился на пол. Его голова гулко соприкоснулась с дощатым настилом, но мужчина на удивление быстро сел.

—Глупо упираться там, где в стойкости нет смысла,— заметил Лаис. — Скажи мне, кто послал тебя, и я прекращу всё это.

Мужчина смачно плюнул на пол и уставился на него уцелевшим глазом.

—Ну, чего молчишь? — Лаис говорил медленно, с расстановкой, давая лазутчику возможность всё осознать.— В Хэйтуме не принято убивать военнопленных. Скажи мне, откуда ты? Обещаю, больше тебя не станут избивать. Я позабочусь, чтобы к тебе относились, как к воину, сдавшемуся на поле битвы.

Лазутчик залился гортанным смехом.

—Не трать на меня время! — он вновь плюнул на пол.

—Думаешь, удастся промолчать? В армии Ханнар искусные травники. Есть отвары, быстро развязывающие самые упрямые языки. Только от них всякое может случиться. Бывает, слух пропадает или ноги отнимаются. Самое неприятное, когда там больше не стоит... —Лаис многозначительно указал на завязки штанов у лазутчика. — Не веришь?

—Верю... — оскалился тот.

—Тогда отвечай!

—Вот мой ответ...

Лицо мужчины напряглось и побагровело, а затем он выплюнул изо рта собственный язык. Лаис брезгливо отодвинулся, боясь запачкать сапоги. Изо рта лазутчика хлынула почти чёрная кровь. Он завалился на бок, хрипя и беспорядочно дергая ногами. В точности, как издохший конь!

Лаис обернулся к притихшим пленникам. Двое лежало неподвижно. А третий...

—Вставьте ему нож между зубами!

Но парсины и здесь не успели. На полу задёргался ещё один враг с откушенным языком.

—Да чтоб вас! — зло крикнул Лаис. — С остальными что?

—Подохли раньше...

Лаис подошёл ближе и осмотрел опухшие лица покойников. Похоже на яд. Слишком нехарактерны следы разложения для прохладного осеннего дня.

—Ну и что мне теперь докладывать отцу?

—Это рехбяне, младший ксай, — подсказал один из парсинов.

—Позволь спросить, откуда такая уверенность? — Лаис распрямился и отряхнул пыль с колена.

—Роста они небольшого, одежда как у кочевников. А ещё знак на руке.

—Знак? Какой знак?

Парсин приподнял руку недавно умершего лазутчика и задрал рукав.

—Сами взгляните.

Над выступающей косточкой запястья и, правда, виднелся знак — татуировка в виде паука. Лаис почувствовал лёгкую досаду. Никакой из него дознаватель! Не заметить такую мелочь? Позор...

—Его рукав скрывал, — парсин выглядел оправдывающимся, — потому вы сразу внимания не обратили. Мы у них спрашивали, какое племя их послало — западное или кочевое?

—И?

—Отмолчались...

—Закопайте тела. Я доложу генералу.

***

Генерал Ханнар смотрел на преклонившего колено сына с некоторым сожалением. Мальчик не справился с поручением и потому выглядел расстроенным. Знал бы он, что творится в столице! Генерал отвёл взгляд, сосредоточившись на стопке бумаг.

—Отец... — не вытерпел Лаис.

—Обращайся по уставу.

—Генерал Ханнар, разрешите доложить?

—Докладывай,— генерал продолжил шуршать бумагами.

Он ознакомился с ними ещё утром, но сейчас нужно чем-то занять глаза. Сын, несмотря на юный возраст, догадлив словно демон. Подвох, как зверь добычу чует. Вот и сегодня вмиг насторожился.

Генерал слушал доклад в пол уха. Об этом уже успел сообщить оруженосец. Лаис повторял сказанное верным парсином слово в слово.

—Генерал, что будем делать дальше? — его сын не выдержал отцовского молчания.

—Дальше? Неужели для этого лагеря что-то изменилось? — генерал, наконец, оторвался от бумаг и тут же встретился с напряжённым взглядом Лаиса,— Лазутчики бродят здесь постоянно. Отлавливаем, вешаем. Опять лезут. Как крысы в зернохранилище. Думаешь, северная армия проиграет из-за этого?

—Выходит, мои усилия напрасны? — Лаис холодно улыбнулся. — Можно было оставить врагов бродить по окрестностям?

—Сам понимаешь — глупость сказал! — генерал Ханнар потянулся к чайнику. — Я сегодня возвращаюсь в Бешеф. Ты со мной?

—Нет, останусь здесь, — голос Лаиса звенел от напряжения, как случайно задетый медный колокольчик,— Ты ведь для этого позвал меня из столицы? Буду теперь прилежно изучать в лагере военное дело.

Для этого? Генерал скривился, как от лимонной дольки. Знай Лаис настоящие причины, устроил бы здесь бунт. Но кто назовёт ему те самые причины? Наследный ксай, обратившийся с приказом, облачённым в мягкую просьбу, мёртв. Столица вот-вот погрузится в хаос.

Генерал Ханнар испытывал настоящую благодарность. Наследник дома Танмай весьма удачно отослал вспыльчивого друга из Артаки. Словно знал, что ему недолго осталось.

А вчера командир парисинов, сопровождавших Лаиса из столицы, передал странный приказ. Ардис Танмай попросил не сообщать другу о столичных делах в течение полугода. Генерал размышлял над этим весь вечер и... мысленно согласился. Наследный ксай был прав. На северной границе Лаиса удержит исключительно неведение. Поэтому последняя новость сгорела вместе с бумагой, протянутой к свече.

Генерал Ханнар мысленно попросил прощения у сына. Дети всегда протестуют против того, что для них полезно. Так к чему начинать спор? Сейчас в Артаке можно запросто сгореть. Невидимое постороннему глазу противостояние двух великих домов усиливается. А это как открытое пламя в преисподней. Он даже отказался принимать участие в погребении наследного ксая, сославшись на здоровье. Кто не суётся в огонь, возможно, останется цел!

—Так ты не возражаешь? — Лаис в очередной раз выказал нетерпение.

—Мой сын станет настоящим воином. Зачем возражать?

***

Немолодая тоната мялась на пороге, бережно прижимая к груди деревянную коробку для закусок. Ониз Унглар в раздражении отложил пергаментный свиток.

—Говори.

—Ксай Унглар, вам передали угощения.

—Ты намерена и дальше моё терпение испытывать? — он сказал это совсем беззлобно, но тоната опустилась на колени.

—Ксая Фола Андалин передала пирожные из османтуса.

Ониз Унглар прищурился, рассматривая взволнованную тонату. Он приблизил её к себе с того самого неприятного случая с наложницей. Женщина показалась ему сообразительной. Но сегодня он разочаровался — она такая же, как все. Недалёкая и трусливая.

—Когда я позволял брать угощения?

—Простите, ксай Унглар! — тоната громко приложилась лбом к дощатому полу.

—Лоб расшибать я тоже не велел.

—П-простите... — тоната не знала, как поступить дальше — продолжать кланяться, или остановиться?

Фола Андалин... Ониз Унглар расправил пергамент, наслаждаясь прикосновением к далёкому прошлому. Сколько лет этой записи: сто, двести? Но она до сих пор несёт надежду на возрождение дома Унглар. Свиток обещал — хромоножка перевернёт весь Хэйтум, изменив расстановку сил. И он впервые тепло подумал о своём наследнике.

—Как себя чувствует молодой ксай?

—Ваш сын здоров, — тоната улыбнулась, — Он крепкий мальчик, если бы...

Женщина умолкла и смущённо затеребила подол юбки.

—Если бы? — повторил ксай Унглар.

Он не собирался злиться. Прислужница права. Физическое несовершенство делает его сына ущербным. Однако это не помешает в будущем вернуть славу дому Унглар. Предсказание из свитка немного охлаждало огонь проклятия, грызущий его внутренности. Пожалуй, сегодня ему не понадобится бадья с колодезной водой.

—Выбрось... — он указал на коробку с закусками. — Выбрось этот мусор. И впредь не бери ни подарков, ни еды. Кто бы ни приносил их. Поняла?

—Да, ксай Унглар.

—Можешь идти.

Он поморщился, окинув прощальным взглядом лакированную коробку. Ещё одна женщина, не знающая меры! Ни один раз говорил ксае Андалин держать себя в руках. И что толку? Она спешит выказать благодарность, едва оказавшись в дворцовом городе. Какая недальновидность!

Отстранённые от дел советники, лояльные наследному ксаю, лишь первый шаг. В Артаке ещё остался великий ксай, преграждающий путь к цели. Рихон Танмай здоров и как всегда подозрителен. Разве можно сердить дракона, находясь в его логове? Но Фола Андалин заботится лишь об одном — о возвышении сына. В каком месте женщины прячут свои мозги? Ониз Унглар с досадой отложил свиток. Если она продолжит так чудить, ничего у них не выйдет.

***

—Ты бесполезный! — ксая Андалин смотрела на сына взглядом строгого наставника.— Должен стать ей другом, а что в итоге?

—Фола-идо предлагает мне проникнуть во дворец дочери правителя? — огрызнулся Иршаф.

—Прекрасно знаешь, что я предлагаю! — Фола Андалин покрутилась перед ростовым зеркалом из полированной меди.

Они собирались в Павильон четырёх стихий. Великий ксай Хэйтума, наконец, призвал их. Фола Андалин ликовала. Но Иршаф не видел никакого повода для радости. Павильон одно из официальных строений в городе. Это не частный визит. Если мать ошибётся, накликает беду на собственную голову.

—Смотри, сын! За нами прислали.

Повозка была достойна самого правителя. Бледно-голубой шёлк с вышитыми драконами и позолоченной бахромой на занавесках, четыре белогривых лошади в дорогой сбруе — на нагрудных ремнях у них серебряные пластины, уздечки с кистями из жемчуга и ногавки из атласных лент. Лошади из-за этого казались обутыми в высокие белоснежные сапожки.

— Видишь, у каждого облака есть серебряная подкладка? — не унималась ксая Андалин, поглаживая рукой занавески. — Мы долго терпели лишения, а теперь вознаграждены по заслугам.

—Неужели Фолу-идо настолько радуют шёлковые занавески в повозке правителя?

—А тебе вовсе молчать нужно! — Фола-идо хлопнула сына по руке бумажным веером в форме осинового листа. — Подумай лучше, как добраться до Сэллы Танмай.

—Она сидит взаперти после ссоры с отцом. Не знаешь? Весь дворцовый город сплетничает об этом. Я уже сказал, что проникать во дворец Сэллы не собираюсь.

—А если она вздумает уединяться год или два? — Фола Андалин недовольно поджала губы.

—Куда хуже попасть в немилость у великого ксая. Сама подумай, как он отреагирует, вздумай я сейчас сближаться с его непослушной дочерью.

—А ты не так глуп...— бесцеремонно заявила ксая Андалин. — Хорошо! Сменим план. Сблизишься с ней, как только она на люди покажется.

—Непременно, Фола-идо, — Иршаф приоткрыл занавеску и погрузился в созерцание дворцов.

Они ехали по центральной улочке дворцового города. По обе стороны мелькали низкие заборы, перемежающиеся арочными воротами, над которыми возвышались черепичные крыши. Это место выглядело прекрасно — тихо и уютно. Не знай Иршаф от матери, какие здесь страсти кипят, укрытые за спокойными фасадами, никогда бы в это не поверил.

Павильон четырёх стихий тоже казался умиротворённым и... безлюдным. Из живых здесь только несколько парсинов, стерегущих тяжёлую двустворчатую дверь. А внутри гулкая пустота да треск свечей. Дневной свет не проникал через окна даже в солнечные дни. Слишком велик зал, где установлен трон правителя.

Иршаф заметил отца, дремавшего на троне в самое последнее мгновение. Немного замешкался, но все же, преклонил колено вовремя.

—Младший ксай Иршаф Андалин приветствует великого ксая!

—Ксая Фола Андалин приветствует великого ксая! — мать склонилась в поклоне, не щадя собственное достоинство.

Сколько она ещё будет пресмыкаться перед человеком, бросившим их много лет назад?

—Поднимитесь и подойдите!— великий ксай поманил их пальцем. — Хочу рассмотреть твоего сына.

Мать на мгновение замедлила шаг, словно споткнувшись о невидимую преграду. Иршаф с готовностью подхватил её за руку, не позволив остановиться. Да, сказанное правителем прозвучало оскорбительно. Он отрёкся от сына, не признав того вслух. Но разве это повод нервничать? Их игра рассчитана на долгий срок. Ошибаться в самом начале недопустимо.

Он подошел к трону, возвышающемуся над залом на несколько ступеней, и ещё раз преклонил колено.

—Вставай! — великий ксай с довольным видом кивнул Иршафу. — Какой у тебя воспитанный ребёнок, Фола Андалин. Глаза, глядя на него, радуются!

— Благодарю за такие слова, великий ксай! — мать расцвела в улыбке.

—Чем я могу облегчить вашу скорбь, великий ксай? — вмешался Иршаф. — Ведь моего приятного облика мало, чтобы помочь вам в эти дни.

Иршаф только сейчас разглядел невзрачную тень справа от трона. Там стоял худощавый немолодой мужчина в невзрачном чёрном плаще. Он казался абсолютно неподвижным, отчего сливался с резным основанием трона, кроющимся в полутьме. И этот мужчина бросил в его сторону быстрый взгляд.

—Мне достаточно увидеться тебя. Дай руку.

Иршаф поднялся по высоким ступеням и протянул ладонь. Великий ксай вцепился в неё так, словно от этого зависела его жизнь.

—Хороший мальчик...— прошептал правитель, сжав пальцы.

Иршаф отметил глубокие морщины на лице великого ксая. Они залегли на лбу, между бровей, в уголках губ и глаз, у широких крыльев носа. Немолод... Почему мать увлеклась им восемнадцать лет назад? Уже тогда это был мужчина, далеко шагнувший за черту зрелости. А сейчас он и вовсе дряхлеющий старик с редкой козлиной бородкой и бегающим взглядом.

Интересно, для чего великий ксай позвал их в павильон? Чтобы произнести ничего не значащие слова?

—Я хочу, чтобы ты занял место столичного инспектора.

А вот и ответ. Рехумов Артаки несколько лет инспектировал Ардис Танмай. Теперь наследный ксай мёртв.

—Великий ксай, простите! У меня нет опыта в этом.

—Отказываешь правителю?

—Я не смею...

—Глава Син, отдай ему указ.

Человек-тень оставил место у трона. В его руках оказался шёлковый свиток. Иршаф принял его, опустившись на колено.

—Благодарю великого ксая Хэйтума!

Как младший ксай Андалин, он меньше всего надеялся на чиновничью должность в Артаке.

—Не подведи меня, — правитель прикрыл веки и вздохнул.

—Я не посмею, великий ксай!

—Тогда мы откланиваемся, — в голосе матери чувствовался неприкрытый восторг, сладкий как мёд.

Женщина... такая женщина! Пока Иршаф шел рядом с матерью из Павильона четырёх стихий, внутри него колючими иголками разрасталось недовольство. Недовольство всем! Этим приказом великого ксая. Радостью матери. Присутствием некоего «главы Сина» в тронном зале.

Теперь Фола-идо может наслаждаться плодами своих дел. Она добилась того, о чём мечтала годами. Но знает ли она, чего это назначение может им стоить? Где-то под сердцем болезненно заныло.

—Навести Сэллу. Угости её засахаренной облепихой. Поговори по душам, — мать коснулась его руки, привлекая внимание. — Прошу тебя.

—Фола-идо, должно быть, рада?

—Откуда такое недовольство в голосе? Ты занял место, принадлежащее по праву рождения. Скажу больше. Это не всё, чего ты достоин.

—Мама! — он выдернул руку из прохладных пальцев ксаи Андалин. — Знаешь ли ты, насколько тяжело уцелеть, стоя на вершине во время урагана?

—Милый мой, — голос матери стал ещё более медовым, чем был в зале Павильона четырёх стихий, — не забывай, у тебя есть опора. Я и наш общий друг. Сделай, как я прошу. Сходи к Сэлле.

Друг... Когда есть такие друзья, самые лютые враги покажутся укусом комара! Но он не произнёс этого вслух, ведь, мать не поймёт его сомнений в великом наставнике.