Глава 29. Блу. Кругом виноватая
Тик-так… Час расплаты настал. Драпнуть не получилось… а куда драпнешь с яхты в открытом море? Не настолько я русалка, увы… А всю дорогу до нее Тьяго заботливо и крепко держал меня за руку. Да и нет у меня на очередной побег уже ни сил, ни желания. В конце концов, это нечестно по отношению к пирату, который со своей стороны выполнил все, что обещал. Даже с лихвой. Йен жив и свободен, остальные тоже… Аллигатор мертв. Подал его мне на блюдечке как десерт, хоть и рычал, что это только его добыча. Наверное, я чудовище… но ни капли сожаления или жалости к погибшим я не испытываю. Чувствую себя уставшей, разбитой и опустошенной. Так всегда бывает, когда вершина покорена, цель достигнута. А надо, вероятно, улыбаться и излучать сексуальность? Ти, всю дорогу кипевший веселой злостью и энергией, раздававший тычки и распоряжения, тоже как-то помрачнел. Цедит ром, развалившись в кресле в своей каюте, еще более роскошной, чем на «Святой Марте», сверлит меня непонятным каким-то взглядом.
— Ну что ж, детка, я свое слово сдержал. Твой ход, — наконец говорит он. — Вообще, я думал, ты попытаешься улизнуть… мисс Побег. Твой щенок так и целился мне в глотку. Придется ему потерпеть, подождать своей очереди.
— Йен мне просто друг, — огрызаюсь я.
— Ах, да… Гордого носителя бейджа «бойфренд» зовут Майки. Ему тоже придется подождать.
Похоже, сеньор Монтеро все еще в обидах. Чмок в лобик был так… эмоциональным порывом. Может, как раз сейчас и отыграется… по полной. За все.
— Умыться дашь? — спрашиваю я, отставив свой бокал.
— Конечно. От тебя коровником знаешь как наносит? Не хочу целых полчасика это нюхать, — ехидно отвечает он. — Я тоже в душ. Можешь воспользоваться моей ванной.
Тьяго выходит, хлопнув дверью. Я стаскиваю провонявшую дымом одежду и отправляюсь в роскошную ванную. Впрочем, мне сейчас не до антуражей. Встаю под душ. Включаю воду. Теплые струи смывают грязь и усталость прошедшего боя. Неужели мы это сделали? А ведь круто было, черт подери!
Моюсь не спеша, подсознательно оттягивая неизбежное. Настрой Ти мне не нравится. Похоже, сейчас я огребу унижения полной ложкой… Живое воображение — враг мой. Куда бы засунуть его вместе с гордостью и гонором на ближайшие полчаса?
Блин, а если он садист?
Что значит — если?! Он и есть садист! Вспомни тех, в клетке… и головы на кольях. Он же пообещал тебе развеселые полчасика? Изобьет, изнасилует, остатки отдаст бойцам. Под ложечкой тоскливо ноет. Это не страх, скорее — досада от неизбежно надвигающейся неприятности. Интересно, буду ли я когда-нибудь снова бояться, как все нормальные люди?
Но как ни тяни, а выходить надо. В полотенце завернуться? Да он уже всю меня разглядел… толку невинность блюсти, когда живот к подбородку, как говорится. Даже в зеркало не смотрю. Не хочу себя видеть.
Коротко вздохнув, как перед прыжком с вышки, выхожу. Тьяго еще нет. Эпиляцию он там делает, что ли? Стою как дура посреди каюты, смотрю на необъятную кровать. Чего делать-то? Лечь? Ноги раздвинуть? Развалиться на боку в позе одалиски, зазывно улыбаясь? Как ведут себя, когда занимаются сексом в качестве оплаты за услугу? Ну нет у меня такого опыта. Надеюсь, он скажет, чего хочет.
Тьяго появляется тихо. На нем только полотенце, обернутое вокруг узких бедер. На боку и плече свежий синячище, весь в ссадинах. На горле багровые отпечатки пальцев. Как Аллигатор ему шею не свернул… удивительно. А вот швы от той пепельницы, наверное, уже снять можно…
Он обходит меня, как новогоднюю елку, словно впервые видит. Приближается вплотную, так, что наши тела почти соприкасаются. Но не трогает, не целует. Просто смотрит сверху вниз: внимательно, изучающе. Словно хочет что-то разглядеть такое во мне… чего не разглядел за эти дни. Потом широким жестом показывает на кровать. Ложусь. Лежу, пялюсь в потолок. Ну, типа, приступай. В голове пусто. Мне даже не стыдно. Никак как-то.
Но Тьяго что-то не торопится топтать мои сады. И это с его-то темпераментом? Смотрит, склонив голову на бок. Садится рядом, касается моей щеки, не спеша ведет грубой ладонью по груди, животу, бедру, вниз по ноге. Мышцы невольно сжимаются, тело напрягается. Потом ладонь возвращается, задерживается на бедре, поглаживая. Я прикусываю губу. Он наклоняется и негромко спрашивает:
— Приготовилась высоко страдать? Гнусный подонок будет трахать хорошую девочку, ангелочка прям, а она будет стоически терпеть и на лбу у нее будет гореть табло: Майки, любимый, прости!
А вот это он зря… Раздражение всплескивает в груди, пока не сильно.
— Я обидел тебя? Обманул? Сделал тебе больно?
— Твои люди меня обстреляли через минуту после нашего знакомства! А еще ты обоссал мою ногу, — парирую я. — Но в остальном… ок, ты был почти милым. Признаю.
— Поэтому ты сжимаешься от моих прикосновений, словно по тебе Лотти ползает? Я так тебе противен?
— Господи… а тебе не все равно? Просто делай, что хочешь.
— Нет, б**ть, мне не все равно! Когда мне все равно — я иду к тетке Фло и беру любую смазливую шлюху!
— Со мной такое впервые, уж извини, я не профессионалка. По щелчку изображать страсть не умею. Скажи, чего хочешь… Что мне сделать?
Глаза испанца наливаются яростью, темнеют. Ноздри раздуваются. Широкая грудь ходуном ходит.
— Я похож на насильника? — ледяным тоном интересуется он.
Вот сейчас похож… немножко. Его пальцы почти впиваются в мое бедро. Наверное, лучше промолчать.
— Я, б**ть, похож на насильника, я тебя спрашиваю?! Изнасилование — удовольствие для мудаков вроде твоего Болтливого Зака! Я похож на мудака?
— Нет.
— Тогда одевайся и проваливай к себе! Не хочешь меня — и не надо! Нах*й мне такого не нужно! Как подойдем к берегу, Санчес тебя отвезет, куда скажешь. Ты мне ничего не должна.
Он падает в кресло, а я выбираюсь из кровати, совершенно ошарашенная, и начинаю одеваться. Почему-то при этом чувствуя себя последней дрянью.
Тьяго сверлит меня тяжелым взглядом, на скулах желваки ходят. Бросив шнуровать ботинки, подхожу к нему.
— Ты славный, Ти… правда. Несмотря на все твои заскоки. Спасибо тебе большое. Прости… за мою резкость. Просто… столько всего навалилось. Трудно быть милашкой, когда тебя то крадут, то продают… то покупают.
Я медлю секунду, потом провожу ладонью по жестким влажным волосам, по щеке с рубцом старого шрама.
— Оставь жалость для своего рабенка, — резко говорит он, отшатываясь. — Убирайся. Ты мне больше не интересна.
Чувствовать облегчение и досаду одновременно — слишком душераздирающий коктейль, чтобы быстро и легко заснуть. Я верчусь на узкой койке в своей маленькой каюте до самого рассвета. Господи, да не все ли равно, что думает обо мне Тьяго? Гораздо важнее, что можно не прятать глаза от Майка! На что Монтеро вообще рассчитывал? Что его сексуальная привлекательность в глазах «товара» вырастет прямо пропорционально количеству убитых им людей? Что я с визгом кинусь ему на шею? Блин… Что-то не помню, чтобы мы включали в контракт пункт «безудержная радость»… Не так «товар» себя предложил, видите ли… обиделась психопатинка. Стриптиз надо было станцевать для затравки? Ну так и сказал бы. Уж чего-чего, а языком молоть горазд. Ну и хрен с тобой… От отсутствия женского внимания этот тип точно не страдает. Вернется в Сент-Пи и утешится со своей белобрысой барменшей. Или с любой барышней тетки Фло. Он, в конце концов, не в припадке альтруизма убивал Аллигатора, а свои старые счеты с ним сводил. И добычи нагреб неслабо. И так не внакладе…
Честно говоря, проснувшись в гордом одиночестве, никем не побеспокоенная, я даже слегка удивлена. Зная Ти… Он вполне мог и передумать. Попадаться ему на глаза не слишком хочется, но до берега как-то добираться надо. Приведя себя в порядок, поднимаюсь на палубу. Судя по солнцу, уже далеко за полдень. Вот это поспала… Катера покойных рабовладельцев не видно, наверное, Тьяго благоразумно отослал добычу вперед, на свой остров. Ветер хороший, погода ясная, и судно идет под парусами, экономя топливо. Самого Монтеро тоже не видно. Может, с катером ушел, чтоб со мной больше не сталкиваться? В рубке за штурвалом — Санчес. Поздоровавшись, спрашиваю, как скоро мы подойдем к Сент-Питерсбергу.
— Через пару часов, сеньорита, — отвечает он, не сводя черных глаз с моря. — Всю ночь на движке шли, так что уже скоро будем на месте.
— Ти сказал, что ты отвезешь меня, куда я скажу.
— Сделаю, сеньорита.
— Спасибо.
Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но потом вспоминаю кое-что.
— Санчес… А название — оно так и останется?
— Это уж как босс решит.
— Да мне-то не жалко, только… не хочу, чтобы у него были проблемы. Меня наверняка ищут.
Мужчина молчит некоторое время, видимо, раздумывая, потом говорит:
— Самая большая проблема Ти — он сам.
— Да… характер у него не сахарок, — хмыкаю я, — но ты, кажется, здорово к нему привязан, хотя он все время на тебя орет.
— Поорет и остынет. Повздорили? Не переживайте, он отходчивый.
— Да я что… пусть его девушка переживает, — пожимаю я плечами и спешу свернуть разговор. Пора ставить точку во всей этой истории и отправляться домой. Вот только Йена повидаю и все.
Нос катера врезается в ослепительно белый песок уходящего в горизонт, узкого как серп, пляжа. Я подхватываю свою почти пустую сумку, ботинки и спрыгиваю с борта в воду. С опозданием вспоминаю про чертовых ежей, но на этот раз проносит. Нога совсем не беспокоит, вот и вылетело из головы…
— Спасибо, Санчес.
— Прощайте, сеньорита. Будьте осторожны — здесь хрипуны водятся.
Мотор рычит, увлекая судно обратно в море, и я остаюсь совсем одна на незнакомом мне острове. Надеюсь, Санчес не ошибся и высадил меня там где надо. Немного полюбовавшись возвышающимися на горизонте силуэтами необитаемых теперь высоток Сент-Пи и изящной линией моста, перекинутого через Тампа-бэй, я отряхиваю песок, обуваюсь и иду искать дом, о котором говорил Йен. Моя персона уже привлекла внимание парочки шатающихся поодаль хрипунов, и если начну палить — соберу их еще больше. Нож-то я Йену отдала… Лучше уносить ноги. Надеюсь, эти ублюдки тут давно без обеда и ползают как сонные мухи…
Нужная мне улица начинается сразу за пляжем, и я быстро нахожу тот двухэтажный коттедж, о котором он говорил. Здесь следы запустения такие же, как и повсеместно: трава вокруг домов вымахала в пояс, парочка столкнувшихся машин застыла посреди дороги, какое-то тряпье, мелочевка, полусгнившие бумаги валяются. Во многих домах стекла выбиты. Тот, который мне нужен, ничем не отличается от соседних. Я ставлю ногу на первую ступеньку крыльца, когда из-за угла вываливается полугнилое тело в ошметках бикини. Когда-то это было девчонкой. Вероятно, симпатичной. А теперь оно похоже на черт знает что и сильно хочет кушать. Ах, ты, зараза… Поднявшись еще на ступеньку, разворачиваюсь и пинком в грудь сбиваю ее с ног. This is Sparta, ага… А потом обрушиваю толстую подошву на лицо. Точнее, на его остатки — нос и губы давно отгнили, обнажив челюсти. Хруст костей, еще удар, еще, отдающийся во всем теле, отзывающийся хлюпаньем под ботинком. Мерзость…
Тварь затихает, когда голова превращается в раздавленное яйцо. Вонища — просто ужас… Я хватаю ее за щиколотку и тащу за угол, туда, откуда ее принесло. Оставлять возле дома свежеликвидированный труп — разбрасывать нежелательные маяки для других выживших, которые редко теперь страдают дружелюбием.
Вытерев ботинки травой, возвращаюсь на крыльцо. Ключ слева от входа, в вазоне с каким-то успешно процветающим растением. «О, Флорида!» — то бишь, цветущая, воскликнул, увидев эту землю… А кто воскликнул-то? Колумб или Понсе де Леон? Вот это прореха в образовании… Надо хоть у аборигенов поинтересоваться. Взведя курок, осторожно толкаю дверь. Прислушиваюсь.
— Живые есть? — спрашиваю негромко. В ответ — тишина. По привычке обшариваю каждый уголок в доме, заглядывая во все шкафы, чуланы и под кровати. Никого. Немного чистой одежды, кое-какие продукты и вода на кухне свидетельствуют о том, что и здесь Йена ждут… шалопая такого. Интересно, кто? Семья? Друзья? Девушка? Ладно… неважно. Главное, дождаться его. Наметив пути отхода, запираю дверь на ключ. Все. Кресло и книга мне в помощь. Больше занять себя нечем. Ну, разве что душее***вом, от которого сама же и отговаривала Тьяго. Как ни странно, мне его даже слегка не хватает. Пирата, конечно, а не душее***ва.
Солнце уже сползает к горизонту, когда в дверь моего одинокого убежища кто-то тихо, но настойчиво стучит. Йен? Или тот, кто оставил здесь продукты и одежду? Если б чужаки выследили — вломились бы сразу, зачем столько ждать?
— Кто?
— Свои, — с некоторым сомнением произносит девичий голос. Не признали, ага…
— Открывай быстрей, тут хрипуны, — резко прибавляет мужской. Нет, это не Йен. Я поворачиваю ключ и делаю шаг назад, наставив револьвер на вход. Дверь открывается. Два дружелюбно нацеленных на меня ствола, два фейса над ними: девчонка лет шестнадцати-восемнадцати, худенькая, с большими карими глазищами, и бритый наголо парень с такой зверски растатуированной рожей, что, попадись он мне на темной улочке — приняла бы за зомбака.
— Ты кто такая? — с наездом интересуется девчонка.
— Подруга Йена.
— А сам он где?
— Его еще нет. Может, войдете и поговорим спокойно?
Парочка перемещается за порог, не опуская пушек, прикрывает за собой дверь.
— Где Йен? — спрашивает парень, сверля меня взглядом из татуированных глазниц.
— Надеюсь, что на пути в Сент-Пи. Вы его друзья?
— Можно и так сказать, — цедит он. — Рика, держи ее на мушке, я дом осмотрю.
Я отступаю к стене, чтобы за спиной не было места для маневра. Парень скоро возвращается. Девчонка целится в меня, сведя красивые густые брови.
— Чисто. Ну, давай, подружка, выкладывай, как здесь оказалась.
— Йен назвал мне этот адрес. Мы должны здесь встретиться.
— Где назвал? Когда?
Мать их за ногу, что за конспирация? Разве не пойманный хозяином раб не получает свободу, добравшись до любого поста Легиона?
— Сегодня ночью, на плантации в Луизиане. Мы оттуда бежали. Потом вынуждены были разделиться.
Не нравятся мне эти допросы и всю правду вываливать этим ребяткам я не собираюсь.
— Врешь! — восклицает девчонка, скользнув взглядом по моим плечам. — У тебя клейма нет, ты не рабыня! Она лжет! — поворачивает голову к парню.
— Если я скажу, что мне его не поставили по некоторым причинам, вы же все равно не поверите? Давайте так, я сейчас убираю пушку. Вы убираете свои. Мы садимся и спокойно ждем Йена. Он придет и все объяснит.
— Давай, — соглашается татуированный. — Только свою пушку ты отдашь мне.
— Нет. Не пойдет, — качаю я головой. — В конце концов, вас двое, и я тоже понятия не имею, кто вы такие.
— Ладно, — подумав, соглашается он. Я возвращаюсь в свое кресло и делаю вид, что читаю, приглядывая краем глаза за странной парочкой, которая шепчется на диване. Интересно, подозрительная барышня — герлфрэнд Йена? По возрасту подходит. Теперь молись, Блу, детка, чтобы этого самозваного потенциального отца твоих будущих детей не поймали, не съели и вообще… Поход на кухню за водичкой и в туалет превращается в откровенное конвоирование. Если Йен не доберется до острова в ближайшее время, эти двое тебя наизнанку вывернут. Ну, или тебе придется их убить. Так себе альтернатива.
Мы сидим в дурацком молчании до самой темноты, мои церберы изредка перешептываются, и на этом все. Занавесив окна, девчонка зажигает свечу. Ее света для чтения недостаточно. Тоска становится невыносимой. Поэтому долгожданный стук в дверь звучит, как сигнал спасения.
— Сам открою, — бросает парень. Судя по приглушенным восклицаниям радости, это тот, кого мы ждем. Йен быстрым шагом заходит в гостиную.
— Привет, Рика, — кивает он бдящей за мной девице и расплывается в счастливой улыбке, увидев меня: — Принцесса!
Я тоже улыбаюсь, поднимаясь из кресла навстречу гибкому, вызолоченному флоридским солнцем пареньку. Жив. Свободен. Дурачок… Крепко обняв друг друга, стоим так добрую минуту, молча. Последняя тянущая тяжесть уходит из сердца. Вот теперь все в порядке. Вот теперь я могу поехать домой.
Да, и при своих девушках, едва им кивнув, с посторонними так не обнимаются. Даже из чувства большой благодарности. Мелочь, а почему-то приятно.
— Все хорошо? — тихо спрашивает он. — Тьяго?
— Закрыли тему. Еще раз произнесешь его имя, и я продам тебя обратно на плантации. Нормально добрался? Погони не было?
— Нет, все гладко прошло… Поместье Джима далеко, пока они узнали о нападении, пока добрались — нас уже и след простыл. Часть людей ушла с…
— Йен, а ты не хочешь познакомить нас с августейшей особой? — ядовито интересуется девчонка. Парень спохватывается, отлипает от меня.
— Конечно! Я думал, вы познакомились. Ребята, это Блу, Блу — это Рика и Дакс.
— Зови меня Злым, — бросает татуированный, пристально за нами наблюдая.
— Мы не ожидали встретить тут друг друга и немножко помахали пушками, — объясняю я.
— Извини-и-и, я забыл предупредить, времени совсем не было…
— И кто она такая? — требовательно продолжает Рика, словно меня в комнате нет вовсе. — Говорит, вы вместе бежали. Но на ней нет клейма.
— Блу очень хороший человек. Она спасла кучу народу.
— Меня не заклеймили, потому что я прикрылась именем Черного Джека. Меня везли ему под заказ, я бежала. Поймали и перепродали Аллигатору, — поясняю я.
— Складно звучит, — хмыкает Дакс, — слышал что-то такое краем уха.
— Ты сделал то, что должен был? — наседает девчонка. Привыкла командовать… А Йен не похоже, чтоб привык подчиняться. Но он как-то вдруг тушуется и произносит смущенно:
— Ну… косвенно. Плантации больше нет. Рабы свободны.
— Как? — подается вперед татуированный. У него аж глаза округляются.
Да что происходит? Вся эта конспирация, странные разговорчики. Что-то все как-то мутно, для простой операции по освобождению одного шалопая.
— Этой ночью Монтеро перебил всю охрану и распустил рабов. Его Блу привела.
— Ти велел не трепаться, — напоминаю я, — ему тоже неприятности не нужны.
— Ребята никому не скажут.
— Она связалась с психом?! — вскидывается девчонка. — И ты притащил ее сюда?! Йен! Немедленно выкладывай все, как было!
— Вот когда Бен придет, тогда все и расскажу, — отрезает вдруг мой маленький приятель. — Хватит на меня орать.
Он опускается на диван, и, разглядев, как разукрашено его лицо, напористая Рика вдруг осекается.
— Кто такой Бен? — спрашиваю я.
— Один… очень хороший человек.
— Я не с выдающимися гражданами Сент-Пи сюда знакомиться приехала, вообще-то. Меня дома ждут, — говорю с упреком.
— Я знаю, Блу… — Йен ловит меня за руку. — Я просто устал как собака. Переночуем, и завтра я отвезу тебя до залива Апалачи. И дальше провожу, до самого дома. Идет?
Успокоившаяся было Рика картинно закатывает глаза.
— Идет, — соглашаюсь я. Сама-то дрыхла до обеда… а парень вторые сутки без сна. Избитый.
— Давай, покажи-ка спину, — велю я ему. — Аптечка есть?
— Есть, — говорит Рика и лезет в свой рюкзак. Йен стаскивает замызганную рубаху (где только добыл ее…), поворачивается, и я ахаю — спина с беззащитно выступающей цепочкой позвонков исполосована от шеи до самых ягодиц. Одни сплошные рубцы в кровавых корках. Прикоснуться страшно. И все — из-за меня. Ради меня.
— Е* твою мать, — роняет Дакс. — За что?
— За дело, — хмыкает Йен. Боже мой, как он не умер от отека легких? Уму непостижимо.
— Я в океане искупался для дезинфекции, — сообщает он. Представляю, каково это было… У меня щиплет в носу, пока я осторожно обрабатываю все это безобразие. Он вздрагивает от боли, прикусив большой палец, но помалкивает. Мужика из себя корчит.
— Тебе надо поспать, — говорю я, закончив. — Есть хочешь?
— Хочу, очень, — улыбается, таращит на меня усталые оленьи глазищи. Кто ж ты такой, а? И что на самом деле делал на плантации?
— Я подежурю, — Дакс поднимается и уходит наверх, там мансарда с балконом, удобно для наблюдения. Мы с Рикой молчком собираем нехитрый ужин. Йен успевает заснуть, вытянувшись на животе на диване, и мне приходится разбудить его, чтобы он поел. Пока он уплетает копченую рыбу, галеты и фрукты, бросая на меня счастливые взгляды, кто-то снова стучит в дверь. Рика впускает очередного визитера с радостным возгласом. Тот самый Бен, похоже. Мужчине лет сорок-сорок пять, он коренаст и крепко сложен, у него загорелое, обветренное лицо и короткая рыжеватая борода. Когда он окидывает меня пристальным взглядом, я замечаю, что глаза у него такие же пронзительно-голубые, как у Керри. Он крепко обнимает Йена, и тот шипит от боли, не сдержавшись.
— Ранен? — с тревогой спрашивает мужчина.
— Выпорот… — ворчит Рика. — Места живого на спине нет.
— Покажи, — требует мужчина.
— Да нормально все, — отбивается Йен, — девчонки обработали, жить буду.
— Мы уже волноваться начали, — говорит тот, по отечески потрепав парня по голове. — Ты ешь, ешь. За одного битого двух небитых дают.
— Бен, познакомься, это Блу.
Я пожимаю протянутую ладонь — крепкую, мозолистую. Рукопожатие сильное и открытое. Так здороваются хорошие, уверенные в себе люди, которым нечего скрывать. Но мне кажется, у собравшихся здесь есть как минимум один крупный общий скелетик в шкафу.
— Вместе бежали с плантации? — спрашивает мужчина.
— Да. Но не совсем, — говорю я.
— Я сейчас все объясню, — вздыхает Йен, и, потупив глазки, занавесившись девчоночьими ресницами, выкладывает всю правду-матку про наши с ним похождения и разгром плантации. Не подозревала в этом веселом и пробивном парне этакой застенчивости. Мне остается только дополнять рассказ некоторыми деталями. Лицо Рики вытягивается от возмущения, Бен слушает внимательно и бесстрастно, по татуированной морде Злого при таком освещении вообще ничего не разберешь. Кажется, вечер перестает быть томным.
— Ты рискнул всем ради одного человека?! — восклицает девчонка. — А если бы тебя забили насмерть?! А если бы вас обоих поймали?
— Ну не забили же, — огрызается мой спаситель. — И не поймали… Вы бы все равно меня выкупили, так ведь и договаривались.
— Представляю, сколько бы загнули за беглого. Если б вообще стали бы продавать, — фыркает Дакс, с насмешкой переводя взгляд с меня на своего друга и обратно.
— Я так и знала! — негодует Рика.
— Я не мог поступить иначе! Блу могли искалечить, убить!
— Она все равно поперлась к пиратам!
— Меня начинает раздражать твоя привычка говорить обо мне так, словно я предмет мебели, девочка, — негромко, но зло говорю я. — Не знаю, кто вы, ребята, и что вы там затевали. И знать особо не хочу. Как и отчитываться, у кого и почему я просила и получила помощь. Знакомиться с вами я тоже желанием не горю, а уж тем более становиться центром непонятной мне свары. Пожалуй, я пойду, заночую где-нибудь в другом месте. Всего хорошего.
Я поднимаюсь, Йен следом, вцепляется в меня клещом, апеллируя к старшему в этой странной компании.
— Рика, — с нажимом произносит Бен, и вспыхнувшая как помидор девчонка прикусывает язык. — Плантация ликвидирована, Йен жив — это самое главное. Его решение мы обсудим позже. Мисс Блу, вы останетесь в Сент-Пи или планируете вернуться домой? Вам вообще есть, куда возвращаться?
— Есть, — говорю я, изо всех сил надеясь, что это так, и никакие больше катаклизмы не сотрясли наш маленький дом у реки за время моего отсутствия. — Местным гостеприимством я сыта по горло.
— Понимаю, — кивает он.
— Я ее провожу, — встревает Йен, под шумок все еще держащий меня за руку, — завтра.
— Я сам вас отвезу, — обещает мужчина. — Спасибо вам за то, что сделали, мисс Блу.
Я пожимаю плечами:
— Благодарите Ти. И, ради бога, не трепите об этом.
Бен кивает еще раз и говорит, что ему надо перекинуться с Йеном парой слов с глазу на глаз.
— Не уходи-и-и, — канючит тот, разрываясь между мной и своим старшим товарищем. — Не уйдешь?
— Нет. Успокойся. Топай давай… тебя ждут.
Они уходят на кухню, прикрывают за собой двери и долго разговаривают там. Так долго, что я решаю отправиться спать. Утро вечера мудренее… якобы.
Повернув хлипкую задвижку на двери одной из спален на втором этаже, я кладу под подушку найденный на кухне нож и устраиваюсь на чужой кровати прямо в одежде. Месячник вызывающей наготы окончен… Завтра домой. Домой. Даже не верится. Там, на болотах, были такие минуты, когда я думала, что этого уже никогда не случится.
