Глава 32. Лорита. Тайный поклонник
Хотя я уже практически могу считаться низкой перебежчицей в клан гражданских лиц, от прощального спича Ричмонда мне отвертеться, само собой, все равно не светит. Пока что я, как это мне самой ни странно, еще состою на службе в Легионе. Возвращаясь обратно, размышляю, насколько права Изабель и действительно ли меня вышибут из рядов сего привилегированного камуфляжного класса без всяких лишних разговоров и чистки сортиров зубной щеткой? По дороге к обиталищу Ричмонда я сталкиваюсь со Свеном.
— Как Радич? — с беспокойством спрашивает он. Оказывается, когда Свен не пыжится, корча из себя крутого мачо, и разговаривает безо всяких молодецких ухваток, то он вполне даже ничего парень.
— Опасности для жизни нет, — отвечаю я, лишь слегка замедляя шаг. Свен мнется:
— Слушай, ты зачем стреляла? Тебя ж сержант теперь живьем сожрет.
— А не выстрелила бы — живьем сожрали бы кого-то другого. И не в фигуральном смысле.
— Ты знала, что в любом случае попадешь в Радича? — с запинкой спрашивает блондин.
— Допускала такую вероятность, — признаю я.
— И все равно выстрелила?
— Нет, это его стрелой залетного Амура так расфигачило, — ядовито говорю я. Все-таки и притихший Свен — личность чертовски утомительная.
— А, вот и ты! — прерывает наш разговор сам Ричмонд. — Йохансон, какого хрена ты тут ошиваешься?! Ты уже пять минут как должен быть на складе!
Свен подскакивает и улетает как ошпаренный. Сержант одаривает меня тяжелым взглядом и кивком указывает на дверь своего кабинета. Я вхожу следом за ним и с порога отчитываюсь о состоянии подстрелыша.
— Та-ак… — тянет Ричмонд, перекладывая с места на место какие-то папки. Прикидываю, самой мне доложить о своей скоропостижной отставке или же подождать, покуда он выскажется.
— Изабель Эштон уже связалась со мной, — наконец изрекает сержант, и вопрос отпадает сам собой. — Знаешь, Ариас, по-человечески я тебя понять могу. И даже готов признать, что выстрел был удачным и мы обошлись малой кровью. Но это так, между нами. Однако как твой инструктор и непосредственный командир я должен подать рапорт. Грубое нарушение дисциплины, повлекшее за собой… Да только мне все это на хрен не сдалось. Для меня главное, чтобы ноги твоей в Легионе не было. Для всеобщего же блага. Так что считай себя переведенной в госпиталь и не особо радуйся — рядом с Эштон я просто белый, мать его, пушистый котик.
С этим отеческим напутствием я и покидаю раз и навсегда (как мне хочется надеяться) стройные ряды Легиона. Сомнений в том, что информация о ЧП в нашем отряде скорее рано, нежели поздно, достигнет ушей Керри, у меня даже не возникает. Впрочем, лейтенант может даже ничего мне не сказать по этому поводу, он только доволен будет моим переводом, но досада берет оттого, что он оказался прав. Конечно, мне и самой военная служба пришлась не по нраву (а следовало бы сразу это понимать, в конце концов, в доме тетушки всегда царила подобная благодушная казарменная атмосфера, очарованием которой я так и не прониклась)… Тем не менее неприятно сознавать, что не подвернись так вовремя предложение работы от Изабель, меня бы просто живо выставили из Легиона как не прошедшую испытательный срок. Черт, я бы просто не вынесла участливого и понимающего взгляда командира — мол, я же говорил, лучше бы тебе было поискать работу в городе. Про Майка я при этом почти не думаю — он не особо интересуется моими делами, если они не касаются напрямую поисков Блу.
Задумавшись, я пропускаю поворот к нашему кварталу и, поколебавшись, сворачиваю к больнице. В конце концов, надо же мне точно выяснить, во сколько и куда конкретно являться на новую службу. Изабель моему появлению не удивляется, лишь озвучивает график работы и краткий свод местных правил и отсылает получать униформу и бейджик к старшей сестре. С парой костюмчиков в шуршащем пакете я уже направляюсь было к выходу, но вспоминаю о Радиче. Может, еще разок спросить, как он там, вон хоть у дежурной медсестры? К Изабель соваться лишний раз не хочется.
— Состояние стабильное, средней степени тяжести, — бойко докладывает мне девушка, заглядывая в свои бумажки. — Посетители пока не допускаются, а вот завтра вас к нему, может быть, и пустят…
— Завтра — не «может быть», а стопроцентно, — раздается голос за моей спиной, и, резко развернувшись, я нос к носу сталкиваюсь с главврачом. — Только не в качестве посетителя, а в почетной роли моего интерна. Искренне надеюсь, хладным и тихим подвалом, где расположен последний приют наших пациентов, этот путь для твоей первой во всех смыслах жертвы не завершится.
Каблуки Изабель четко цокают по ступенькам, медсестра с каким-то непонятным выражением смотрит на меня:
— Новенькая, значит?
— Да.
— Как тебя зовут?
— Лорита.
— А меня Марта, — мне так и кажется, что сейчас она мило добавит: «Добро пожаловать в ад», но медсестра только мимолетно улыбается и отворачивается на звонок внутреннего телефона, от которого я невольно вздрагиваю. Дьявол, чувствую себя, точно дикарь, угодивший в центр цивилизации. Как давно я не слышала такого тривиального звука, как самый обычный телефонный звонок. Распрощавшись с Мартой, выхожу на улицу. На город опускается вечер, и на улицах полно народу. Шагая по тенистой аллейке с пакетом под мышкой, я настолько погружена в свои мысли, что с размаху врезаюсь в чью-то спину в аляпистой гавайской рубашке.
— Прошу прощения, — скороговоркой произношу я, не поднимая глаз, и делаю попытку обогнуть группку смеющихся девиц, которых, судя по всему, развлекает этот вставший посреди дороги тип, но он вдруг стремительно хватает меня за руку. И столь же стремительно пакет с униформой летит к моим ногам, а дуло пистолета дружелюбно утыкается в гавайскую рубашку.
— Цве-цветочек мой, — заикается ее владелец, — мое сердце разбито, а желудок придавлен стволом твоей пукалки… неужели ты меня не узнала?
Девушки, ахнув, брызгают в разные стороны, короткие юбчонки взметываются над стройными загорелыми ногами, и вмиг аллея пустеет. В этот момент свет фар проезжающей мимо машины выхватывает из сумерек до отвращения знакомую продувную физиономию. С приглушенным ругательством я убираю пистолет.
— Кстати, я с удовольствием дарую тебе то, что ты просила, — моментально оживляется полудурок. Меня аж оторопь берет:
— Прикупи к этому наряду панамку и сократи пребывание на солнце — у тебя, должно быть, солнечный удар. Я ничего у тебя не просила!
— Да нет же, цветочек мой, просила, — возражает Снук.
— По-моему, у нас уже был вооруженный разговор относительно цветочков, милашек и прочей ахинеи…
— «Цветочек» тоже нельзя? — с обиженным видом оттопыривает нижнюю губу чудовище. — Но ведь это просто перевод твоего имени…
«Какого беса я тут стою и выслушиваю всю эту бредятину?» — с запозданием спохватываюсь я и, не отвечая, наклоняюсь, чтобы подобрать свой пакет. Однако Снук меня опережает и, хоть я и бью его по руке, успевает выдернуть наружу рукав моей новой формы. Я зло заталкиваю его обратно, но чертов древолаз уже расплывается в довольной улыбке:
— Мечты сбываются, лопни моя селезенка! Всегда мечтал сделать это с медсестрой! Эти костюмчики нереально заводят! А что надеть мне, дабы смягчить твое сердце?
— Смирительную рубашку, — сердито буркаю я. Больше всего мне хочется развернуться и уйти, однако совершенно не улыбается таким образом буквально подарить Снуку наш адрес. Ведь не отвяжемся потом… Правда, я не прочь была бы снова повидаться с Шелдоном и миссис Диксон, но вот по этому чудовищу совершенно не успела соскучиться. Только не шататься же теперь полночи по городу, сбивая Снука со следа? Да и не такая уж проблема тут разузнать чей-то адрес.
— Я искал тебя не покладая рук и ног, а ты даже не хочешь заценить мою новую рубашку, — забегая вперед, останавливается передо мной паяц и картинно раскидывает руки. — Уже три местных красотки и одна пришвартовавшаяся к берегу русалка изъявляли желание ее потрогать, но я берег это удовольствие для тебя!
— Я оценила. Как снайпер скажу — неудобная мишень. Специально такую выбирал, предчувствуя, как я обрадуюсь этой встрече? — ворчу я, ускоряя шаг. Но, понятное дело, чтобы оторваться от Снука, этого мало. Надежнее было бы бежать, причем, непременно по минному полю, иначе — никаких, даже призрачных, шансов.
— Цветочек… то бишь Лорита… А сокращенно как можно? Лора? — семенит за мной шут.
— Лорита. Ровно шесть букв. Выговоришь, не переломишься, — отрезаю я. Я бы ничего не имела против имени Лора, не зови меня им тетушка, считавшая мое полное имя чрезмерно плебейским и, как она выражалась, подчеркнуто этническим. Разумеется, как у всякого жителя Мексики, в моем свидетельстве о рождении в запасе пылилась еще тройка имен на любой вкус, но тетушке Габриэлле не угодило ни одно, так что она остановилась на Лоре как наименее терзающем ее утонченный слух. Правда, откуда в тетке набралось столько высокомерного шовинизма при том, что большую часть жизни она прожила в нищем квартале и высший свет видела лишь по телевизору, я так и не выяснила.
— Лорита-Лорита… При тебе вообще реально использовать хоть одно уменьшительно-ласкательное словечко без риска схлопотать пулю в живот? — театрально вздыхает Снук.
— У тебя непаханое поле для употребления этих словечек вне радиуса поражения моего пистолета.
У ворот дома я останавливаюсь и решительно преграждаю рукой дорогу ринувшемуся вперед шуту.
— До свидания. Надеюсь, до весьма и весьма нескорого.
— Ты даже не пригласишь меня на чашечку чая? А где же хваленое южное гостеприимство? — невинно таращит на меня глаза паяц.
— Я не местная. Мне позволено попирать все законы старого доброго Юга.
Возможно, мне и удалось бы небольшим актом морального или физического насилия спровадить незваного гостя, однако дверь дома некстати распахивается, и с крыльца следом за устремившейся ко мне кошкой скатывается Элис.
— Привет, красотка! — на всю улицу горланит Снук и, пользуясь секундной заминкой, ужом проскальзывает под моей рукой в калитку. — Не верю своим глазам, ты подросла еще на дюйм, не меньше! Разорви меня горгулья, если бы я знал, какой сегодня выдастся удачный вечерок, прихватил бы подарков на всех. Милашка, давай эти костюмчики для ролевок, я отнесу к тебе в комнату, — добавляет он и выхватывает у меня пакет с униформой.
— Там Каро! — только и успеваю выговорить я, прижимая к себе исступленно урчащую Шер, а чудовище уже рассыпается в любезностях перед вышедшей на крыльцо Вив. Хорошенькая трепка от волка не помешала бы этому сосновому лазуну!
— Увы, наш страж удалился вместе с Майком, — говорит блондинка, меряя совсем нерадостным взглядом болтливого наглеца. — Надеюсь, ты на этот раз без гранаты со слезоточивым газом?
— Жаль, а то я продемонстрировал бы вам свое искусство дрессировщика, — заявляет Снук, шмыгая мимо удивленной Вивьен в дверь. Кипя от злости, нагоняю его у лестницы на второй этаж.
— Выметайся отсюда! — шиплю я, вцепившись в его плечо.
— Лори, а тебе сегодня кто-то цветы в комнату принес, — бесхитростно сообщает Элис, и я непроизвольно ослабляю хватку, что позволяет Снуку вывернуться.
— Цветы? У меня уже завелся соперник? — патетически восклицает паяц и иноходью взвивается вверх по ступенькам, так что мне удается настичь паршивца лишь на пороге собственной комнаты, куда его безошибочно ведут какие-то треклятые инстинкты. На столе действительно стоит ваза с несколькими веточками нежно-розовых орхидей. Я на мгновение теряюсь. Не то что бы мне не дарили раньше цветов. Дарили, конечно. Но это было в той, прошлой жизни, к которой уже нет возврата. Помню, как Стефен тащил мне из каждого рейда кучу бесценных мелочей вроде шампуня, крема или удобных кроссовок, и тогда я радовалась им куда больше, чем всем цветам и побрякушкам вместе взятым. И теперь даже не могу предположить, кому пришло в голову подарить мне цветы. Люку? Но он не имеет привычки являться в дом без приглашения, да еще и пока хозяев на месте нет.
— Неужто Майк? — забыв о присутствии Снука, озадаченно бормочу я. Лошадиное фырканье за моей спиной мигом приводит меня в чувство.
— Майк? Да ты никак тоже гуляешь без шляпки по такому жаркому солнцу, цветочек мой. Я тебе ее подарю. Тут продаются изумительные шляпки. Но все же — откуда такие безумные фантазии?
— Ну, я вообще-то так, между прочим, жизнь ему спасла, — против воли задетая его смехом, огрызаюсь я.
— Лорита, свет очей моих, да если бы Майку и пришла в голову такая несвойственная ему идея выражения признательности, ты обнаружила бы у себя на пороге букет из тактических саперных лопаток и армейских штыков, обмотанный для пущей красоты парой ярдов колючей проволоки, — беззастенчиво ржет Снук.
— Да что ты можешь знать о Майке, да и вообще обо всех нас! — сержусь я, однако в глубине души вынуждена признать его правоту. Цветы от Майка — ну, это я загнула… На моей памяти он и Блу-то ни разу букетика не принес — и это в разгар весны, когда все кругом утопало в полевых цветах, а сейчас ему и подавно не до подобных подношений. Пожалуй, если я и могу представить подарок от Майка — так это что-нибудь сугубо практичное. Коробка патронов там, скажем, или запасной аккумулятор к автомобилю. Наверное, он прав… ведь я и сама до сегодняшнего дня и не вспоминала о цветах, но все-таки, оказывается, до сих пор необыкновенно приятно получить адресованный тебе букет.
— Завтра я завалю тебя орхидеями. Королевскими! — многозначительно обещает паяц, но я лишь отмахиваюсь от него. Пора бы уже выставить его за дверь. Впрочем, раз уж он тут…
— Миссис Ди с Шелдоном тоже в городе? — спрашиваю я.
— Только не говори, что ты предпочитаешь свежеубиенных пташек Шелдона моим королевским орхидеям! — стенает паяц. — В городе, ага, — быстро кивает он, когда улавливает движение моей руки по направлению к кобуре. — Пару дней назад приехали. Миссис Ди уже вовсю генерирует бизнес-идеи, а Шелдон пока место повара решил приискать себе. У вас тут симпатичные домишки. От койки в трейлере у меня зверски каменеет зад, а если бы ты знала, до чего он упруг и приятен на ощупь, то разделила бы мое беспокойство по поводу сохранности такого достояния постапокалиптической республики. Завтра же замутим переезд. Как тут насчет симпатичного домика по соседству?
— Радиус поражения моей винтовки, если я не ошибаюсь, порядка мили, — прикидываю я, стараясь пропускать мимо ушей львиную долю этой трескотни, чтобы не раздражаться еще больше, — так что будь осмотрителен в выборе соседства. На месте миссис Ди я бы уже продала тебя на галеры, только, боюсь, стартовый капитал для бизнеса эта сделка принесла бы слишком ничтожный. А теперь пошел вон.
— Как?
— Галопом, — отвечаю я и энергично вытесняю Снука в коридор, а оттуда — на крыльцо.
— Крошка, а поцеловать? — в кончик его носа упирается дуло пистолета, и только тогда паяц наконец ретируется. Уже из-за забора он кричит:
— А все-таки ты кое-что у меня просила! Прощения, солнце! Я тебе со всей готовностью его даю!
Инстинкта самосохранения шут все ж не окончательно лишен — при последних словах он стремительно ныряет вниз, и путь от забора, должно быть, проделывает на карачках, опасаясь огнестрельного возмездия.
— А я уж надеялась, мы с ним расстались навсегда, — вздыхает Вивьен. — Ты сегодня поздно. Керри с Майком уже приходили, переоделись и ушли на какое-то собрание… Что-то там у них случилось, обещали потом рассказать.
— Что-то насчет Блу? — с надеждой спрашиваю я.
— Нет, кажется… Ты ничего нового не узнала?
— Нет. Но обзавелась новым местом работы, где персонал наверняка любит почесать языками… Слушай, ты не в курсе, кто принес в мою комнату цветы?
Девушка удивленно качает головой:
— Я сегодня вообще не заходила к тебе. Мне удалось устроиться в салон красоты, так что я сама только недавно вернулась.
— Так ли уж нужна тебе эта работа, Вив? — с сомнением спрашиваю я. — А как быть с Элис, если ты будешь весь день занята?
— Все в порядке, — примирительно говорит девушка, — хозяйка не против, если Элис будет там со мной. Все просто влюбляются в малышку, ты же знаешь. А что там с цветами, Ло? Тайный поклонник преподнес тебе букет? — подруга чуть заметно улыбается.
— Очень красивый, — вмешивается Элис. У нее такой лукавый взгляд, что я не могу не заподозрить: ей известно куда больше, чем нам. Однако девочка уверяет, что просто забежала в комнату за кошкой и увидела на столе вазу с цветами, а откуда они взялись — не имеет представления. Строго говоря, вариантов тут в прямом смысле слова раз-два и обчелся, но поверить в то, что Керри мог мне принести цветы, почему-то сложнее, чем два года назад — в существование зомби. Наш командир никогда не выделял меня среди остальных и ни разу даже не дал понять, что я могу ему нравиться. Пусть я и изрядно одичала за месяцы одиноких скитаний, но уж напрочь лишиться интуиции относительно мужчин не могла. Никаких особенных взглядов, адресованных исключительно мне слов или чего-то в этом духе не было. Впрочем, я и сама так старательно скрываю свою симпатию к Керри, что не уверена, способен ли он о ней догадаться.
Неожиданно мне приходит в голову, что Люк мог попросту уговорить Элис, чтобы та пронесла цветы в мою комнату, превратив это действо в милую сердцу любого ребенка игру в тайны. От этого самого логичного и обыденного объяснения ощущаю всплеск разочарования, который тут же подавляю в зародыше. Так будет лучше для всех. Керри заслуживает большего, чем моя неуместная влюбленность, которая, возможно, и не влюбленность вовсе, а просто отголосок воспоминания о Стефене или же подсознательная тяга к сильному и надежному мужчине в новом опасном мире. Лейтенант действительно ничем не похож на моих прежних парней. Даже если забыть о том, что практически все они были выходцами из богатеньких или влиятельных семей, а не простыми военными. Ими я могла беззастенчиво манипулировать, используя весь арсенал женских штучек, и прекрасно понимая, что и они отнюдь не заблуждаются на мой счет и охотно принимают правила этой игры. Керри не из их породы, и я не уверена, есть ли мне, что ему дать.
Однако обсуждать все это я ни с кем не хочу. Даже с тактичной и всепонимающей Вивьен. Поэтому быстро перевожу разговор, что не составляет большого труда, если учесть мой насыщенный событиями денек. Ужинаем мы вчетвером с Вив, Элис и вернувшимся вскоре после меня святым отцом, поскольку Майк с лейтенантом велели их не дожидаться. Едва поднявшись из-за стола, я ссылаюсь на усталость и быстро ухожу в свою комнату в сопровождении довольной и облизывающейся кошки. Хоть я и убеждаю себя, что просто намерена хорошенько отдохнуть перед завтрашним днем, который тоже не обещает быть легким, в глубине души все же понимаю истинную причину. Я продолжаю надеяться, что цветы были от Керри… и именно поэтому боюсь встретиться с ним. Удивительный случай — я действительно не знаю, как себя вести — сделать вид, будто ничего не произошло, просто вслух восхититься букетом или же решиться на более откровенный разговор? Первый вариант безусловно самый легкий… но правильный ли?
— Денек сегодня и без того выдался безумный, так что ничего страшного не случится, если я отложу это на завтра, — вслух произношу я, осторожно трогая пальцем нежные лепестки. — А если это Люк… если Люк, то вообще не о чем и говорить.
Утром я ухожу раньше всех, хотя смена в больнице начинается только в восемь, поэтому с Керри не пересекаюсь. Правда, при этом я убеждаю себя, что дело вовсе не в нем. И не в цветах. Всего лишь не хочу проштрафиться в первый же день и на этой работе, учитывая характер моей новой начальницы. До прихода Изабель я успеваю познакомиться с остальными ее интернами и даже выпить кофе в их компании. Вкус кофе, как и многие иные атрибуты будничного утра, почти выветрился из памяти. Не то что бы было такой уж сложностью раздобыть сам напиток, количество банок кофе в разгромленных магазинах наверняка до сих пор превышает число уцелевших кофеманов, но, когда торопишься набить рюкзак в окружении мертвяков, консервы или бакалея обладают большей ценностью. Да и элементарно вскипятить воду по утрам у меня не всегда имелась возможность.
Изабель появляется ровно в восемь и окидывает нас не предвещающим ничего хорошего взором.
— Одной аурелии не хватает, — вкрадчиво замечает она, глядя на часы. Все молчат и старательно изучают носки своих туфель и ботинок. Секундой позже дверь ординаторской распахивается и влетает раскрасневшийся растрепанный парень.
— Одноклеточное! — уставившись на него, точно удав на кролика, отчеканивает Изабель. — Постарайся уже усвоить даже одной своей убогой клеткой — рабочий день начинается в восемь утра! Это когда маленькая стрелочка на восьми, большая — на двенадцати. Восьмерка похожа на фигуру женщины, если ты плохо помнишь математику. Ты опоздал, мой Золушок, часы пробили, и твоя голова превратилась в тыкву. И я хочу видеть эту тыкву сегодня на ночном дежурстве!
Итак, первая жертва найдена, и рабочий день начинает набирать обороты. Изабель проводит пятиминутку, раздает всем указания и волшебные пендели, после чего берется непосредственно за мое обучение. Она проводит меня по отделению, информируя, где что находится, кто чем обязан заниматься и какие унизительные кары поджидают тех, кто плохо усваивает сей урок. У одной из палат главврач задерживается и милостиво позволяет мне краешком глаза заглянуть внутрь.
— Это мой любимый пациент, — моя патронесса тычет наманикюренным пальцем в сторону опутанного проводами и трубками бедолаги в окружении мерно попискивающих мониторов. — Никогда не жалуется, не нудит, не нарушает распорядок дня. Постоянный клиент, ко всему прочему. Вероятно, он будет торчать здесь, покуда стоит эта больница.
— Что с ним?
— Пара удачных пулевых. Одно в голову. Четыре месяца без улучшений. Для близких это позиционируется как стабильно тяжелое состояние. Впрочем, там такие близкие, от которых лучше бы держаться подальше… Они уверены, что этот тип владеет какой-то архиважной инфой. И сколько я ни втирала им, что они могут об этой информации смело забыть, как, собственно, и сам пациент, не верят. Платят нехилые деньги, чтобы поддерживать и дальше его овощеподобное состояние. Хранитель тайн из него теперь — как из обычного помидора. Шепчи их ему сколько угодно — нигде не сохранятся и не будут никем извлечены.
— А шансов прийти в себя у него нет? — рискую поинтересоваться я.
— В прежнего себя — точно нет, — отрезает Изабель. — В лучшем случае очнется с отменной деменцией. Возможно, и парализованным. А вообще, тысяча к одному, что мозг мертв. Впрочем, я к нему уже привязалась. Лежит, никому не мешает, деньги за него капают. Даже не надейся, тебе его не доверю. Мне этот непересыхающий золотой источник еще дорог. Твоя же задача на ближайшие дни — постараться не отправить в царство Танатоса человека, на которого ты вчера уже покушалась. Однако тогда ты еще не принадлежала к моему личному отряду смертей с косами, а теперь усвой, что пополнять копилку нашего патанатома без моего особого разрешения тут не приветствуется. Пошли, самое время намекнуть твоему пациенту, что никуда ему от тебя не скрыться. Пистолет получше халатом прикрой. У нас здесь в ходу оружие иного толка.
«Шприцы и клистиры?» — про себя уточняю я, но вслух ничего не произношу. Радич уже пришел в себя настолько, чтобы мгновенно узнать меня даже в новом образе. На его еще бледном лице явственно отражается растерянность, но по крайней мере враждебности я не улавливаю. Впрочем, может, он просто не в курсе, кому принадлежал тот выстрел? Под руководством Изабель я делаю перевязку и ставлю уколы. Затем, получив инструктаж о своих дальнейших обязанностях на ниве служения Гиппократу, я остаюсь наедине со своим пациентом.
— Извини, что так вышло, — говорю я, с запоздалым сожалением спохватываясь, что не помню даже имени своей жертвы — только фамилию. — Это я стреляла. Из винтовки выстрел мог получиться удачнее, а тут не смогла точнее прицелиться…
— Я знаю, что это ты стреляла, — перебивает меня легионер. — Я думаю, никто другой после приказа Ричмонда не отважился бы. Тебе не за что извиняться, Лорита, я тебе жизнью обязан. Я сперва думал, ты меня навестить пришла, а ты уже в новой форме и на новой должности? — Радич с полуулыбкой кивает на мой костюм и бейджик.
Рассказываю, как меня угораздило так резко сменить работу, а сама тем временем украдкой подглядываю в оставленную Изабель историю болезни, где написано имя парня. Бранко. Серб или хорват? Похоже, этот Легион можно смело было назвать Иностранным, как его давнего предшественника во Франции: каких только национальностей там ни встретишь.
— Если ты медик, то зачем тебе было идти в Легион? Врачи сейчас на вес золота, — удивленно смотрит на меня мой пациент.
— Поверь, такие медики, как я, даже на вес меди не тянут, — усмехаюсь я. — Впрочем, это долгая история.
— Думаю, торопиться мне сейчас точно некуда, — замечает Радич. Улыбка у него — открытая и подкупающая, и я невольно отвечаю на нее.
К концу рабочего дня о Бранко мне известно как минимум втрое больше, чем о том же Керри или Майке, несмотря на то, что с последними я знакома уже полтора месяца. И не просто знакома — жила все это время с ними под одной крышей. Да и о себе я, хоть и тщательно подбирая слова и обходя слишком личные темы, рассказала тоже порядочно. Пусть это сплошь ничего не значащие истории, связанные с тетушкой и нашим с ней противостоянием, но люди, ставшие сейчас моей новой и единственной семьей, и этого-то обо мне не знают. Парадокс… А все-таки — от кого же были цветы?
