Глава 5

Яр-Габаж

Средний уровень

Обитель Атриарха заливал свет искусственных солнц. Оранжевые лучи отражались от зеркальных окон и рассыпались радужными искрами по вымощенным пластиковой плиткой улицам. Дополнительное освещение работало исключительно во дни великой атриархальной проповеди, проходившей раз в месяц.

Ранее службы проходили ежедневно, но теперь, когда жизнь в городе стала спокойной и размеренной, исчезла необходимость повторять правила так часто. Утро после безлунной ночи стало считаться священным. В этот день посетить обитель Атриарха имел право каждый житель Яр-Габаж без предварительной записи. И ни один человек не желал в священное утро оставаться в своём доме. Или делал вид, что не желает. Ведь око Атриарха строго следит за поведением человека.

Линлис вместе с прочими жителями медленно шла в сторону обители. Идти быстрее она не могла не только из-за людской толпы, но и потому, что в праздничный день полагалось носить лишь прозрачные туфли. Символ чистоты, как объясняла мать. Показывая пальцы ног, ты показываешь открытость Атриарху. Линлис ненавидела обувь из жёсткого прозрачного пластика и скорее согласилась бы идти босиком. Но прикосновение босой ступни к уличным плитам считалось не менее оскорбительным, чем мягкая закрытая обувь на службе у Атриарха. Она едва могла ступить на ногу, а каблуки цеплялись за слишком длинный подол, волочащийся по тротуару.

— И к чему такие мучения, если обувь всё равно скрыта под платьем? — вздохнула Линлис.

— Ты слишком своенравна, Линлис, — мать взяла её под руку. — Если ты и впредь станешь обсуждать законы, то закончишь дни, как твоя тётушка.

Девушка промолчала, лишь поджала губы. Судьба тётушки вовсе не казалась ей незавидной. Одиночество в мире, где женщина всю жизнь проводит в подчинении сначала у родителей, затем у супруга, виделось ей скорее благом.

В сопровождении леди Аннес Линлис поднялась по крутой лестнице к обители Атриарха. Сегодня ей предстояло занять первый ряд, а не томиться вместе с другими детьми у самого выхода. В прошлом месяце она достигла шестнадцати, и теперь Атриарх мог назначить ей пару. А это означала, что их с матерью дом перейдёт под управление постороннего мужчины.

Женщина не может быть главой семьи, как говорил Атриарх. Женщина может только ждать, когда появится покровитель. О добровольном выборе речи не велось, ведь брак — это общественная необходимость. Уже долгое время в Яр-Габаж не появлялись естественно рождённые. Линлис являлась одной из последних, кто явился на свет без искусственного оплодотворения. И потому отказаться от замужества не имела права. Слишком велика была вероятность, что именно она станет матерью для следующего естественно рождённого.

Осознание неизбежности брака отзывалась в Лилис ознобом, заставлявшим дрожать всё тело. Ладони от волнения становились влажными, а во рту пересыхало так, будто воды она не видела несколько дней.

Она почти не помнила отца, он умер, когда Линлис едва научилась говорить, а едва она спрашивала о нём мать, как та брезгливо поджимала губы и повторяла:

— Нехорошо поминать мёртвых.

Позднее девушка поняла, что эти воспоминания для матери неприятны и даже болезненны. Вот только не знала она, что отвратительней было для матери — вспоминать супруга живым или мёртвым. В памяти самой Линлис отпечатался смутный образ, к которому каких-либо чувств она испытывать не могла. А потому и вовсе перестала о нём думать. Но, вот, теперь, когда ей самой предстояло стать женой, она вдруг вспомнила, что отец пугал, часто кричал, и она часами была вынуждена прятаться вместе с роботом где-нибудь в технических помещениях. До сего момента воспоминания были вытеснены в подсознание, а теперь вдруг всплыли, словно взбаламученный песок со дна очистного озера.

— Не хочу замуж, — тихо пробормотала она, войдя в зал службы.

— Сумасшедшая, — проходившая мимо старуха в платье помощницы Атриарха толкнула девушку в спину. — Какое ж счастье может быть, если пользы ты не приносишь?

Линлис обернулась в надежде увидеть мать, но та осталась у входа. К престолу Атриарха девушке следовала идти одной. Старуха снова толкнула её.

— Порасторопней. Атриарх не любит ждать.

Самого главу Яр-Габаж Линлис не видела, место на престоле пустовало. Но в первом ряду уже стояли две девушки. Никто из них не был естественно рожденным. В прошлом году они уже претендовали на замужество, но Атриарх отправил их на работы в инкубатор, посчитав недостаточно созревшими. Люди, появившиеся на свет через искусственное оплодотворение, развивались медленнее, и потому эти две девушки выглядели младше Линлис, несмотря на то, что им обеим исполнилось шестнадцать еще в позапрошлом году. В видеоуроках говорилось, что искусственно взращенным не хватает питания, оттого развиваются они плохо, возможны мутации и патологии. Нередко случалось так, что искусственные женщины даже на роль инкубатора не годились. Такие становились обузой для семьи. Нередко их лишали содержания, и несчастные умирали от голода и жажды. Но Линлис об этом не думала. Их род ни в чём не нуждался, несмотря на отсутствие в доме мужчины. Ведь мать девушки выполнила свой долг. И даже тётушка Линлис могла позволить себе жить в одиночестве, вовсе не посещая служб. Конечно, её считали странной, но содержания лишить не могли.

Две девушки, стоявшие в стороне от Линис, поглядывали на неё с завистью и страхом одновременно. В отличие от естественно рождённой они знали, чем может обернуться затянувшееся девство. Обе, как и Линлис, простоволосые, в светлых, почти белых платьях из синтетической ткани, они были похожи, как сёстры, с одинаковыми некрасивыми лицами, редкими, выкрашенными в грязно-жёлтый цвет волосами, коротконогие и плоскогрудые. Если бы Линлис не знала, сколько им лет, приняла бы за детей. И почему из замороженных яйцеклеток всегда получаются такие? Зачем их, вообще, производят, если большую часть приходится утилизировать ещё до совершеннолетия? Сама бы Линлис ни за что не согласилась стать инкубатором для таких эмбрионов. Но у неё пока ещё был выбор. У большинства же такового выбора не имелось от рождения.

В зале почти смолкли перешёптывания и шорохи платьев. Линлис переминалась с ноги на ногу, с трудом перебарывая желание разуться. Из-за высоких каблуков ныла поясница, хотелось присесть, да хоть и прямо на пол. Но службу полагалось переносить стоя.

В сопровождение женщин в глухих чёрных платьях к престолу подошёл сам Атриарх. Линлис никак не могла понять, мужчина он или женщина. Почему-то он носил длинное расписное платье, какие надевали дамы на светские мероприятия. Длинные волосы, выкрашенные розовый и синий, были собраны в высокую причёску, которую венчала пластиковая корона. От мужчины у Атриарха осталась только борода, заплетённая в косу. Яркий и противоестественный образ отчего-то пугал Линлис. А столь близкое присутствие вызывало оцепенение.

— Пусть воздух в ваших домах будет свежим, а вода в резервуарах не иссякнет! — поприветствовал подданных Атриарх. — Вы должны благодарить Мироздание за то, что родились здесь и сейчас. Счастливы те, кто живёт в Яр-Габаж!

Линлис уже не в первый раз слышала эту речь. Каждый, кто посещал службу регулярно, уже наизусть успел выучить слова Атриарха. И всё равно в зале стояла абсолютная тишина. Будто все просто жаждали услышать что-то важное.

— И теперь в Яр-Габаж царит процветание, но есть и трудности, — продолжал говорить Атриарх. — Вы знаете, что уже много лет мы не видели естественно рождённых. И если здесь проблема не ощущается столь остро, то сокращение населения в рабочем посёлке может привести к голоду. О, вам ведь не знаком голод, какой знал Яр-Габаж прежде, — управитель города ехидно растянул губы в улыбке. — Вам несказанно повезло родиться в благополучные времена. Но вы должны помнить о долге. Долг каждого жителя великого города, последнего города на планете — дать потомство.

Линлис не понимала, зачем Атриарх говорит это жителям Яр-Габаж, а не проповедует в самом рабочем посёлке. Ведь население сокращается там, а не здесь. Не станут же благородные жители Яр-Габаж уходить в посёлок и там работать. Все видели в сурвизоре, как живётся рабочим. Едва ли кто-нибудь захотел бы занять их место. Разве что высылать станут насильно. Ей бы хотелось спросить об это Атриарха прямо, но говорить на службе строго запрещалось. За такое могли и лимит на воду сократить или же вовсе подвергнуть порке.

Дальше Линлис не слушала. Водила взглядом по высокому расписному потолку и выдумывала безобидные грехи, о которых расскажет на последующей за выступлением Атриарха исповеди. В мыслях всплыл образ обезумившего рабочего. О нём она точно не собиралась докладывать, но мать, также видевшая странного человека на экране, наверняка доложит об этом. Но помочь незнакомцу из сурвизора она никак не могла. Оставалось лишь надеяться, что мать забудет.

Будучи погружённой в свои мысли Линлис совсем перестала слышать Атриарха. Ужасно сдавливали ступни неудобные туфли, она переминалась с ноги на ногу и молила Мироздание, чтобы служба поскорее закончилась. Она успела позабыть о том, что сегодняшний день для неё должен стать особенным, и из размышлений её вырвал лишь звук собственного имени из уст Атриарха.

— Леди Линлис из дома Ламар, естественно рождённая, шестнадцати лет от роду получает предложение от господина Энриота из дома Ууросс.

Сердце вдруг забилось очень быстро, в ушах зазвенело, а воздух вдруг стал густым и плотным, и никак не желал проникать в лёгкие. Ладони вмиг стали влажными, а тело затрясло, как от пронзительного ветра, что гуляет по открытому верхнему уровню.

«Право на отказа. Отказать!» — забилась в мыслях спасительная мысль,

Энриот из дома Ууросс — почти старик. Ему ведь больше тридцати, и двух жён он успел утилизировать. Зачем только он прислал предложение ей? Ему ведь и самому недолго осталось. Разве возможно дать потомство от старика?

У каждой женщины есть одно право на отказ. Через год она сможет получить новое назначение. А этот Энриот успеет выбрать другую девушку. Естественно рождённую пожелают многие, и ей незачем принимать первое предложение.

Мужчины могли выбрать любую достигшую совершеннолетия женщину лишь потому, что пребывали в меньшинстве. Отчего-то девочки рождались чаще, но численное превосходство не давало им никаких преимуществ. Этот мир строили мужчины, им он и принадлежал. А женщинам оставили лишь иллюзию выбора, дав право на один отказ. Только один. И не факт, что во второй раз повезёт больше.

Служба окончилась. Атриах, поддерживаемый под руки помощницами, покинул престол. Все присутствующие, как по команде, развернулись в сторону небольшой дверцы, ведущей в исповедальню. Линлис собиралась сообщить звукозаписывающему устройству лишь одно — от брака с Энриотом она отказывается. И никаких грехов выдумывать не надо. Отказ мужчине — само по себе грех.

Очередь продвигалась медленно. Считалось, что пока человек ожидает исповеди, он сумеет лучше сформулировать мысли. И потому на всю толпу имелась лишь одна кабинка.

Леди Аннес, расталкивая людей, приблизилась к дочери и взяла ту за руку.

— Ты должна быть счастлива, — заговорила мать. — Господин Энриот управляет сразу трёмя домами. Очень хорошее наследие, у тебя будет целый отряд роботов-помощников. Мы ни в чём не будем нуждаться. Говорят, у него в доме столько воды, что даже полы ею моют. И никакого светового душа, от которого волосы выпадают.

— Мама! — Линлис вырвала руку. — У меня есть право на отказ! Я не пойду замуж за старика!

— Твоему воспитанию всё же не хватало твёрдой руки. Не делай глупостей, Линлис. Ещё не хватало, чтобы тебя услышали, — зашипела на дочь леди Аннес.

— Но ведь я имею право! — не унималась девушка.

— А господин Энриот имеет право на тебя донести. Он крайне влиятелен, не забывай об этом.

Держать лицо оказалось невыносимо трудно. В горле застрял ком, а к глазам подкатили слёзы. Линлис задержала дыхание, чтобы не расплакаться. Слишком много людей, позора не оберёшься. И этот Энриот наверняка наблюдает.

— Дыши, — тихо напомнила леди Аннес. — Дыши, как тебя учили в видеошколе, тихо, через нос. И не смей выказывать неуважение. Ты уже придумала, что скажешь на исповеди? Думай, Линлис, думай. Расскажи хотя бы про того безумца из сурвизора. Только молчи о замужестве. Не порть себе жизнь.

Отвечать Линлис не стала. Дома она бы обязательно поспорила с матерью, но не сейчас, когда каждое её слово могло достичь ушей Атриарха. Решения правителя не обсуждались. В Яр-Габаж всем полагалось быть счастливыми. И любое недовольство могли счесть оскорблением власти.

Заходя в исповедальню, Линлис никак не могла сосредоточиться. Мысли крутились вокруг обезумевшего рабочего. Наверняка будет несложно отыскать его, щёлкая каналы. Людей, в самом деле, оставалось всё меньше, а око ведь старается уловить самое интересное.

В исповедальне, как всегда, царил полумрак. Тусклое освещение требовалось не для экономии, а чтобы создавалось ощущение уединения. Считается, что в полумраке человек более склонен к доверию.

Линлис на автомате нажала кнопку дозатора, и в стакан полилась красноватая жидкость. Не вода — специальный коктейль, позволяющий расслабиться, с уксусным запахом и чуть сладковатым вкусом.

Несмотря на жажду, пить пришлось через силу. Жидкость показалась слишком густой, а от резкого запаха защекотало в носу. Ноги вдруг стали ватными, и Линлис опустилась на скамейку, так и не поставив стакан в нишу с ультрафиолетовым дезинфектором.

— Расскажи, что беспокоит тебя, дитя Яр-Габаж, — заговорит механический голос, и слабость отступила. Линлис встрепенулась, передёрнула плечами.

— В рабочем посёлке появился безумец, — сама того не желая, вдруг выпалила она.

— Где ты видела его? Каков его номер?

— Я... не помню номер. Видела в сурвизоре. Он просто стоял и смотрел вверх. Уверена, он не опасен.

— Это решать Атриарху, дитя. Есть ещё что-то, что ты хочешь поведать мне? — поинтересовался робот.

— Нет, — Линлис помотала головой. — Ничего более, бот-исповедник.

— Ты можешь идти.

Морок, вызванный дозой коктейля, почти отступил. Резко подскочив, девушка выскочила через противоположную от входа дверь и помчалась вниз по лестнице. Возвращаться в обитель она не стала, хотя служба ещё не совсем закончилась. После исповеди можно было послушать указания помощниц Атриарха и даже получить некую награду. Но уход не расценивался как нарушение, потому Линлис не боялась подвергнуться наказанию. Разве что мать может отчитать, но какое ей теперь дело до матери, если уже завтра ей предстоит войти в дом супруга?

Неудобные туфли она тут же сняла и, стараясь не срываться на бег, поспешила к дому тёти. Едва ли следящие глаза заметят, что она идёт босой. А сами туфли она спрятала в просторных рукавах платья.

«Держать лицо», — напомнила себе Линлис. Если её лицо будет спокойным и отрешённым, ни человек, ни механизм не остановит её. В конце концов, пока она не перешла под покровительство дома Ууросс, она имеет право на самостоятельное передвижение. Ведь больше мужчин в их доме нет. Некому быть её покровителем и сопровождать на улицах.

К удивлению Линлис, тётушки не оказалось дома. Но стоять у дверей ей не пришлось, створки распахнул робот-компаньон.

— Леди Теамис отправилась на службу, — сообщила машина и на экране замерцали схематические изображения лиц — включилась программа узнавания. — Леди Линлис может войти в дом, — наконец, опознал её робот, посторонился и позволил войти холл.

Девушка прямиком направилась к старинной библиотеке. Тётя рассказывала ей, как добывала в юности книги на свалке. Тогда ещё можно было покидать город, так как не имелось сурвизоров, ведущих трансляции из рабочего посёлка, и каждый день в сторону свалки ходили паровые квадрокоптеры. Их упразднили ещё до того, когда Линлис едва научилась читать. Теперь же изредка можно было увидеть летающие машины в небе, и это плохой знак. В рабочий посёлок отправлялись горожане лишь тогда, когда случалось что-то из ряда вон выходящее. Обычно после этого случались перебои с пищей. Последний раз посёлок навещали люди лет пять назад. Тогда произошёл взрыв в угольной шахте. С тех пор люди почти отказались от каменного угля, а электричество вырабатывали ветряные станции. И хоть добычу угля и восстановили, количество его резко сократилось. Это была одна из причин сокращения парового транспорта.

Линлис достала книгу, на корешке которой имелись понятные ей буквы. Это оказался один из старинных романов, описывающих мир огромных городов, связанных между собой серыми лентами дорог. И люди могли ходить под открытым небом, даже когда идёт дождь, не боясь, что их кожа расплавится под капельками кислоты. Так много людей жило в этих городах. И куда только всё исчезло? Но ни в одной книге не описывалась катастрофа, убившая почти всё живое на планете. Атриарх вещал на службах, что Яр-Габаж — последний оплот человечества, но Линлис всегда было интересно, а как он узнал об этом? Планета, как она поняла из книг, довольно большая. И нет никаких гарантий, что где-нибудь на противоположной стороне земного шара не осталось таких же выживших.

Однажды она попыталась спросить об этом видеоучителя, но вместо ответа получила лишь наказание. Тогда она пообещала себе, что обязательно обойдёт всю землю и найдёт других людей. Постепенно её детские фантазии поутихли, но теперь, когда будущее приобрело вполне определённые очертания, она вновь вспомнила о них. Даже самая безнадёжная авантюра виделась ей большим благом, чем жизнь в качестве инкубатора здесь, в Яр-Габаж.

— Линлис? — голос тётушки отвлёк её от чтения. — Я не думала, что ты так быстро освободишься.

Отложив книгу, незваная гостья широко улыбнулась. В доме тёти не обязательно держать лицо.

— Где ты была, тётя Теамис? — спросила она. — Твой робот сказал, что ты на службе, — девушка тихо рассмеялась. Очень тихо, чтобы никакое око с улицы не услышало.

— Так и есть, — кивнула хозяйка дома. — Роботы не умеют врать, — затем подкатила небольшой столик к дивану и достала из шкафчика синтетическое печенье. По вкусу почти как настоящее, но сытости от него никакой. А заодно поставила на стол диспенсер с водой.

— И... зачем ты туда ходила? — неуверенно, ощущая нарастающую тревогу, спросила Линлис и потянулась за печеньем. Оно хоть пустой желудок заполнит.

— Кажется, моя жизнь должна весьма сильно измениться. Только представь себе, то, что столько лет я несла в себе, как позор, Артиарх признал благом. Более того, сегодня утром он лично связался со мной по кнопкофону.

— Он? — переспросила Линлис. — Если Атриарх — всё-таки он, а не она, то почему носит платье? Никогда не понимала.

— Потому на самом деле Атриарх не он и не она, а нечто среднее. Атриарх — это символ равенства. Потому и включает в себя и женские, и мужские черты.

— Да какое же тут возможно равенство, если я даже не могу отказаться от этого господина Энриота?!

— Равенство не здесь, — леди Теамис мягко улыбнулась. — В рабочем посёлке. Там нет ни мужчин, ни женщин, все работают одинаково. А здесь... так уж вышло, что женщины в большинстве. Потому выбор делают именно мужчины. Так уж сложилось. Но это тоже равенство. А что касается Атриарха, так если бы ты могла изучать историю, то знала бы, что когда-то миром, в самом деле, правили мужчины. И правитель звался Патриархом. Затем власть перешла женщиной, и главной среди них была Матриарх. А теперь общество пришло к равновесию. И я имею в виду не только Яр-Габаж, он и рабочий посёлок, и правит нами совершенное существо Атриарх, не женщина и не мужчина.

— Раньше ты по-другому о нём отзывалась, — Линлис нахмурилась, переваривая полученную информацию.

— Раньше я была изгоем, — пояснила тётушка. — А теперь сам Атриарх почтил меня своим вниманием. И теперь я стану рядом с ним вести службу, дабы быть примером для всех.

— Не понимаю... — пробормотала девушка.

— Если население рабочего посёлка сократится, нам не выжить. Ты знаешь, что естественно рождённые перестали появляться на свет. Ты одна из последних. А в рабочем посёлке уже двадцать лет не было ни одного естественно рождённого, как ни старались люди, так и не сумели воспроизвести потомство. А искусственные люди слишком слабы, чтобы работать. И потому теперь всех естественно рождённых мы будем направлять в рабочий посёлок — делать, что я сделала двадцать лет назад. — голос Теамис стал хриплым, она закашлялась, хватая ртом воздух.

Линлис пришлось быстро встать и сбегать за кислородным баллоном с маской. Приступы случались всё чаще. Рано или поздно каждого настигает лёгочная болезнь. Воздух даже в Яр-Габаж едва пригоден для дыхания.

Пока леди Теамис вдыхала кислородную смесь, Линлись молчала, размышляла над словами тёти. Она видела, как появляются люди. Естественные или искусственно помещённые в полость женщины эмбрионы раздувают им животы, мучают слабостью и приступами тошноты. И всё ради того, чтобы спустить потомство в трубопровод? Линлис не могла сформулировать, почему у неё от одних мыслей об этом ладони влажными становятся.

— Это неправильно, — тихо произнесла она. — Не хочу быть инкубатором. Не хочу спускать естественно рождённых в трубопровод! Это что ж, в городе одни уродцы останутся?

— Думать нужно не только о себе, но и о выживании вида. Всего человечества.

Линлис взяла в руки книгу, которую читала.

— У них были огромные города, много, очень-очень много людей! Миллионы! Миллиарды людей! Неужели помимо Яр-Габаж и рабочего посёлка их нет нигде? А кто проверял?

— Когда мне было столько же лет, сколько и тебе, я тоже размышляла, есть ли жизнь за пределами Яр-Габаж? Есть ли жизнь вне свалки? И так же, как и ты, мечтала уйти из города. Но теперь я слишком стара, чтобы мечтать. А мир продолжает жить, как жил. И теперь, сквозь опыт прожитых лет я вижу, что наш мир очень правильно устроен.

— Что же в нём правильного? — выдавила из себя вопрос Линлис.

— Ты ведь читала мои книги. Ты знаешь, что когда-то людей на планете было слишком много. И мы всё гадали, что же случилось с миром? Куда подевались все люди? Ты помнишь, мы говорили об этом. Но сегодня я пришла к выводу, что никакой катастрофы и не было. Численность саморегулируется. Сокращалась рождаемость, срок жизни. И так продолжалось до тех пор, пока количество не стало нормальным. Только представь, как найти своё место, если таких, как ты, несколько миллионов? А теперь каждый на своём месте, словно шестерёнки в механизме. Разве это не прекрасно?

— Тётя! Да ты с ума сошла! — не выдержала Линлис.

Леди Теамис сделала слишком глубокий вдох и снова закашлялась. Лицо её сделалось серым и безжизненным, а глаза же, напротив, налились кровью. Она снова припала к кислородной маске.

— Мне нужны новые лёгкие, — произнесла Теамис, едва смогла говорить. — Ты знаешь, как трудно добиться разрешения на пересадку.

— И тебе предложили операцию взамен... на что?

— Атриарх на следующей службе даст мне право слова. И я должна рассказать о своём опыте. Линлис, ты даже не представляешь, какая это честь! Мне захотят подражать! И никакой утилизации в ближайшие пять лет. Или сколько там прослужат новые лёгкие?

— А где они возьмут лёгкие? Кто-то должен будет добровольно с ними расстаться.

Вдоволь насытившись кислородом, леди Теамис потянулась к диспенсеру. На ладонь скользнула небольшая водянистая пластинка. Желированная вода не утоляла настоящую жажду, но вполне заменяла глоток воды за приемом сухой пищи.

— В рабочем посёлке всё время кто-нибудь умирает. Наверняка Атриарх сумеет подобрать что-то подходящее для меня.

— И потому ты теперь поддерживаешь Атриарха? — в голосе Линлис прозвучал упрёк.

— А разве у меня был выбор? — только развела руками Теамис.

— Я надеялась, ты посоветуешь мне, как поступить с замужеством, — девушка вздохнула. — А ты, получается, заодно с Атриархом...

— Ну, какая же ты глупенькая, Линлис. Тебе очень повезло, что господин Энриот выбрал тебя. У тебя велики шансы остаться вдовой, ведь ему столько же лет, сколько и мне. Не многие доживают до сорока, да и те больны к тому времени уже настолько, что предпочитают безболезненную утилизацию мучительной смерти. Нужно лишь немного потерпеть.

— Немного — это сколько? Я ведь и сама к тому времени стану больной и старой! Я так не хочу!

— А разве у тебя есть выбор?

Линлис потянулась к диспенсеру, взяла пластинку и положила в рот. Холодное желе постепенно превращалось в жидкость. Обмануть мозг легко — ещё немного, и он подумает, что она выпила целый стакан воды. Ей подумалось, что и Атриарх так всех обманывает. Даёт возможность выбора, которого на самом деле нет.