Укрощение строптивого: акт второй
Мэтр Фабре, умудренный опытом и убеленный сединами, работал еще на отца Аолы и поэтому мог позволить себе некоторую фамильярность.
— Что, дорогуша, снова какие-то проблемы по части наследства? — спросил он, церемонно, по-старинному, приложившись к ее ручке.
— Нет-нет, мэтр, с этим никаких проблем. Боюсь, что задам вам задачку посложнее… Не хотите рюмочку абсента?
— Настолько все сложно? — прищурился адвокат. — Тогда не откажусь. Чистый, пожалуйста, без этой… сахарной водицы. Разбавлять абсент могло придти в голову только институткам!
Аола понимающе улыбнулась, открыла бар, достала тяжелую граненную бутылку. Сочно-зеленая жидкость потекла в хрустальную рюмку, и вслед за ней оттуда выпорхнуло крохотное существо, похожее на стрекозу — фея абсента. Она уселась на краешек рюмки и тоненько захихикала. Миледи легонько дунула на нее, прогоняя проказницу, и поднесла напиток гостю. Мэтр хлопнул рюмашку залпом, сладко зажмурился, крякнув от удовольствия. Фея сделал кружок над мужчиной и пощекотала ему ноздрю. Мэтр оглушительно чихнул. Та снова захихикала, шмыгнула в бутылку и принялась корчить оттуда рожицы.
— Хор-рош… — прорычал и уставился увлажнившимися глазами на девушку: — Ну, выкладывайте, чего натворили?
— Произвела несанкционированные археологические раскопки, — хмыкнула она.
Когда мэтр удалился, пообещав клиентке отдать ее на растерзание «унылому как вдовий чепец королевы Вики» британскому законодательству только через свой труп, Аола спустилась в лабораторию. Достала плоскую бронзовую чашу, плеснула в нее воды и добавила несколько капель похожей на ртуть серебристой жидкости. Прикусив губу, проколола тонким стилетом палец и стряхнула выступившие капли крови в чашу. Поверхность подернулась мелкой рябью. Миледи провела над ней ладонью, шепча заклинание на фарси. Когда вода разгладилась, из глубины медленно проступило сморщенное личико шаманки.
— Приветствую тебя, Цэрен-Шулам.
— И ты будь здорова, дочь пери.
— Как Том? Очень скверно ведет себя?
— Уже нет, — ответила шаманка. — Шумел — прогнала его, а ночью волки у родника сожрали. Один только гутал* псы и нашли.
У Аолы от ужаса сердце замерло, она схватилась за край стола, чтобы не упасть, но шаманка уже хихикала, довольная очередным удавшимся розыгрышем.
— Дошутишься, чавганц**! — резко бросила миледи, и ее продолговатые глаза нехорошо сверкнули.
— Ай, не злись на старуху, дочь пери! Ты красивая, молодая — много развлечений, наверное. А мне уж и пошутить нельзя? Жив твой дуртай***, че ему сделается? У костра сидит. Норовистый — ух! Хуже верблюда в гоне.
— Не жалей его…
— Не жалею, не бойся. Сегодня навоз собирал, блевал потом, Сугар сказала — такой неженка! — старуха снова захихикала. — Ничего не умеет, как младенец без силы своей. Только злится, смотрит недобро. Черные мысли в голове — глаза все выдают.
— Знаю, Цэрэн-Шулам… Знаю…
— Соскучилась — так ночью приходи, когда спать будет, полюбуешься. Не надо ему пока тебя видеть, — уже совсем серьезно сказала шаманка, и Аола покорно кивнула.
— Дорогой, что с тобой происходит? Может, уже расскажешь? И не пытайся отмазаться, не пройдет этот номер… — Джинни обняла мужа за шею и чмокнула в щеку. Потом обошла кресло и присела, взяв Гарри за руку и заглядывая ему в глаза. Он притянул жену к себе, усадил на колени.
— Да так… проблемы на работе. Ничего серьезного, в общем, — ответил рассеяно. Перед глазами стояли языки пламени, плясавшие в чреве вскрытой могилы. Останки Темного Лорда вспыхнули как пергамент и сгорели за считанные секунды, оставив лишь немного серого пепла. Комиссия во главе с министром тщательно осмотрела могилу и весь островок и запечатала пещеру, обрушив камни на входе. Нужно было поступить так сразу! Почему они не сделали этого? Разве не логично было стереть с лица земли всякий его след, и физический, и духовный? Гарри искал ответ в себе и не находил. Строчки из юношеского дневника Реддла торчали теперь в сознании занозами, поколебав абсолютную многолетнюю уверенность в том, что в Волдеморте никогда и не было ничего человеческого.
— Гар-ри-и-и… — протянула Джинни, требуя ответа. Ей и легилименция не нужна, чтобы видеть его насквозь. Он прислушался, в своей ли комнате Лили, или бродит по дому? Применил на всякий случай оглушающее заклятье и выложил жене все как есть.
К вечеру уставший от нескончаемой работы, как собака, Том понял, что в жар его бросало не только от омерзения, но и потому, что он самым вульгарным образом простыл. Сказались холодные ночевки, а может, и стресс от непривычно унизительного положения. Просить у шаманки лекарство не позволила гордость и, кое-как съев ужин, он поплотнее завернулся в одеяло и лег у дотлевающего костра. Девчонки ушли ночевать в юрту, компанию ему составляли волкодавы, лежавшие мордами к углям по ту сторону кострища. Стоило шевельнуться, как вожак поднимал крупную косматую голову и тихо, утробно ворчал. Что делать, если ему захочется в туалет? Швырять в псов головнями?
Мелкая противная трясучка прошла довольно быстро, сменившись жаром. Кости ломило, к коже не притронуться, словно она вся ссажена. Мысли плыли и путались. Когда он последний раз болел вот так? И не вспомнить… Представил вдруг, как Аола садится рядом, кладет прохладную ладошку на лоб… подносит напиться. Он тут же прогнал эту малодушную мыслишку. Она обрекла его на унижение — это хуже, чем обречь на смерть! Им помыкают полудикие соплячки-маглы! Сегодня та, что лепила эти рвотные лепешки из навоза, пыталась выяснить его имя. Показала на себя пальцем:
— Сугар! Миний нэр Сугар! Таны нэр хэн бэ?****
— Для тебя — мой Лорд! — буркнул злобно.
— Малэрдэ? — переспросила она удивленно, и Том в грубой форме отказался поддерживать знакомство. Девчонка покачала головой с толстенными черными косами и продолжила свое занятие, сочтя, вероятно, белолицего неженку безнадежным существом. Но имечко-то прилипло! К вечеру его звали так уже все трое, включая ехидную шаманку.
Принеси то, подай се, поймай козу, подержи копыто — она, кажется, захромала. Том понять не мог — старая ведьма реально только лечить и воскрешать умеет, а в быту все надо делать руками? Или это над ним так изощренно измываются и над помощницами-маглами? И в чем он, собственно, был так уж неправ? Быть маглом отвратительно! Лучше уж умереть… чем влачить это жалкое скотское существование! Может, он и умрет… как знать, насколько серьезно он заболел? Шмыгнув забитым носом, Том злорадно подумал, что так Аоле в таком случае и надо. Сама виновата! Пусть плачет потом, гарпия… Крестражей больше нет, никто не сможет выдернуть его из его чистилища себе на потеху.
Так, жалея себя и злясь на весь белый свет, он и уснул.
Утром его снова разбудили в рань раннюю. Первым делом попробовал простенькое заклинание — ничего. Ни-Че-Го, чтоб всех тут василиск сожрал! Он выбрался из-под толстого ватного одеяла, взмокший и слабый, и поплелся в туалет. Это трехстенное глиняное сооружение без намека на дверь высотой ему по пояс было еще одним культурным шоком. Голова предающегося размышлениям о смысле жизни неизменно торчала над стеной, избавляя от необходимости кричать «занято».
Холодный утренний ветер тут же прохватил Тома, заставив поежиться и задуматься о том, что ему нужна одежда потеплее. А эту не мешало бы постирать. А ему самому — помыться. Он оттянул ворот кофты и принюхался. Ф-у-у-у… бараний жир, дым, кизяк… Его тут же вывернуло, в нескольких шагах от туалета, благо, желудок был уже пустой. Подождав, пока мучительные судороги перестанут сжимать ребра, поплелся к умывальнику. Надо бы выяснить, где тут душ или что-то вроде того? И отдать Сугар одежду в стирку.
Когда он на пальцах объяснил, чего хочет, девчонка фыркнула и ткнула пальцем в сторону источника.
— Тварь… — буркнул Том и решил, что гигиена потерпит — ему правда было нехорошо. За завтраком он был таким вялым и так шмыгал сопливым носом, что шаманка поняла — не притворяется. Напоила каким-то отваром и разрешила отлежаться. Избавленный от повинности в виде кизячного мешка, Том лежал у костра и смотрел, как скот уходит на пастбище, как копыта выбивают желтую летучую пыль и думал, что нычиться в дупле дерева после первого развоплощения было и то приятнее.
Шаманка была права — если бы Аола увидела его таким, жалобно хлюпающим облупленным носом, ее любящее сердце могло и не выдержать и заставить изъять Темного Лорда из процесса воспитательной трудотерапии гораздо раньше срока.
К обеду ему полегчало. К вечеру Том чувствовал себя прекрасно, и на следующий день его по полной впрягли в обычные хлопоты по хозяйству. Еще через несколько наполненных сбором навоза, ловлей коз и прочими изысканными развлечениями дней он решил, что Цэрэн-Шулам, похоже, и пальцем не шевельнет, чтобы ему помочь. Старая ведьма быстро дала понять, что насилием он не добьется ничего — все попытки неповиновения пресекались быстро и крайне болезненно, а предметы домашнего обихода, которые можно было использовать как оружие, были заговорены все до единого — без специального разрешения он и ложки не мог взять. Он даже в юрту не мог войти, пока не пригласят.
Том пробовал уговаривать… используя весь скудный арсенал выученных монгольских слов, среди которых «пожалуйста» звучало отвратительно часто. Унижался. Сулил все сокровища мира. Старуха только посмеялась и отослала его собирать хворост.
Выход оставался один — украсть коня и выбираться из этой глуши. Собаки к нему уже немного привыкли — прикормил, пока девки не видели. Надо добраться до людей. Скажет, что турист — ограбили, отняли документы… там придумает по ходу пьесы. Потом его, наверное, депортируют в Европу? Вообще, он смутно представлял себе, как такие проблемы решаются у маглов. Рано или поздно он доберется до Аолы и уж тогда… сумеет заставить ее помочь!
Дождавшись, пока все в юрте уснут, Том выбрался из-под одеяла, туго скрутил его вместе со шкурами, на которых спал, и перевязал куском раздобытой днем веревки. Прихватил бурдюк с водой. Косматый вожак по кличе Харгис***** поднялся следом, но не зарычал. Приговаривая: — Хороший пес… хороший, паскуда ты такая… — Том бросил ему припрятанный за ужином кусок мяса.
Смирный мерин, на котором ездила пасти скотину вторая девчонка, стоял привязанный у юрты, отдельно от остальных лошадей, чтобы не ловить его каждое утро. Несколько ночей подряд конокрад и его задабривал сухими лепешками, и мерин встретил человека, сопя и тычась бархатной мордой в ладонь — требовал угощение.
— На, обжора… — прошептал Том, протягивая кусок хлеба. Пока конь задумчиво жевал, парень осторожно примостил ему на спину лежавшее тут же седло и крепко затянул подпругу. Монголки, конечно, принимали его за кретина, но он им отнюдь не был. Понаблюдал, как девчонка седлает коня, садится верхом, и решил, что невелика наука — справится. Справился. Приторочив сверток и бурдюк к луке, вставил ногу в стремя и легко забрался в седло. Кто на метле летал — тот и не такое сможет…
— Пошел, — тихонько стукнул коня пятками по круглым бокам и дернул повод. Тот послушно двинулся в ту сторону, откуда к шаманке приезжали родственники больного пастуха, которого она все-таки подняла на ноги. Небо над головой было ясным, астрономию Том знал хорошо и по звездам ориентировался отлично. И ночью с выбранного курса не собьется.
— Сжечь бы тут все… да может, еще пригодишься, — вместо прощания пробурчал он.
*обувь (монг.)
**старуха (монг.)
***любимый (монг.)
****Сугар! Мое имя Сугар! Как твое имя? (монг.)
*****Свирепый (монг.)
