Глава 37. Лорита. Шопинг выходного дня
Поездка на местные плантации с целью выкупа раба в компании с малолетним поклонником, католическим священником с ликом Мефистофеля и шутом гороховым, которого мы на свою голову сняли с сосны — такого мне бы прежде и в страшном сне не привиделось. И самый адекватный из моих спутников — святой отец, пусть и изрядно смахивающий на посланника преисподней. Люк обиженно сопит, уставившись прямо перед собой. Надеюсь, при этом он все же следит за дорогой, а не только переваривает нанесенные ему Снуком мелкие обидки. Сам паяц беззаботно мурлычет какую-то песенку за моей спиной и отбивает ее ритм ногой, что довольно-таки основательно действует мне на нервы.
Зачищенные обжитые территории вскоре сменяются привычными уже картинами запустения, и вдоль дорог снова появляются их мертвые стражи.
— Далеко эта плантация, Люк? — спрашивает отец Монморанси, все еще старающийся разрядить накаленную атмосферу в салоне машины.
— В округе Полк, под Лэйк-Уэлсом, — бурчит мальчишка. — Дороги здесь по возможности расчищали, доберемся быстро.
Умом понимаю, что Люка надо бы погладить по шерстке и задобрить: ссориться с единственным в нашей разношерстной компании гражданином Сент-Пи сейчас не резон, но я все равно упорно молчу. Может, потому, что мне до чертиков надоел фарс. Зачем я продолжаю морочить голову парнишке?
«Затем, что в противном случае морочить голову ради информации и помощи придется кому-то другому, и тот может оказаться далеко не таким относительно безобидным и сговорчивым», — с готовностью откликается практичный внутренний голос. Люк не стал с пристрастием выпытывать у меня, что мы забыли в апельсиновых рощах, удовлетворился тем, что мне там нужно «отыскать одного человека», нашел себе подмену на рынке на это утро и вообще сделал все, о чем я попросила. Было бы по меньшей мере странно, начни он прыгать от радости при виде невесть откуда взявшегося паяца в качестве незапланированного спутника, который, ко всему прочему, крутится вокруг меня и отпускает шуточки на этот счет. А ведь, объективности ради, все мое поведение до этого дня вполне соответствовало роли подружки Люка, пусть даже самой мне одна мысль об этом показалась бы дикой: я старше мальчишки без малого на десять лет и не имею ни малейшего желания связывать себя отношениями с кем-либо в этом городе, да и во всем этом новом мире, пожалуй. Если бы я и рискнула снова поверить в существование будущего для человечества, то уж выбрала бы себе в спутники точно не Люка.
«А кого бы ты выбрала? — не без ехидцы интересуется внутренний голос. — Керри? От которого бегаешь, точно черт от ладана, едва только заподозрила, что цветы мог подарить именно он? При котором начала вещать сухим официальным тоном и отводить глаза, как только поняла, что он тебе нравится? Да что там — ты по имени-то назвать его осмелилась от силы пару раз! Ну-ну, такими темпами лет через сорок вы бы точно были вместе».
— Да, цветочек мой, ну как, купальничек-то по размеру пришелся? — нарушает воцарившуюся тишину голос Снука, и наш юный проводник даже отрывается от дороги, чтобы метнуть на меня вопросительно-возмущенный взгляд. В этот момент мне хочется настучать по голове им обоим. Шуту — за язык без костей, а Люку — за это выражение лица ревнивого супруга.
— Элис он отлично подошел, благодарю. А еще раз назовешь меня цветочком — дальше поедешь в багажнике, — отвечаю я, не оборачиваясь.
— Кстати, о цветочках, — не унимается клоун, — интересно, осталось ли хоть что-нибудь от знаменитых садов у Поющей башни?
— Какой башни? — машинально переспрашиваю я и с запозданием понимаю, что дала маху, запустив это бесперебойно вещающее радио.
— Той самой, построенной по желанию и велению Эдварда Бока на горе Айрон-Маунтин. Розовый мрамор, готический стиль, шестидесятиколокольный карильон, милашка, не хухры-мухры, — охотно растолковывает мне Снук.
— Кари-что? — снова дергают черти меня за язык. «Милашку» я предпочитаю пропустить мимо ушей — так вывернуться на переднем сидении, чтобы сломать ему руку, сейчас все равно не удастся.
— Карильон. Такой музыкальный инструмент из кучи бронзовых колоколов. Нажимают на клавиши — язычки колоколов двигаются. Совершенно чарующая фиговина, — мечтательно говорит паяц. — А сады там… просто кусочек мира фей, как сказала одна дева, имя которой не позволяет мне упомянуть кодекс джентльмена, пусть даже она сейчас зомби или давно переваренный обед из зомбоменю. Но что она вытворяла там в зарослях, воодушевившись местными красотами — мама миа! В моих глазах плясали десятки китайских фонариков… Правда, когда мы закончили, я обнаружил, что фонарь был-таки один. Надеюсь, хотя бы он уцелел. Все-таки у меня с ним связаны воспоминания о просто-таки феерическом оргазме, — неутомимо вещает Снук. Видимо, о тишине до конца пути можно забыть.
— Кому теперь нужны все эти сады, — ворчит Люк, — на плантациях народ вкалывает, чтобы жратвой город обеспечить, цветочками заниматься нынче некому.
— Сделай мир немного лучше или красивее, потому что жил в нем, — наставительно поднимает палец вверх наш сосновый альпинист.
— Так вот чем ты занимался на той сосне? — ехидничаю я. Между передних сидений просовывается его нахальная физиономия: — Это цитата, цветочек мой, — с упреком поясняет Снук. — Так сказал сам Эдвард Бок и именно эта надпись встречает всех посетителей парка.
Ловлю себя на том, что в этот момент злюсь на него сильнее обычного. Потому как Снук в амплуа шута горохового мне как-то привычней, нежели Снук в роли экскурсовода. И я понятия не имею, чем прославился при жизни вышеупомянутый Эдвард Бок, в чем, конечно же, под страхом смерти не сознаюсь при чертовом соснолазе. Единственная ассоциация, которую вызывает у меня данная фамилия — так это фрекен Бок из историй о Карлсоне. Отец Монморанси в разговор не вмешивается, и Люк тоже угрюмо замолкает, так что всю дорогу нас сопровождает трескотня Снука, с лихвой восполняющая как пробелы в моем культурном образовании, так и всеобщие познания об эротическом опыте паяца с любительницей страны фей.
По мере того как мы отдаляемся от Тампы, зомбаков понемногу прибывает, однако не настолько, чтобы это мешало движению. Трасса и впрямь неплохо расчищена, местами вдоль обочин громоздятся целые автокладбища искалеченных железных коней. Внутри некоторых из них до сих пор коротают свой зомбовек бывшие владельцы. Когда Люк резко сбрасывает скорость на одном из поворотов, где не удалось сдвинуть в сторону все застрявшие там машины, к окнам, привлеченные шумом, приникают практически мумифицировавшиеся сморщенные лица. Ссохшиеся пальцы бессильно скребут покрытые слоем толстым слоем пыли стекла.
В какой-то момент ветерок доносит до нас легкий цитрусовый аромат, к которому примешивается неприятный въедливый запашок, от которого мы за время пребывания в Сент-Пи успели поотвыкнуть. Так несет в тех местах, где тусуются большие количества зомби… или где их массово упокаивают.
— Хрипунов тут хватает… Городок же под боком, — замечает Люк и поднимает стекло. — Ближе к плантации будет еще больше. Охрана регулярно чистит прилегающую территорию, а потом сжигает трупы, но на их место в тот же день уже ковыляют новые. Лучше закройте окна. Мало ли что…
— Мы два года рядом с мертвяками жили, у нас есть к ним подход, — невольно усмехаюсь я от такой заботы.
— К ним у тебя подход есть, это точно, ты и к живым его по привычке применяешь, чуть что — пистолет в сопатку, — кручинится Снук.
Машина сворачивает с широкой трассы на петляющую второстепенную дорогу. Кругом, насколько хватает глаз, расстилаются бескрайние апельсиновые рощи. Впрочем, здесь, наверное, не только апельсины выращивают — мандарины там, грейпфруты… Я как-то никогда особо не вникала в эти вопросы. Когда подъезжаем ближе, замечаю уже знакомые габионы, отгораживающие плантацию от внешнего мертвого мира. На подступах к стене начинают попадаться и многочисленные упокоенные зомби. Среди распростертых на земле зловонных трупов ковыляют их пребывающие пока в добром (для покойников, конечно) здравии сородичи.
У ворот Люк останавливает машину, предоставляя охране прикончить пару уныло волочащихся следом зомбаков. После непродолжительных переговоров по поводу цели нашего визита охранник связывается по рации с начальством и, получив добро, пропускает нас внутрь периметра.
— Ждите здесь, — распоряжается он, кивая на небольшую парковку за постом охраны. — Управляющий придет, как освободится.
— Кто такой этот Снук? — сердито шепчет мне в самое ухо Люк, подскакивая, чтобы открыть пассажирскую дверцу.
— Мой слабоумный младший брат, — рассеянно отвечаю я, скользя взглядом по уходящим, казалось бы, в бесконечность рядам деревьев. Плодов на большинстве из них не видно, горячее время для сбора урожая начинается поздней осенью, но вдалеке то и дело снуют человеческие фигурки. Понятия не имею, какая работа кипит тут в межсезонье. Может, за деревьями ухаживают или занимаются переработкой тех же апельсинов…
— А почему младший? — вклинивается Снук, уши у которого, видать — что эхолоты.
— По развитию, в котором ты явно отстаешь лет этак на пятнадцать, — отмахиваюсь я. От выкрашенного веселенькой ярко-синей краской домика под сенью раскидистых апельсиновых деревьев к нам шагает широкоплечий детина, на ходу заправляя за пояс что-то, напоминающее кнут. На мгновение меня охватывает чувство, близкое к панике. О чем мне его спрашивать, что говорить, сколько денег предлагать, как тут вообще принято договариваться о выкупе? На мое плечо ложится уверенная костлявая длань святого отца:
— Я поговорю с ним, Лори.
Падре держится так, словно всю жизнь только и делал, что торговался с рабовладельцами о выкупе невольников. Первым делом он выясняет, имеется ли на плантации искомая Мэри Смит или же просто девушка со схожими приметами, неважно, как себя именующая. Управляющий, приподняв широкополую шляпу, почесывает лоснящуюся на солнце плешивую макушку.
— Мэри Смит, говорите? Есть тут одна такая, недавно купили. Никаким местом она, конечно, не Мэри, но мне-то что за дело до этого. А у вас какой к ней интерес?
Отец Жозеф складно и гладко излагает версию, по которой мы — помощнички какого-то местного богатея и действуем исключительно по его поручению, а какой лично ему интерес в этой Мэри — понятия не имеем. Приказал разыскать и купить, сказав, что опоздал с ее приобретением на аукционе — вот и все, что знаем. Мысленно аплодирую нашему падре: сослаться на хозяина и повелителя — мысль удачная, сами мы на сколько-нибудь зажиточных граждан, а тем паче — заслуженных плантаторов и рабовладельцев никак не тянем. После непродолжительного, но азартного торга управляющий с падре сходятся в цене.
— Только она не здесь, я ее отправил в поместье, уборкой заниматься, — сообщает лысый детина. — Поехали, дорогу покажу. Свою тачку можете здесь оставить, на моей двинем. У нас не Сент-Пи ведь, тут мертвяки всюду шляются, а у вас даже кенгурятника нет.
Здоровенный внедорожник бугая и впрямь адаптирован под местные поездки лучше машины Люка, на ней, конечно, только по городу да ближайшим зачищенным окрестностям рассекать. Снук, к моему несказанному облегчению, помалкивает. Люк тоже в наши переговоры не встревает, но смотрит на меня исподлобья. Вот уж не было печали, мальчишка на меня теперь обижаться вздумал. Как будто это лично я Снуку сценарий его оскорбительной для слуха юноши трепотни пишу…
— Я тут, в машине подожду, мало ли что, — бурчит паренек в ответ на предложение воспользоваться внедорожником и ныряет обратно на водительское место. Снук же как-то очень уж довольно ухмыляется и бодрой иноходью скачет за нами.
Рыкнув двигателем, внедорожник выруливает из ворот, которые моментально с лязгом захлопываются за ним, и почти тут же под колеса попадает заковылявший навстречу зомбак. Управляющий плантацией с полнейшим равнодушием переезжает его, машина лишь слегка подпрыгивает на смятом колесами теле.
— А где поместье? — спрашивает отец Монморанси.
— В имении Пайнвуд, — ухмыляется наш водитель. — Раньше там зимний дом какого-то стального магната был… Магната, наверно, сжевали хрипуны, а домишко приглянулся нашей старой мокрице… я хотел сказать, миссис Харпер. Настолько, что она даже не пожалела золота из своего кармана, чтобы там все зачистили и укрепили ограду парка.
Замечаю, что дорога поднимается в гору. Правда, хоть Айрон-Маунтин и самая высокая точка Флориды, как успел проинформировать всех Снук, высота ее едва ли дотягивает до трехсот футов, так что до горного серпантина этому шоссе — как до Луны пешком. У ворот парка я получаю возможность удостовериться — шут верно процитировал изречение этого самого Бока. Именно такая надпись и встречает нас у входа, а в аккурат под ней маячат здоровяки с автоматами. Да уж, человечество всегда стремилось украсить мир. Особенно оно преуспело с чертовым вирусом. Зомби отлично облагородили как зеленые лужайки, так и городские улицы, что и говорить.
Наш провожатый обменивается парой реплик с охранниками, и внедорожник плавно въезжает внутрь.
— Дальше удобнее пешком, — говорит управляющий, утирая взмокший лоб — несмотря на ранний час, солнце уже печет вовсю. Мы поднимаемся в гору по усыпанной галькой дорожке. Буйная растительность, почуяв ослабление позиций прежнего царя природы, неумолимо берет свое. Травы вымахали в половину человеческого роста, а эпифиты — присущие Флориде воздушные растения — причудливо переплетаясь, понемногу затягивают и некоторые тропинки. Мы минуем основательно заросший пруд, и Снук усиленно толкает меня локтем в бок, заставляя посмотреть куда-то вверх. На ходу досадливо поворачиваю голову, следуя за указанием его руки, и на миг застываю как вкопанная, забыв даже, зачем мы здесь. Меня охватывает чувство нереальности происходящего. Потому что наводненные блудными мертвяками руины цивилизации и сказочный розовый замок, отделенный от нас крепостным рвом, по зеркальной поверхности которого неспешно скользят прекрасные белые лебеди, плохо уживаются вместе в моем восприятии.
Нет, насчет замка я, конечно, погорячилась — это всего лишь одна башня, но какая — словно выточенная из слоновой кости, поражающая каким-то неземным изяществом. Даже с того места, где мы стоим, можно различить складывающуюся в картины мозаику в высоких готических оконных проемах у самой ее вершины. Кажется, если где и могли бы жить феи — то именно здесь, в этой башне, утопающей среди пышной зелени и невиданных цветов. Однако наваждение быстро развеивается, стоит мне перевести взгляд на нашего провожатого. Мир, каким мы его знали, умер, а вся дивно сохранившаяся здешняя красота — плод все того же рабского труда. Иначе бродить бы по этому чудесному саду полчищам хрипящих зомби, а они с феями, должно быть, неважно уживаются. Отмахнувшись от Снука, я, больше не задерживаясь, иду дальше.
Особняк в средиземноморском стиле выглядит далеко не так впечатляюще, как башня розово-серого мрамора, но он обжит, ухожен, лужайка перед ним аккуратнейшим образом подстрижена и всюду виднеются клумбы с цветами. У зарослей кустов возится немолодой мужчина с секатором. Остро отточенные лезвия звонко щелкают, отхватывая растущие не по хозяйскому фэн-шую ветки, затем садовник отступает на несколько шагов, оценивая результаты своих трудов. На нас он не обращает ровным счетом никакого внимания, зато через лужайку к нам тяжелой поступью движется высокая женщина. У нее широкие плечи, не по-женски мускулистые руки и дочерна загоревшее лицо с резкими чертами. Нетрудно угадать в этой малоприятной на вид особе владелицу всего здешнего великолепия. Как там ее назвал управляющий? Мокрица? Ей-богу, и впрямь что-то в ее ширококостной сутуловатой фигуре есть от этого насекомого.
— Подождите меня здесь, я сам с ней переговорю, — как-то враз сдувшись и растеряв добрую половину своей значимости, говорит здоровяк и, то и дело утирая пот со лба, идет навстречу этой новоявленной флоридской феодалице. До нас долетают лишь обрывки их разговора:
— …На кой черт… осенью… каждые рабочие руки…
— …только и думает, как дернуть отсюда…
— …Твое дело учить рабов… а что, давай продадим всех…
— …это особый случай… нам нужно…
— …или более ловкий управляющий?..
Мы с отцом Монморанси с нарастающим беспокойством переглядываемся. Похоже, хозяйка вовсе не в восторге от идеи продать рабыню, пусть даже и строптивую и склонную к побегам. Удастся ли лысому ее уболтать? Хотя, возможно, это просто уловка для набивания цены, и якобы случайно доносящиеся до нас слова как раз для наших ушей и предназначены? Спустя пару минут, показавшихся мне часами, управляющий возвращается к нам. На его лоснящейся физиономии — странная смесь хитрости и сожаления (во второе я, в общем-то, совершенно не верю и окончательно убеждаюсь — весь этот спектакль разыгран как по нотам исключительно ради лишнего десятка монет).
— Жаль, что я вас обнадежил, господа, ей-богу, жаль. Я бы и не прочь уступить вам эту Мэри, но миссис Харпер нашла ее весьма полезной… Возможно, если бы вы повысили цену, я попытался бы уломать ее, хотя это не женщина — кремень.
— Возникает вопрос: а жива ли эта Мэри на сегодняшний день? Мы ведь до сих пор в глаза ее не видели, — вкрадчиво замечает падре. — Прежде чем вести дальнейший разговор, мы хотим видеть то, что покупаем. Возможно, нас и самих уже не заинтересует данный товар.
Управляющий снова топает прежним курсом. Хозяйка выслушивает его, затем вынимает из кармана рацию и отдает какие-то распоряжения. Здоровяк семенит к нам, заискивающе улыбаясь:
— Мэри жива-здорова и в отличной форме, в чем вы сейчас сможете убедиться. Однако миссис Харпер ни в какую не соглашается на ту цену, которую так опрометчиво назначил я. Говорит, девушка отлично управляется по дому и ей не хотелось бы опять подыскивать кого-то на ее место…
— Это мы обсудим, когда сами оценим товар, — отрезает отец Жозеф. С замиранием сердца мы ждем. Неужели сейчас приведут Блу и вся наша одиссея завершится? Впрочем, завершится ли? Наш прежний дом разрушен. На то, чтобы найти новое безопасное место, может уйти немало времени. А может, махнуть на острова, как я когда-то хотела? Наверняка есть же еще необжитые, над которыми не властны местные князьки и Легион…
На посыпанной золотистым песком дорожке у особняка появляются две фигуры. Мы стоим против солнца и рассмотреть их как следует сразу не удается. Мужчина подталкивает идущую перед ним девушку чем-то вроде рукоятки хлыста. В памяти непроизвольно всплывает фраза Мокрицы: «Твое дело учить рабов». Не требуется много фантазии, чтобы додумать, как именно протекает процесс обучения, переквалификации из учителей, менеджеров, спортсменов и психоаналитиков в бесправных чернорабочих. Врачей или технарей среди них, конечно, не встретишь, это я уже знаю. Всех ценных специалистов город выкупает. Блу в число таких уникальных кадров не попадает, как не попала бы и я сама.
Прищурившись, мы с отцом Монморанси всматриваемся в приближающуюся к нам девушку. Она невысокая, стройная. Глаза выхватывают рваные пряди волос, поднятые порывом ветра. У Блу как раз такая стрижка… Сердце подпрыгивает в груди. Она! Отец Жозеф сжимает мою руку. Снук с явным любопытством смотрит то на нас, то на объект торга. Однако нам остается заблуждаться всего каких-то двадцать секунд. Когда надсмотрщик (или как его тут следует именовать? Дворецкий? Домоправитель?) подводит девушку ближе, и она вскидывает голову, сердце ухает куда-то в пропасть. Смуглая кожа, высокие скулы, изогнутые брови, восточные миндалевидные глаза чернее самой тьмы. Да и рваные пряди цвета воронова крыла — это вовсе не асимметричная прическа Блу, сотворенная ловкими руками нашей Вив, а всего лишь следы спешной и неумелой самостоятельной стрижки. Должно быть, она просто перекинула через плечо косу и отхватила ее, не заботясь о красоте. Мелькнувший было проблеск надежды в кажущихся бездонными глазах моментально гаснет, как только девушка встречается с нашими растерянными и разочарованными взглядами.
— Здоровая и полная сил женщина, — заверяет нас управляющий. — Мэри, повернись. Вот так. Зубы желаете осмотреть?
У отца Жозефа дергается щека. Он качает головой.
— Мэри, разденься, — бесцеремонно командует здоровяк. Глаза рабыни гневно вспыхивают, тонкие пальцы судорожно вцепляются в ворот блузки. Она стоит, низко опустив голову и не двигается. Надсмотрщик равнодушно похлопывает хлыстом по голенищу своего высокого ботинка. Миссис Харпер, яростно жестикулируя, что-то выговаривает садовнику и в нашу сторону как будто и не смотрит.
— Мэри! — с нажимом произносит управляющий.
— Нет, не нужно, — поспешно говорю я. — Боюсь, мы не сможем повысить цену. Наш босс строго лимитировал возможные расходы и мы не имеем права превышать оговоренную им сумму.
На роже амбала — явное и на сей раз искреннее замешательство: он понимает, что сделка срывается.
— Одну минуточку, я должен посоветоваться с миссис Харпер, — блеет он и рысит к своей мокрицеподобной хозяйке.
— Не она? — шепчет мне в самое ухо Снук. — Не знаю, как вам, но мне и эта нравится. Может, все ж сторгуемся? Миссис Ди как раз была не прочь прикупить раба, чтобы посуду за Шелдоном мыть…
— Заткнись, — краем рта зло шиплю я.
— Ты права, цветочек мой, миссис Ди предпочла бы, конечно, раба мужского пола, чтобы при деле были все его выступающие части тела. Луноликие пери не в ее вкусе, — соглашается шут.
Девушка застыла в нескольких шагах от нас, продолжая смотреть в землю. Волосы падают на точеное лицо, словно сошедшее со страниц сказок Шахерезады. Да, разумеется, никакая она не Мэри Смит… но и не Блу, к сожалению.
Управляющий торопится обратно, на ходу излагая скорректированные условия предполагаемой сделки. Я раскрываю было рот, чтобы отказаться от всех предложений, извиниться и попросить отвезти нас к апельсиновым рощам, где осталась машина Люка, как вдруг отец Жозеф глухо бросает:
— Пойдет.
В вынутом из кармана знакомом мешочке бряцают монеты. Не успеваю я даже как следует удивиться, как и Снук с готовностью выуживает свой увесистый кошель.
— Падре, что вы делаете? — потрясенно шепчу я. — А где мы возьмем деньги для выкупа, когда найдем Блу?
— Есть один план, — также тихо отзывается священник. — Не могу я так, Лори. Бог отвернется от нас, если мы уподобимся этим людям. Хотя бы одну живую душу мы сейчас можем избавить от этой позорной участи, и наш долг сделать это.
Я не менее изумленно, чем сама рабыня, смотрю, как отец Жозеф рассчитывается с управляющим. Миссис Харпер же, не удостоив нас больше и взглядом, точно каравелла величественно уплывает куда-то на задний двор. Девушке сковывают руки и ноги и ведут к машине. Падре поначалу протестует против цепей, однако управляющий, ухмыляясь, заявляет, что как только передаст девку вместе со всеми соответствующими бумагами нам — мы вольны делать с ней что пожелаем, хоть голышом в ванне на крыше авто возить, но пока что он еще несет ответственность за сохранность товара.
Сама Мэри хранит гробовое молчание и не поднимает на нас своих пронзительных глаз. Управляющий что-то болтает всю обратную дорогу, но я едва его слышу. До сих пор не могу поверить — мы купили совершенно незнакомую девушку, купили, будто товар в магазине. И теперь падре задолжал нехилую сумму своему коллеге, а я — долбаному соснолазу. Причем, этот потребует с меня должок, понятное дело, не золотом. Что бы он там ни говорил насчет неспортивности подобного пути, никогда не поверю, будто он попросту забудет об этих деньгах. Как же, держи карман шире. Или, учитывая, о ком идет речь — держи бикини шире.
Люк все еще дуется на меня и поэтому даже не задает вопросов, кто такая эта Мэри и с чего бы нам уже на первых неделях пребывания в Сент-Пи приспичило обзаводиться рабской силой. Управляющий выписывает бумажки, подтверждающие наше право собственности на приобретенный живой товар, вручает ключ от кандалов (сами кандалы, должно быть, идут бонусом к покупке), и мы с нескрываемым облегчением покидаем плантацию.
— Послушай, — негромко говорит падре, обращаясь к неподвижной, точно изваяние, девушке, — мы не рабовладельцы, нам не нужны рабы. Мы искали другого человека. Девушку из нашей семьи похитили и тоже привезли сюда. Пока мы не можем отыскать следов, но мы продолжим поиски. В городе мы оформим все необходимые документы, и ты будешь свободна. А сейчас я отомкну замок, если ты пообещаешь, что не попытаешься причинить вред кому-то из нас в попытке убежать.
— То, что вы искали другую, я поняла, — с едва уловимым легким гортанным акцентом отвечает Мэри. — Но я не понимаю, почему вы все-таки выкупили меня? Какая вам от этого польза?
— Пользы, возможно, никакой, кроме немного успокоенной совести, — мягко откликается священник. — Боюсь, нам не свыкнуться с тем, что здесь работорговля стала частью обычного бизнеса. Но клянусь, что ты будешь вольна идти куда вздумается, как только мы вернемся в город и подпишем все нужные для этого бумаги. Меня зовут отец Жозеф, это — Лорита, наш друг Люк…
— Почему ты не сказала, что вы ищете свою подругу?! — возмущенно шипит паренек. Кажется, лимит его огорчений на сегодня превышен сверх всякой меры. Я не успеваю ответить, потому что паяц снова горланит на всю машину:
— И я! Меня все кличут Снуком, но я охотно отзываюсь и на всякие ласковые прозвища, в отличие от этого сердитого цветочка, ощетинившегося пистолетами и распиханными по всем укромным местечкам ножами.
— Тебя зовут не Мэри, ведь верно? — спрашивает святой отец.
— Нет, конечно, — девушка как-то вымученно улыбается. — Я не хотела называть им своего настоящего имени. Это было последнее, что у меня оставалось лично моего, понимаете? И когда меня везли в той вонючей повозке, запряженной мертвецами, и когда продавали, словно скот, и когда клеймили, я твердила, точно заклинание — это не я, это все не со мной. Это происходит с какой-то Мэри Смит, а не со мной. Признаюсь, мне пришлось еще много раз повторить это.
— Если ты не хочешь, можешь и нам не называть своего имени, — поспешно говорит отец Монморанси.
— Джалила, — почти беззвучно, одними губами произносит рабыня. — Раньше меня звали Джалила.
