Глава 30. Лорита. Прощай, оружие
Пожалуй, свою готовность к воинской службе я все-таки переоценивала. Изрядно. Вот и как не вспомнить тут миссис Диксон с ее пророческими словами насчет бравой маршировки строем даже к отхожему месту… Двух дней в рядах Легиона на испытательном сроке мне с лихвой хватает, чтобы удостовериться: в лагере Керри создал нам просто-таки тепличные условия, а не истинную военную дисциплину во всей ее тоскливо-камуфляжной красе. Конечно, человек может приспособиться ко всему, и этот чертов зомби-апокалипсис — яркое тому подтверждение. Все, кто не вымер, неплохо адаптировались — некоторые даже слишком. Однако мысль о том, что поиски Блу затянутся не на одну неделю, и все эти дни мне предстоит проводить в бесконечной муштре и шинковке зомбаков за стенами городка, не внушает ни малейшего энтузиазма.
А вот Майк, хоть и явился устраиваться на службу с миной осужденного, восходящего на эшафот, выглядит сейчас куда бодрее, нежели на той неделе. Может, воспрял духом от надежды выяснить что-то о судьбе Блу по официальным каналам, а может, работа просто позволила ему хоть немного отвлечься. Керри же, как и всегда, сдержан, рассудителен и немногословен. Хочется ли мне, чтобы в наших ровных дружеских отношениях хоть что-то наконец изменилось? Честно говоря, я и сама в этом не уверена. Потому как слишком уже привыкла держать все свои эмоции в узде, так оно спокойнее. А необъяснимое влечение к нашему командиру — явная брешь в обороне. Слабость, сейчас почти непозволительная. Не время, не место… Впрочем, так оно и будет всегда, при нынешней-то жизни. А поскольку сам лейтенант не делает ни малейших попыток сократить дистанцию между нами, я и подавно ничего не предпринимаю. Да и потом… вдруг он действительно все-таки влюблен в Блу, о чем, понятное дело, сказать из-за Майка никогда не мог? А даже если и не влюблен… ничего по большому счету это не меняет. Все равно вряд ли кто из нас рискнет нарушить этот нейтралитет, и у каждого свои на то причины.
Из задумчивости меня выводит голосок Элис, и я с запозданием осознаю, что уже минут десять как сижу за ужином, перед нетронутой тарелкой с остывшей рыбой, и отстраненно таращусь в никуда.
— Интересно ли в Легионе? — машинально переспрашиваю я. Нет, правдивый и искренний ответ тут определенно не катит. И дело даже не в том, что незачем пополнять лексикон ребенка теми словами, которые так и вертятся у меня на языке при вопросе о службе. Ведь стоит лишь заикнуться, что Легион мне не по душе, как Керри напомнит о своей рекомендации поискать работу в городе. Но какая-то дурацкая гордость не позволяет мне признать свое заблуждение, и я спешу изобразить если и не восторг, то хотя бы тень удовлетворения от своего нового занятия:
— Ну, пока меня отправили в отряд зачистки, расправляемся с беспокойничками, ничего сложного, сплошная физкультура на свежем воздухе. А там, может, и переведут куда… с повышением. Я ведь действительно хорошо стреляю.
Вивьен смотрит на меня как-то слишком уж внимательно и понимающе, но ничего не говорит. Майк, судя по всему, думает о чем-то своем, поэтому в разговор вообще не вступает, а вот лейтенант считает своим долгом еще раз уточнить, уверена ли я в своем выборе. Вновь с фальшивым энтузиазмом подтверждаю, что да, уверена, Легион — мое, мать его, призвание. Пропади он пропадом…
Новое утро ничем особенным от предыдущих не отличается. Меня нещадно гоняют вместе с прочими новичками перед очередным рейдом против мертвяков. Ни Майка, ни Керри, разумеется, в этом отряде нет: военные с боевым опытом в Легионе ценятся куда как выше выживальщиков с подготовкой постапокалиптического разлива. В былые времена я и настоящего оружия отродясь в руках не держала, так, в пейнтбол лишь несколько раз играть доводилось.
Почти всему, что я сейчас знаю и умею, меня обучили в первом лагере, который возглавлял отставной майор Димирест. Группа подобралась разномастная, но были среди нас и военные, которые сумели неплохо поднатаскать остальных. Да вот только никому эти ценные умения, как показала практика, в настоящем бою не пригодились… Во всяком случае, они не помогли ни отстоять лагерь, ни спастись немногим уцелевшим. Так что определенный резон в том, что здесь всех сунувшихся в Легион штатских подвергают самому строгому отбору, все же есть. Иметь опыт борьбы против зомби — совсем не то же самое, что располагать навыками сражения с живым противником, и никто не обязан верить мне или моим спутникам на слово. Кому потом нужен запаниковавший в самый ответственный момент боец?
Я еще, быть может, смирилась бы с чертовой муштрой, однако попытки моих новых сослуживцев втянуть меня в пустые разговоры раздражают еще больше. Должно быть, я отвыкла от людей… Да еще и в таком количестве. Сколько же, оказывается, от них шума… Вот и сейчас — стоит только нашему сержанту и властелину объявить перекур после занятий по рукопашной, как ко мне подсаживается белобрысый то ли Стен, то ли Свен и скалит зубы:
— Эй, Ариас, а тебе прежде людей убивать доводилось? Не зомбаков, живых?
— Доводилось, — почти равнодушно отвечаю я. Это давно уже не тот вопрос, который мог бы привести меня в замешательство или смущение.
— А скольких? — оживляется докучливый блондин.
— После пятого бросила считать.
— А что так? — не унимается Свен… или все же Стен?
— Никогда не питала склонности к математике, — обманчиво мягко говорю я, не позволяя ни одному мускулу на лице дрогнуть. Не твое собачье дело, щенок… Откуда тебе знать, чего мне стоило остаться в живых. Стрелявший в Стефена и добивший наших раненых товарищей выродок, называвший себя стариной Роном, стал первым в моем списке. А потом… похотливая мразь, с которой судьба столкнула меня в магазинчике в богом забытом городишке. Щекастый, точно хомяк, бандит — его мне удалось подстрелить под шумок, когда окружили лагерь моих случайных попутчиц. Старый знакомец Рюкзак и мой безобразный соотечественничек с соответствующей кликухой Черт. Тогда еще имело смысл вести какой-то счет. Бой за гидростанцию вмиг обезличил врагов и, честно признаться, ни во время сражения, ни после я ни разу даже и не задумалась над тем, скольким именно противникам выписала путевку в преисподнюю. Только все это никого не касается, а не в меру любопытного Стена-Свена — в особенности.
— Может, вечерком заглянем в бар, посидим? — не отстает белобрысый.
— Послушай-ка меня, Стен…
— Свен, — не без обиды в голосе поправляет тот.
— Да мне без разницы. Ты, главное, усвой раз и навсегда — я провела вне этих надежных стен два с лишним года. И выработанные за это время рефлексы безраздельно доминируют над всякими там мелкими моральными ограничениями на членовредительство. Так что постфактум претензии не принимаются.
— Нервная ты какая-то, — досадливо пожимает плечами блондин.
— Мои нервы крепче стали, потому что нервная дрожь мешает прицеливаться. Но имей в виду — про членовредительство я не шутила. И это была отнюдь не фигура речи, — усмехаюсь я, открывая бутылку с водой и отворачиваясь от Свена. Покойный Черт подтвердил бы мои слова. На все сто.
Наш цербер сидит чуть поодаль и, оживленно жестикулируя, что-то обсуждает с другим сержантом. До меня долетают лишь обрывки их разговора, но суть его и так ясна — со вчерашнего дня все только и говорят, что о разгроме одной из плантаций в Лу. В связи с этим усилены морские патрули, однако наш отряд даже такое крупное в масштабах этого мини-государства ЧП не затрагивает. Мертвяки, которых нам надлежит истреблять, к восстаниям и бунтам не чувствительны и являются к стенам города стабильно и однообразно изо дня в день, поэтому наши инструкторы не нисходят до того, чтобы делиться новостью с рядовыми. Мне приходится довольствоваться крупицами информации. Возможно, Керри и Майку удастся выведать больше, все-таки они вращаются в иных кругах Легиона.
Окрик начальства разгоняет всех по местам.
— Пошевеливаемся, работенки сегодня навалом, у хрипунов нынче тусовка, — орет сержант Ричмонд. — Живее, живее, разбираем свои кольчуги, выкидыши всадников апокалипсиса!
Под кольчугами Ричмонд подразумевает всего лишь плотные куртки и штаны, с которыми не в состоянии справиться зубы зомбарей. Все бы ничего, но жара стоит такая, что после часика этой самой «работенки» выбиваешься из сил и пребываешь на грани теплового удара. Или обморока от насыщающего горячий воздух амбре, которое соперничает с вонью от зомбаков. Но правила для всех едины, и собратья по оружию меня уже просветили: те, кто артачится, зарабатывают лишь дополнительный час занятий… в тех самых прикидах, против которых они пытались взбрыкнуть.
Ричмонд выкрикивает последние распоряжения перед выходом за стены, почти все слушают его с кислыми минами, то и дело утирая мокрые от пота физиономии. Я тоскливо смотрю в его багровое лицо с маленькими прищуренными глазками, над которыми топорщатся рыжеватые кустики бровей, и мне приходит в голову, что он чертовски похож на тетушку Габриэллу. Та точь-в-точь так же раздувала щеки, когда с упоением занималась моей дрессурой. И вот стоило бежать в Штаты, а потом выживать два года во всем этом бардаке, чтобы теперь добровольно вручить свою судьбу в веснушчатые лапы ее кармического близнеца мужеского полу?
К моему удивлению, мертвяков сегодня и впрямь на порядок больше обычного. Ну и откуда вас столько принесло, черти тухлоголовые? Ладно, сколько бы их ни было — все наши… Поудобнее перехватив копье, пробиваю череп сунувшемуся ко мне плешивому зомбаку с гнилой впадиной вместо носа. Движения за многие месяцы отработаны до автоматизма, правда, непривычно, что приходится работать в команде и отвечать не только за собственные шаги, но и за их слаженность с действиями остальных. Когда удар кого-то из новичков не достигает цели, и мертвяк с целехоньким мозгом и снесенным напрочь ухом наваливается на меня, обдавая смрадом, я успеваю лишь подставить ему руку, одновременно отпинывая ботинком «своего» мертвяка. Челюсти смыкаются на кожаном рукаве, копьем на такой сверхближней дистанции действовать неловко, и мне приходится выдернуть свободной рукой из-за пояса нож. С неприятным похрустыванием лезвие входит в темный провал на месте уха, и хватка слабеет. Резко рванувшись, высвобождаюсь из зубастого плена и добиваю уже проворно уцепившегося за мою ногу первого зомби. Чьи-то когтистые пальцы неприятно шкрябают по спине, и я, вспомнив уроки Кэтрин, пригибаюсь и рывком перебрасываю через себя оказавшееся довольно-таки грузным тело. Мертвяк приземляется на диво удачно — в аккурат черепушкой об камень, но мне даже порадоваться некогда — беспокойнички наседают, и вокруг только и слышны хрупающе-хлюпающие звуки, сопровождающие расправу над ними.
За последующие четверть часа невесть откуда нахлынувшая волна мертвечины слабеет и угасает, однако именно в этот момент меня посещает нехорошее предчувствие, и я напрягаюсь. Грядет что-то еще, помимо нашествия этих тупых тварей. Сейчас даже странно вспоминать, как боялась я их когда-то — до содрогания, до похолодевших пальцев, чуть ли не до рвотных судорог. Тогда я еще находила время задуматься, кем они были при жизни, и от этого их теперешнее существование казалось еще более жестокой и гнусной насмешкой над всеми законами природы. Но наутро после смерти Стефена я впервые взглянула на зомби другими глазами — всего лишь как на докучливых малоприятных паршивцев навроде москитов. Их можно было обмануть, перехитрить, провести, и даже среди их полчищ мы все так или иначе сумели уцелеть. А потом пришли другие выжившие и без тени жалости перебили всех ради нескольких машин, канистр с топливом да немудреных припасов…
Мои товарищи несколько расслабленно приканчивают немногочисленных мертвяков, еще продолжающих ковылять со стороны трассы, Ричмонд рычит, что если зомби откусят нос какому-нибудь охламону, не потрудившемуся вынуть глаза из задницы и приглядывать за окрестностями, то он собственноручно засунет этот орган идиоту в то самое место… куда и флоридское солнце не заглядывает. Но даже притом, что я непрерывно кручу головой, выискивая малейшие подозрительности, молниеносный прыжок твари застает врасплох и меня. Сшибив с ног ближайшего к нему легионера, «живчик» неожиданно не делает попытки затеять фуршет не сходя с места, что вообще-то присуще каждому уважающему себя зомбаку, а норовит уволочь добычу. Копье у парня улетело куда-то в траву еще при наскоке зомбаря, вытащить нож или огнестрел жертве нападения никак не удается, хотя легионер отчаянно извивается в цепких лапах. Но хватка у «живчиков» железная, это вам не медлительный вяловатый зомби, сто лет не дорывавшийся до жратвы. Заметив пистолет у меня в руке, Ричмонд что-то протестующе орет и летит следом за удирающей гадиной. Остальные медлят — полагаю, если кто вдруг по счастливой случайности и незнаком с повадками и талантами шустряка, то все равно отнюдь не рвется получить исчерпывающую информацию из первых рук.
Не обращая внимания на Ричмонда, ловлю передвигающуюся рваными зигзагами фигуру на мушку, толком прицелиться никак не удается, слишком уж прыткая эта скотина. Впрочем, с винтовкой да с хорошей позиции я бы, вероятно, без особых сложностей достала ее, но мои снайперские способности на настоящий момент оказались не востребованы, и винтовка мирно покоится дома. Но даже если я и попаду в сцапанного «живчиком» легионера, чего наверняка и опасается Ричмонд, для того это будет благом по сравнению с перспективой сжирания живьем. Я плавно жму на спуск, и зомби, дернувшись, катится по склону, так и не выпустив своего пленника.
— Я же велел не стрелять! — надрывается сержант, устремляясь за ними. — Ариас, какого хрена!
Я не опускаю пистолета до тех пор, пока не убеждаюсь — наш проворный беспокойничек не норовит продолжить вояж.
— Радич ранен! — гаркает Ричмонд, вытягивая обмякшего парня из-под придавившей его твари. — Йохансон, бегом на пост, свяжись с больницей, живо!
Свен уносится к воротам, а меня ноги сами несут к истекающему кровью легионеру. Все-таки какой-никакой, но я медик, и первую помощь оказать могу. Тем более, что это я его и подстрелила. Одним махом двухпобивахом, черт меня дери…
— Мизерикорд* уже тащишь? — зло язвит Ричмонд, на мгновение поднимая на меня глаза. Его руки тем временем продолжают торопливо расстегивать запятнанную кровью куртку пострадавшего.
— Горький сарказм и три наряда вне очереди оставим на потом, — огрызаюсь я, вытряхивая из своих карманов перевязочный пакет, бинты, антисептик, заодно сыплется и всякая мелочевка, но я едва обращаю на это внимание. — Машину подгоните сюда! — прикрикиваю я на окруживших нас сослуживцев. Ричмонд, встрепенувшись, начинает орать уже на них, отсылая одних за автомобилем, других — наблюдать за местностью. Видимо, расправу надо мной он благоразумно решает отложить до более удачного времени.
Я быстро осматриваю рану. Входное отверстие со стороны спины небольшое и вполне себе аккуратное, а вот на выходе, в районе ключицы — безобразного вида рваная дыра, к которой прилипли ошметки одежды. Проклятье! Снайперша фигова! А если пуля и легкое задела? В спешке изучаю дело рук своих. Ключица повреждена, даже визуально заметно, да и рука висит, как плеть. Кровотечение довольно сильное — кажется, пуля задела какой-то крупный сосуд, но куда больше я боюсь появления алой пенящейся крови, сопровождающей проникающее ранение легкого. Отлично ты начала карьеру в Легионе и продемонстрировала свои блестящие навыки стрельбы, Лори. Просто супер. То ли Радич в момент выстрела очередной раз рванулся из захвата твари, то ли… Да только какая теперь разница? В любом случае надо обработать рану, остановить кровь и везти парня в больницу. Слава богу, тут есть больница. Эксперимент с Майком повторять не придется.
Судорожно припоминаю все, чему меня когда-то учила в лагере Кристи и что я сама впоследствии вычитала в медицинских справочниках. Обработав края раны, оглядываюсь на ворчание мотора — ребята подогнали машину.
— Можно переносить? — волнуется подоспевший обратно Свен. Теперь он смотрит на меня как-то опасливо. Похоже, что приглашение посидеть вечерком в баре аннулируется. Впрочем, в ближайшее время я, наверно, буду сидеть на местной гауптвахте. А тут, кстати говоря, есть гауптвахта? Или Ричмонд мне военно-полевой суд вообще организует? Неподчинение приказу, нанесение тяжких телесных собрату по оружию… Не о том думаешь, Ло, не о том. Сейчас единственная твоя забота — жертва твоих же снайперских талантов.
— Фиксирующую повязку накладываем и переносим, — отрывисто говорю я. — Мне нужен помощник.
— Говори живее, что делать надо? — шипит мрачный как туча Ричмонд. Я объясняю, попутно сама восстанавливая в памяти правила наложения восьмиобразной повязки. Шепча себе под нос последовательность намотки, заталкиваю все запасы ваты под мышки парню — эта мера не даст стягивающим бинтам затруднять отток венозной крови. С помощью Ричмонда и пары испанских ругательств я, как мне кажется, не так уж плохо справляюсь с задачей. Затем ребята поднимают все еще пребывающего без сознания легионера и устраивают в салоне машины.
— Ариас, поедешь с ним в больницу, — сухо роняет Ричмонд. — Йохансон, Уоррен, вы тоже. Доставите на место — и обратно. А ты, Ариас, останешься… пока хирург не оценит результатов твоей бесподобной стрельбы. Потом вернешься и доложишь мне лично. Приказ ясен?
— Вполне, — хмуро отвечаю я, но, увидев выражение лица сержанта, поспешно поправляюсь: — Так точно, ясен!
Провались он, этот милый сердцу вояк казарменный лексикончик. До больницы добираться всего ничего, но за это время я раз двадцать проверяю у парня пульс и дыхание, продолжая ругать себя последними словами. Действительно ли я выбрала оптимальное решение? Возможно, Ричмонд бы успел и справился с «живчиком» и без огнестрела? Да какое там, о чем я… На моей памяти ни разу такого чуда не случалось. Хорошо, что шустряков относительно мало, особенно, сейчас. В первые дни эпидемии они попадались куда как чаще. Теперь так разожраться редко какой гадине удается. Только, похоже, они начали умнеть. Не захотел же вон на месте добычу схомячить, заныкать решил и в одиночестве потрапезничать. А еще тут водится та лысая дрянь, что проскочила тогда перед самым носом броневика… Спасибо, что не она сегодня собственной персоной в гости зарулила.
В больнице предупреждены, и в приемном покое навстречу нам уже спешит врач — стройная брюнетка в нежно-голубом хирургическом костюме. На ходу она заправляет под шапочку иссиня-черные локоны, и когда убирает длинную прядь, закрывающую практически всю правую половину лица, обнажаются пересекающие щеку шрамы. Если бы не они, женщина могла бы считаться классической красавицей — у нее точеные черты, гладкая кожа и огромные черные глазищи. А вот голос — резкий и командный, прямо один в один, как у того же Ричмонда. Радича увозят на рентген, а затем, должно быть, в операционную, мои спутники как-то очень быстро и тихо испаряются, и я остаюсь в приемном одна, если не считать дежурной медсестры, заполняющей за стойкой какие-то бланки.
Мне нестерпимо жарко в треклятой куртке, которая, ко всему прочему, еще и зомбями изрядно попахивает, но под ней — мокрая насквозь футболка. И она тоже вряд ли благоухает свежим бризом. Больше всего мне сейчас хочется принять душ и переодеться во что-нибудь чистое, тем более, что я все-таки в больнице. Настоящей больнице, полной живых врачей и пациентов. Уже и не припомню, когда в последний раз видела больницу. Тот зомбопитомник в Трое не в счет, конечно. До апокалипсиса здесь располагался крупный медицинский центр, сейчас, вероятно, его несколько подсократили, перетащив оборудование в одно здание, да и персонала определенно стало меньше, но на фоне полевых госпиталей нынешних времен и это неслыханная роскошь.
— Вы подруга того парня, которого сейчас привезли? — участливо спрашивает медсестричка, отрываясь от своих бумажек.
— Ага, заклятая. Это я его подстрелила, — отзываюсь я. Девушка меняется в лице. Считаю нужным уточнить:
— Да не специально. Я в зомбака стреляла, ну, и его зацепило.
— А-а…
Удостоверившись, что трогательной любовной истории и поливающей слезами и соплями жесткие больничные стулья почти-что-вдовы не предвидится, медсестра возвращается к писанине. Я продолжаю маяться от жары, томительного ожидания и безделья. Стрелка больничных часов неторопливо описывает второй круг, когда в приемнике снова появляется врач. Она уже сменила костюм на обычный белый халат и сняла шапочку, зачесанная набок густая длинная челка снова закрывает уродующие это идеальное лицо шрамы.
— Ты все еще тут? — удивляется брюнетка. Только теперь я замечаю бейджик с ее именем. Изабель Эштон, главный врач — ни больше ни меньше.
— Мне было приказано дождаться окончания операции и доложить о состоянии Радича, — говорю я, чувствуя себя на ее фоне даже еще более грязной и растрепанной, чем есть на самом деле — настолько эта Изабель вся подчеркнуто безупречная, и халат у нее белее снега, и прическа волосок к волоску. Как будто не с операции пришла, а с модного показа.
— Жить будет, — бесстрастно констатирует главврач. — Легкое не задето, опасности для жизни нет. Пока не пришел в себя после наркоза, но все жизненные показатели в норме. Кстати, кто накладывал повязку?
— Я, — почему-то под ее пронзительным взглядом ощущаю себя нерадивой студенткой на экзамене, тем неожиданнее появление заинтересованности в ее голосе:
— Есть медицинское образование?
— Когда-то давно и не слишком прилежно училась на медсестру, — неохотно признаюсь я.
— А много ли было у тебя практики с того самого «давно»? — Изабель продолжает пристально смотреть на меня, словно я — какой-то новый, неизвестный науке микроб.
— По большому счету не было вообще. Но меня учили оказывать первую помощь в лагере, куда я попала в первые месяцы после… после всего случившегося. А недавно пришлось доставать пулю из одного нашего товарища, поскольку остальные понимали в медицине еще меньше меня.
— Это становится любопытно, — замечает брюнетка, небрежно облокотясь о стойку и как будто не замечая медсестры, которой приходится отодвигать стопку исписанных бланков на самый край. — Ты недавно в городе?
— Несколько дней.
— И за эти несколько дней твердо решила, что если не ты — то кто же встанет на пути альтернативно живых организмов с копьем и дубинкой наперевес? — насмешливо осведомляется Изабель.
— У меня неплохая физическая подготовка, и я умею обращаться с оружием, поэтому и пошла в Легион, — как-то уже не слишком искренне повторяю я свой недавний ответ Керри и Вив, потому что успела понять — армия определенно не моя стезя.
— А как случилось, что в доверенном мне винтике военной машины образовалось непредусмотренное матерью-природой сквозное отверстие? — слегка приподнимает изящно изогнутую бровь главврач.
Подавив вздох, в весьма сокращенном варианте излагаю историю возникновения этого внепланового отверстия.
— Что ж, полагаю, твоя карьера в Легионе подошла к закономерному финалу, — резюмирует мой рассказ Изабель.
— Вероятно, сержант Ричмонд уже сортирует громы и молнии в своем арсенале, дабы достойно меня покарать, — предполагаю я.
— Да… А ведь ты сперва показалась мне сообразительнее большинства моих ушастых аурелий, из которых я пока тщетно пытаюсь воссоздать даже не медиков, а для начала хотя бы просто гомо сапиенсов, — с сожалением качает головой брюнетка. — Дисциплинарное взыскание — это для исполнительных, но тупых или ленивых служак. А ты зашла дальше.
— Но если бы я не выстрелила, зомбак мог успеть если и не утащить его, то укусить. Я сталкивалась с такими. Они очень сильные и верткие, с ними практически нереально справиться без огнестрела, — возражаю я.
— Да не в этом дело. Даже если бы ты не задела этого парня, твой Ричмонд уже взял бы тебя на заметку. Потому как ты пошла против его приказа, — снисходительно прерывает мои объяснения Изабель. — В армии это не поощряется, ты не знала? Ты умеешь думать и принимать решения самостоятельно, под свою ответственность. В Легионе это позволено только офицерам, а тебе такое резкое повышение не светит. Зато я давно лелею призрачную надежду, что однажды и в этих стенах наконец заведется хоть один умеющий мыслить организм в белом халате, у которого стерильность не распространяется на мозг. Ты сказала, что училась на медсестру…
— Так себе училась, — напоминаю я. — Что могла, наверстала за эти годы, но…
— Я предлагаю тебе наверстать еще больше. Я тут завела себе в качестве личного паноптикума коллективчик амёб, из которых, вопреки логике и здравому смыслу, пытаюсь сделать если не врачей от Бога — я все-таки не творец, черт побери, чтобы из кусков фекалий изваять пристойных членов общества и специалистов — то хотя бы вывести их из категории «не дай Бог» и дотянуть до разряда «ну, с Богом». Предлагаю тебе почетное место в этом зоопарке. Ты все-таки производишь впечатление позвоночного, прошедшего все этапы эволюции, в отличие от некоторых моих экземпляров.
Пожалуй, столь экзотичного приглашения на работу я еще никогда не получала.
*Мизерикорд, мизерикордия, кинжал милосердия (фр. misericorde — «милосердие, пощада») — кинжал с узким трёхгранным либо ромбовидным сечением клинка для проникновения между сочленениями рыцарских доспехов.
Кинжал милосердия использовался для добивания поверженного противника, иными словами — для быстрого избавления его от смертных мук и агонии, либо для убийства противника, бесполезного с точки зрения выкупа.
