Глава 7. Блу. Южное гостеприимство
Последний раз я летала еще до падения мира — свободная, счастливая… Проспала почти весь полет. Летели с парнями в Америку, играть музыку, друг пригласил. Открыл в Бирмингеме свой клуб. Диплом-то я забросила, как только закончила универ — рок завладел моей душой, хех. Сколько счастья было, что на международный уровень выходим… А потом началась эпидемия, и мечта обернулась ловушкой. Вернуться домой мы уже не смогли… А теперь я и рада бы уснуть, но возня, вздохи, звон цепей, вонь давно немытых тел в ныряющей вверх-вниз темной тесноте брюха легкого самолета — не лучший антураж для сна. Очень предусмотрительно нас друг с другом сковали — хрен куда денешься… И за иллюминатором — тьма. И в душе тоже самое. Тьма и безнадега.
Летим не долго, по ощущениям. На взлетной полосе аэродрома, куда приземляется наша рабовозка, в лицо ударяет теплый, солоноватый, крепкий ветерок. Море рядом… Не могу надышаться, подставив вспотевшее лицо ветерку, и довольно безразлично наблюдаю, как меня отцепляют от общей цепи и уводят в сторону. Кто-то из моих товарищей не выдерживает, наконец, срывается на крик… потасовка — короткая, злая, удары прикладов…
Меня заталкивают на заднее сиденье большого внедорожника, сковав руки за спиной. Умнички, быстро учатся… только я водилу и ногами уработаю, главное в висок четко попасть… Ага, хренушки — он не один. Вождь собственноручно ныряет за руль, рядом с ним — охранник. Не успеваю подумать о прыжке на ходу, как двери блокируются. Так… запястье у меня уже мужского — что, если попробовать вывернуться из наручников?
— Я все вижу. Угомонись уже, — со смешком говорит вдруг индеец. Послав его сквозь зубы во все места, какие знаю, бросаю злобный ответный взгляд в зеркало заднего вида.
— Gata montés*, — хмыкает охранник. Не знаю, что это, наверное, опять какая-нибудь вариация сучки… А, чтоб вы сдохли от дизентерии!
Все, что остается — с философским видом развалиться на заднем сиденье, плюнуть на все и заснуть. Кормят паршиво, хоть во сне сил начерпаю. Неизвестно еще, за каким хреном я тому Блэк Джеку понадобилась… Надеюсь, все-таки не в шлюхи?
Пробуждение, впрочем, принесло больше удивления — машина заехала во двор крепенького особнячка под черепичной крышей, обнесенного высоченным каменным забором.
— Выходи, — кивает мне Вождь и даже помогает выбраться, потому что со скованными сзади руками из машины вылезти не так просто. Интересно, это и есть дом Черного Джека? Страх настолько притупился уже, что осталось одно любопытство — а что же будет дальше?
— Это мой дом, — словно прочитав мои мысли, говорит Вождь. — Помоешься, выспишься, приведешь себя в порядок. Плечо заживет. Товар должен быть красивым, тогда и покупатель будет щедрее.
— Кто он такой? Зачем я ему? — спрашиваю я, поднимаясь на крылечко с тускло горящим над входом фонариком. — Я уж четвертый десяток разменяла, помоложе девок для утех нету?!
— Понятия не имею, зачем, — вдруг отзывается Вождь, впуская меня в темную прихожую, — Джек о своих делах не треплется. Его люди тем более. Человек он серьезный, от него все Побережье зависит. Мое дело маленькое — найти и доставить то, что он просит. Он и сам не мальчик давно… а ты хороша для своих лет и такой жизни.
Прям не знаю, не разрыдаться ли мне от такого комплимента?
Проводив меня до двери в какую-то комнату, индеец включает в ней прямо из коридора приглушенный, тусклый свет, наконец снимает наручники, и я, подавив стон, принимаюсь растирать онемевшие запястья.
— Ванна там. Одежда в шкафу. И не дури. Дом охраняется. И не только людьми.
Дверь захлопывается перед моим носом, щелкает замок. Рывок к окну приносит стон разочарования — решетки… Зато в ванной — горячая вода из крана, мыло, шампунь. Помоюсь по-людски, высплюсь… а там… будет новый день и новый шанс. Стаскиваю грязную, потную одежду и заглядываю в большое зеркало. Так и есть — синячара на боку… Осунувшееся лицо, острые скулы, горящие глаза. Торчащие как попало волосы. Я машинально приглаживаю их рукой. Дикая кошка, блин… кем бы ты там не был, Черный Джек, живьем я тебе не дамся. Еще повоюем.
Повернув кран и заткнув слив пробкой, я принимаюсь разматывать бинт на руке. Присох местами… приходится размочить под краном, чтоб с мясом не рвать. Воспаления нет, сукровицы немного… Скоро совсем заживет.
Когда я опускаюсь в теплую воду, меня пробирает дрожь от этого полузабытого ощущения. На нашей гидростанции только душ. Когда я последний раз принимала ванну? Года два назад, не меньше. Ложусь, вытягиваю ноги. Интересно, сколько девушек, женщин побывало здесь до меня? Наверное, немало. Вон, даже крем для эпиляции, воск, лосьончики всякие на полке… Чтоб покрасивее были на продажу. Что с ними сталось? Цивилизация рухнула, откатив нас к первобытно-общинному строю… и торговля рабами — еще не самое страшное, с чем мне приходилось сталкиваться за это время.
Пожалуй, не стану доставлять такого удовольствия Черному Джеку и брить подмышки.
Первый день в доме Вождя проходит взаперти. Меня кормят, и вкусно, черт подери! Свежая морская рыба, рис, апельсинки. Кавказскую пленницу из себя не корчу — мету все, что дают. Умереть от голода в знак протеста в мои планы не входит — как-то это… по-бабски, что ли?
А на второй совершенно неожиданно хозяин разрешает побродить по первому этажу и даже на террасу выйти в его компании. В доме мужчин-охранников не видно, только молчаливая женщина, мексиканка вроде, типа прислуги, и сам хозяин. Отдыхает после похода, значит… Никаких домогательств, даже намека на них, грубости или насилия, я словно гостья с ограниченными правами на передвижение. Ухоженный сад, ухоженный газон… сколько видит глаз.
— Во двор не выходи, если жить хочешь, — говорит Вождь, опираясь на резные перила, и издает резкий негромкий присвист. Ах, вот кто тут охранник кроме людей, ну конечно… Три глянцевых, словно лаком покрытых добермана в шипастых ошейниках выносятся из-за дома, замирают перед террасой и свирепо рычат, заметив меня. Прищелкнув пальцами, хозяин заставляет их замолчать и усесться в рядок.
— Красавцы? Сам воспитывал, — с гордостью говорит индеец.
— Красавцы… — соглашаюсь я. — У меня тоже есть… собака.
И, черт подери, я б посмотрела, как твои шавки подзаборные повякали на меня, будь он рядом!
— Отпусти, а? — неожиданно решаю попробовать я. — Не знаю, что тебе там обещал Черный Джек за меня, но моя семья может добыть что угодно… Они все сделают, только бы меня вернуть. И лучше договориться с ними мирно.
— Даже если твоя… семья и не миф, и реально может добыть хоть луну с неба, Джек уже в курсе, что для него прибыл особый заказ. А свое он отдавать не любит.
— Бл***тво! — срываюсь я на крик, врезая кулаком по перилам. — Я вам не вещь! Вы все пожалеете, богом клянусь!
— Отлично, — отзывается хозяин, — вот это Джек в девках и любит… как говорят. Держи марку, и как знать… может, и получишь ты свою свободу.
Резко повернувшись, он уходит в дом. А я остаюсь один на один с прекрасным видом, яростью в сердце и тремя оскалившимися доберами во дворе.
Правду говорят, что все беды мира от женщин. Например, шпилька, оброненная молчаливой мексиканкой (о, спасибо, Джа!)… и подобранная моими шкодливыми лапками. Кому шпилька — волосы закалывать. А кому — путь на свободу. Не отмычка, конечно. Эх, отмычечки бы мои сюда, сколько они меня выручали! Но и замок на двери спальни — не убиться, какой сложный. Высунув язык от старания, я ковыряю его в глухой ночи, затаив дыхание и прислушиваясь к тишине с той стороны двери. Долго ковыряю… настырно, пока внутри что-то натужно не щелкает. Повернув ручку, едва не взвизгиваю от счастья — вот он, путь на волю! Никакого оружия на первом этаже я днем не заметила, да и не входит в мои планы бой тут затевать… Другая задача.
Сунув ноги в родные «бронебойные» ботиночки (оторвав шнур от занавесок, кое-как сварганила для них шнурки), я на цыпочках крадусь к входной двери. А она и вовсе не заперта — вот это самоуверенность! Автомобиль, на котором Вождь куда-то гонял вечером, в гараж не загнали, так и стоит на подъездной аллее. Что выбрать: быстрый рывок с риском привлечь собак, или сначала с ними разобраться и не спеша поковыряться в замке зажигания машины? Губу на то, что ключи остались в нем торчать, я не раскатываю.
Псы твари чуткие, и если люди ничего не услышали, то доберы на тихий хлопок входной двери принеслись тут же. Хорошо, что не пустобрешат, шелковые… Но угрожающий рык предупреждает не ступать с крыльца на землю. Три остромордые черные торпеды готовы атаковать меня, безоружную… порвут на ремешки… Не знаю, сработает ли этот трюк снова, как сработал однажды, когда Каро был далеко от меня, и на нашу стоянку набрела стайка оголодавших псов? Выбора у меня нет. Главное, не бояться. Ну, помогай Джа…
Чуть наклонив голову и встав к псам прямо лицом, я морщу нос, задирая верхнюю губу, и издаю низкий, угрожающий рык. Волчий рык. Эти интонации от нефиг делать долгими вечерами я училась повторять, и воспроизвести теперь могу безошибочно. Если перевести на язык человеческий — перед вами сильный. Я в своем праве. Я буду биться, убирайтесь, пока целы.
Псы опешивают. Скорее всего, они с таким просто не сталкивались, и вышколенная дрессурой программа дает сбой. Я тихо наступаю, продолжая волчью песню. Псы пятятся, огрызаясь уже не так уверенно. Так, черепашьим шагом, я добираюсь до машины. Темно, луны нет, и я надеюсь, что охрана у стен меня не заметит.
Тихо тяну ручку на себя… Не заперто! Да прям одно к одному — удача! Неторопливо сажусь за руль, закрываю дверь. Псы окружают машину, с сомнением нюхая мои следы. Господи, руки-то ходуном ходят, по спине пот в три ручья! Вот теперь и побояться можно всласть! Нет, все потом…
Ключей в замке нет, ну и плевать… плох бы был мой мехвод, не научи он меня на досуге угонять тачки всех мастей. Порывшись в бардачке, нахожу отвертку и — да! — курносый револьверчик с тремя патронами! Так, теперь дай бог памяти… чего с чем замыкать… ага… вот! Спасибо, солнышко! Мотор рявкает, заводясь. Педаль в пол, пока охрана не поняла, что это не их босс на ночной променад сорвался. Накинув ремень, разворачиваю тачку так, что колеса взвизгивают, и несусь к забору. Протаранить ворота своей тюрьмы — что может быть прекраснее?!
Страшный скрежет металла сопровождает фееричный вынос ворот. Ах-хах, рано радовалась — домишко стоит в поселке, обнесенном еще одной стеной. Дурни Вождя оживают, как-то вяло постреливая вслед тачке. Вдавив газ в пол до упора, проношусь по центральной улочке прямо к КПП, кучно обложенному мешками с песком. По узкой, в одну машину, полосе, врубаюсь в проезд и тараню еще одни ворота. Лениво разгуливавший перед ними охранничек едва отпрыгнуть успевает из-под погнутого уже кенгурятника. Вслед ударяет уже нешуточная автоматная очередь, но после бойни на гидростанции этой х***ей меня уже не испугать. Погоня будет, как пить дать… Отсалютовав ублюдкам самым праздничным факом, какой только есть у меня в арсенале, несусь в ночь, рассекая ее светом фар.
Мертвяки, незнакомая местность, воды и еды по нолям… фи, проходили уже!
Я СВОБОДНА!!!
Погоня падает на хвост довольно скоро, и черт бы побрал эту Флориду — дороги тут прямые как струна! Лечу вдоль какого-то пляжа, пару раз сбиваю ходячих… Песочек, пальмочки и темная глянцевая гладь океана странно диссонируют с привычными гнилыми рожами.
Как же оторваться? Дикая идея пронзает мозг… тачку я еще добуду. Резкий поворот на пляж с развязкой — то, что надо. Влетаю на внедорожнике в глухие заросли магнолий, врезаюсь мордой в пальму, но не сильно. Глушу мотор. На ходу отдираю от майки полосу, вгоняю прикуриватель до упора. Выбираюсь из тачки, открываю бензобак и опускаю туда оторванную от майки полоску ткани. Живо выгребаю отвертку, револьвер давно при мне. В багажнике сумка — хватаю не глядя. Потом разберемся, чего там… Подношу красную спиральку к пропитавшейся бензином тряпке — и ходу-ходу, сквозь кусты, в противоположную от пляжа сторону. Там, на открытом пространстве, в первую очередь искать будут, если не поверят, что машина сама ахнула.
За спиной так шарахает, как гранаты о водокачку не шарахали! Горячий воздух толкает в спину. Сейчас мертвяков там будет… Зарево уже лижет небо, окрашивая его в багровый. Мертвец выпадает навстречу как всегда, неожиданно. Нежная встреча глаза и отвертки, и я бегу дальше…
Останавливаюсь, только когда начинает колоть в боку, и во рту окончательно пересыхает. Заросли неожиданно заканчиваются, и почва под ногами начинает хлюпать. А вдруг болото? А в нем — аллигаторы?! Развернувшись, неторопливо топаю обратно, умышленно забирая на север, подальше от устроенного мною файер-шоу, чьи отблески еще видны. Выйду на пляж… а там решу, куда дальше.
Я сижу на берегу океана, на границе неторопливого прибоя, и теплые волны доползают до моих разутых ног и облизывают их, принося прохладу и облегчение. Пляж пуст, насколько хватает глаза во тьме. Если кто и был — утопал в сторону учиненного мною тарарама… Норадреналин выветривается из организма, накатывает апатия. Надо найти укромное местечко, выспаться и утром уже решать, куда двигаться дальше. Пить хочется — аж жуть… Добираться по мертвым дорогам до своих будет ой как непросто…
Открываю сумку, особо не надеясь увидеть там что-то полезное… и меня разбирает дурацкий, истеричный смех: пакеты. Белый порошок. Гребанная наркота. Серьезно? Миру конец, и в этом конченном мире наркота еще представляет для кого-то интерес? По мне так банка тушенки и бутылка газировки стали немыслимо большей ценностью, и были бы сейчас кстати.
На меня нападает веселье, и проколупав в пакете дырку отверткой, я рассыпаю кокаин (если это кокаин — в наркоте я не сильна) вокруг себя, пока песок не становится просто белоснежным, и падаю в это лежбище спиной, раскинув руки.
— Игры в кокаиновом снегу… Это тот самый праздник на моей улице, — хихикаю я. Нервные смешки перерастают во всхлипы, и впервые с атаки на наш дом, ранения Майка, похищения работорговцами у меня приключается настоящая истерика. Я не просто плачу, а рыдаю взахлеб по всему хорошему и безвозвратно ушедшему, оплакивая павших и еще одну себя, прежнюю, канувшую в Лету безвозвратно.
Слезы иссякают нескоро. А когда иссякают, на берегу остается только опустошенная человеческая оболочка. Поднявшись кое-как, плетусь к воде, плещу горсть в лицо, смывая слезы, и по привычке, выработавшейся жизнью у реки, отправляю пригоршню воды в рот. Тьфу! Да она аж горькая от соли!
— Дура… — бурчу я, цепляю ботинки и бреду к давно примеченному покосившемуся павильону с ободранными ветрами пальмовыми листьям на крыше. Пляжный бар…
— Мертвенькие есть? — произношу привычное приветствие. Тишина. Еще лучше… Бар, само собой, давно разграблен. Пробравшись за стойку, устраиваюсь там на ночь. И тут мне улыбается удача — рука натыкается на закатившуюся под стойку бутылку. Только б не крепкий алкоголь… или противный сладкий ликер… Но Джа и тут милостив — это белое вино, легкое и сухое. Протолкнув пробку внутрь отверткой, жадно выпиваю половину и быстро засыпаю, положив под голову пустую сумку. Волны плещут, убаюкивая…
*дикая кошка (исп.).
