Глава 8

Яр-Габаж

Средний уровень

Настраивать сурвизор было бессмысленно. Все глаза транслировали катастрофу, случившуюся в рабочем посёлке. Новые наряды, среди которых должно было быть и платье для торжества Линлис, погибло в огне. Его должны были доставить к утру, а теперь даже и заказывать не из чего.

Пожалуй, единственное, что радовало девушку в предстоящем замужестве, так это новое платье. Леди Аннес позволила выбрать любое, какое только захочется. Будто из-за обновки не придётся экономить воду и от луны до луны обходиться одним лишь световым душем.

По традиции платье приобреталось стороной невесты. Однако Аннес уже рассчитывала на дом Ууросс, частью которого должна была стать Линлис, и посчитала, то экономия впредь не имеет смысла. Однако из вакуумной трубы вместо нарядов поступили лишь оплавленные куски пластика. Ни Аннес, ни Линлис так и не увидели их. Механизм отправил всё это на свалку. Для следующей переработки.

Леди Аннес выбирала для дочери платье из уже имеющихся. В светлых тонах у неё имелось не так много платьев, и выбор был не велик.

— На белом сразу видны будут пятна, — возмущалась Линлис. — И корсеты уже несколько лет как не носят.

— Ты слишком тощая, Линлис, — мать пыталась затянуть на ней корсет, но тот болтался, как панцирь. — Придётся обмотать тебя полотенцем. Иначе господин Энриот подумает, то ты больна. А кому нужна больная жена?

— Сегодня же ещё не церемония? Я ведь не обязана идти в его дом. Только знакомство, не так ли?

— Церемония — это формальность. Договор он подписал. У него есть три дня, чтобы отказаться от своих слов. И, прошу тебя, веди себя достойно хотя бы эти три дня. Едва владения домов Ламар и Ууросс станут общими...

— Надеюсь, он откажется, — не дав договорить матери, вздохнула Линлис.

— И думать о том не смей, — прошипела леди Аннес. — Энриот — хороший человек, занимает важный пост в Яр-Габаж.

Корсет поверх полотенца казался Линлис сущей нелепицей. Он не утягивал фигуру, а делал её больше, неравномерно больше, и девушка ощущала себя громоздкой и . Так выглядят люди с болезням лёгких. Грудная клетка раздаётся во все стороны и становится похожей на бочку. Потому что дышать стараются глубоко, раздувают лёгкие, а выдохнуть уже не могут. Так случилось с тётушкой Теамис. Но у той возраст уже перевалил за тридцать. Нет смысла о внешнем виде заботиться.

Помимо всего прочего, это было ещё и неудобно. Руки не опустить — они врезаются в жёсткую конструкцию корсета. Ни наклониться, ни присесть нормально, чтобы не скрипеть пластиковыми креплениями. Но мать внешним видом дочери была довольна.

— Световой душ примешь вместе с платьем. А то оно старое, пахнет плесенью. Нужно убить микробы. Только волосы прикрой, чтобы не выпали. И не крась их сегодня в яркое. Счеши хорошенько, а цвет я сама тебе выберу.

Девушка только вздохнула. Световой душ! И никакой ванны с настоящей водой. Если господин Энриот, в самом деле, так богат, то первое, что она сделает, так это вымоется настоящей водой, а не этим дезинфицирующим излучением.

Линлис тщательно обернула волосы блестящей плёнкой и направилась к световому душу. Жёсткий корсет не давал опустить плечи, дышалось в платье и без того тяжело, так ещё и запах старой синтетической ткани смешивался с запахом пота, который проступал всё сильнее из-за того, что пластиковое волокно почти не пропускало воздуха. Ткань неприятно липла к телу и шуршала при каждом шаге. Линлис ощущала себя не одетой, а упакованной в коробку, словно подарок. И от этого чувствовала она себя не человеком, а вещью, преподнесённой этому Энриоту. Мерзко делалось от этого чувства, хотелось содрать с себя и неудобное платье, расчесать кожу в кровь, чтобы только почувствовать себя живой.

Дверца светового душа закрылась, и из отверстий в стенах полился ядовито-голубой свет. Линлис прикрыла глаза, но даже под опущенными веками мельтешили яркие пятна. Глаза слезились от этого мерцания, но девушка лишь сильнее жмурилась, чтобы вспышки излучения не обожгли роговицу.

Вскоре свет погас, но перед глазами ещё продолжались вспышки. Дезинфицирующий газ окутал душевую кабину, пронизывая всё резким хлорным запахом. Линлис задержала дыхание и зажала нос пальцами. Если сейчас вдохнуть, то тут же согнёшься в приступе кашля.

Дезинфекция такого рода совсем неполезна, но именно газ в сочетании с ультрафиолетовым излучением очищал тело и одежду от любых инфекций. А, следовательно, тело потом почти не пахло. Водой же так не очистишься, а некоторые считали, то водный душ как раз является рассадником бактерий. Ведь всем известно, что в воде зарождается жизнь. В том числе и вредоносная.

Когда двери душевой кабины открылись, Линлис выбежала, хватая ртом воздух. Чистой себя она не ощущала, скорее простерилизованной, как медицинские инструменты. И чувство это приятным не было. Она подошла к зеркалу и тщательно вычесала из волос старую краску. Пряди приобрели естественный белёсый цвет.

— Я помогу, — сзади подошла мать и взяла Линлис за руку в тот момент, когда та потянулась к коробочке с цветными мелками.

Девушка промолчала. Она видела, как руки леди Аннес потянулись к розовому мелу. Этот цвет совершенно ей не нравился. Ей доводилось однажды видеть, как люди задыхаются. И изо рта у них выходила такая же розоватая пена, как этот мелок. Но леди Аннес посчитала именно этот цвет подходящим для представления господину Энриоту.

Когда с приготовлениями было покончено, Линлис в сопровождении матери направилась к главному дому Ууросс. Ещё не церемония, лишь первое знакомство. А если так, то Линлис намеревалась покинуть дом Ууросс, едва окончится приём. Следом за ними семенил робот-няня, которого так и не отладили до полноценного помощника.

На званый обед были приглашены все представители дома Ламар. В том числе и тётушка Теамис, встреча с которой в иных обстоятельствах Линлис бы обрадовала. Но после последнего разговора, она и думать не желала о своей тётке.

Почему брак обязателен? Почему женщины сами не могут выбирать, если мужчины в Яр-Габаж в меньшинстве? И, в конце концов, почему женщины должны подчиняться? Линлис воспитывалась матерью и потому не ощущала того превосходства мужчин, о коем говорили в обществе. Она привыкла наблюдать, как леди Аннес сама принимает решения, не спрашивая позволения у супруга. И так же сама пользовалась хоть и неполной, но всё же свободой. К примеру, покидала дом тогда, когда ей заблагорассудится. И безо всякого сопровождения. Просто некому было сопровождать. И в окружении её были такие же одинокие женщины. Как тётя Теамис. Вот уж кто не нуждался ни в чьих указках, так это она. Никогда не имевшая супруга.

Отчего же прочие терпят несвободу? Линлис не понимала. Она слышала, что некоторые леди даже платье выбрать не могут самостоятельно. И домов не покидают. Не прогуливаются по улицам, никогда не поднимаются на верхний уровень, чтобы посмотреть на тянущиеся к рабочему посёлку трубы. Да что там! Они даже сурвизор не смотрят!

Почему одиноких женщин, неспособных к естественному рождению, загоняют в инкубаторы? А ведь таких теперь очень много! Они терпят болезненные процедуры и вовсе не показываются на улицах Яр-Габаж после того, как попадают в инкубатор.

Раньше Линлис общалась с девушкой из дома Деракин. Она была на несколько лет старше, некрасивая, с расщелиной лица, но добродушная. Семья отправила её в инкубатор. Линлис знала, что та совсем не хотела вынашивать кривоногих младенцев, ожидая, что когда-нибудь родится хоть один ребенок мужского пола. Габернис из дома Деракин так и не вернулась домой, но успела рассказать, что в инкубаторе содержат десятки женщин. И все они там не по своей воле. Так почему бы им не взять хотя бы палки и не побить тех, кто их там держит? Ведь их явно больше. Зачем терпеть?

Подумав, что инкубатор — это куда хуже замужества, Линлис даже улыбнулась.

— Держи лицо! — тут же прошипела леди Аннес. — Будешь много улыбаться, примут за дурочку.

Дом, в котором жил господин Энриот, едва уступал по размерам обители Атриарха. Огромное строение из оргстекла и блестящего пластика со множеством выступов, будто проникать в здание полагалось не через парадный вход, а забираться в окно, цепляясь за эти самые выступы. Странные украшения делали постройку не столь привлекательной, сколь необычной.

Двери открыли сразу два робота-привратника. Это были модели куда новее, чем робот-няня, принадлежащий Линлис. Их лица не заменял экран с текстовыми сообщениями, а обладали глазами и ртом. Девушке показалось, что их металлические губы даже растянулись в улыбке.

— Так странно, — пробормотал она. — Не представляю, что буду жить здесь.

— Ты будешь жить не здесь, — навстречу вышел сам хозяин дома господин Энриот. — Здесь мы принимаем гостей.

Леди Аннес сжала руку дочери, напоминая, что той следует первой приветствовать будущего супруга. Девушка сделала шаг вперёд, склонила голову и попыталась присесть в реверансе. Однако неудобная туфля подвернулась, и Линлис едва не упала прямо на Энриота.

Будущий супруг в свою очередь лишь отстранился, даже и не подумав протянуть руки. И тихо засмеялся.

— Ну и манеры, у тебя, леди, — последнее слово он произнёс с презрением, будто хотел оскорбить, да в последний момент заменил брань нейтральным «леди».

Линлис густо покраснела, и её лицо стало едва ли не ярче бледнорозовых волос. Она плотно сжала губы и поправил соскочившую туфлю, так ничего и не произнеся.

Леди Аннес подхватила дочь под руку и повела следом за хозяином дома. Девушка обернулась, будто ждала помощи от застывшего у дверей робота-няни. Но тому не полагалось присутствовать на званом обеде.

Они прошли через широкий холл, украшенный абстрактными скульптурами, необычными, но более — нелепыми, и далее оказались в просторном зале, посреди которого стоял круглый стол.

— Не говори ни слова, — шепнула мать девушке. — Держи лицо и кланяйся. Не нужно реверансов. Только молчи...

Линлис и не собиралась вступать в разговоры. Она больше разглядывала не людей за столом, большая часть которых была ей совершенно незнакома, а выставленные на стол яства. К красивым блюдам Линлис не привыкла, дома её не баловали, а здесь же на каждой тарелке возвышалось некое подобие тех скульптур, что она видел в холле. Засмотревшись на произведения кулинарного искусств, она даже не нашла взглядом тётушки Теамис. Девушка с трудом сумела опустить глаза, сделав это лишь после невербального напоминания матери, и склонила голову, выражая скромность и покорность. Она ощущала на себе липкие взгляды гостей, неприятные, её рассматривали с исследовательским интересом, будто она не человек вовсе, а некая новая форма жизни. И присутствующие люди никак не могли решить, вызывает ли она отвращение или нет.

— Леди Линлис её мать леди Аннес из дома Ламар, — представил их обеих механический голос системы распознавания лиц.

Лишь после этого им было позволено занять свои места. Два кресла на колёсиках сдвинулись с мест, указывая, куда именно им следует сесть. Линлис оказалась по правую руку от самого господина Энриота. Она потянула носом воздух и почувствовала хоть и не слишком явный, но неприятный запах. Химический очиститель смешался с телесными выделениями, ничуть их не маскируя.

Столько воды имеет, а чистится всё тем же световым душем, по всей видимости. Сама Линлис твёрдо решила, что будет мыться настоящей водой едва ли не каждый день. Может, и волосы тогда темнее станут сами собой. И не придётся мелками белёсость закрашивать. А то ведь и через защитную плёнку выгорают.

— Тебе позволено есть и пить за общим столом, — тихо произнёс Энриот, пододвигая к ней стакан с мутно-жёлтой жидкостью. — Говоришь лишь тогда, когда я разрешу. Не отвечай, не кивай, опускай глаза, если кто-то обратится. Я вижу, ты не воспитана, как следует, но ничего, со временем всему научишься.

Линлис искоса глянула на будущего супруга. Лицо мужчины не выражало ни малейших эмоций, как и голос. Будто и не человек с ней говорил, а робот. Она быстро отвела взгляд и решила, что, в самом деле, лучше сосредоточиться на блюдах, чем на разговорах. Послушать, о чём говорят за столом, она всегда успеет. А вот новую еду попробует сейчас впервые. Она взяла в руки щипцы и осторожно ухватила ими верхний кубик из конструкции. Розовый и желеобразный.

К удивлению девушки, кубик оказался почти безвкусным, лишь слегка солоноватым. Лепёшки, что подавали в доме матери, казались ей куда вкуснее.

Напиток тоже разочаровал. Немного напоминал забродивший настой зёрен, только сильно разбавленный водой. Даже подсластителя не добавили.

Наслаждаться странными блюдами не получалось. Голод они утоляли отменно, в животе и после первого кубика бурчать перестало, но удовольствия никакого. Желание пробовать что-либо ещё пропало, хотя Линлис видела, что прочие гости жуют безвкусную дребедень так, будто ничего вкуснее в жизни не ели. Только ей одной непонятное блюдо не нравилось.

— Умеренность — пожалуй, не лучший выход, — заговорил пожилой мужчина, сидевший напротив неё. — Конечно, того, что выращивают в посёлке, явно недостаточно для обеспечения всех жителей. Но это лучше, чем ничего. Новая же концепция... — он не договорил, потёр переносицу. — Как бы вам сказать, они ведь живые...

— Вовсе нет. Живым может считаться лишь тот, то способен жить самостоятельно. А эти существа — они даже дышать не умеют, — ответил сам Энриот. — К тому же, это полезно. Белковые структуры лишними не бывают.

— Но если вы вспомните речи Атриарха, то должны понимать, что ваше изобретение противоречит его законам. В конце концов, мы не дикари.

— Я абсолютно согласен, что ценна всякая жизнь. Именно поэтому мы не уничтожаем неестественно рождённых. Какую-никакую, но пользу они приносят. Особенно в рабочем посёлке. И я же предлагаю использовать их и для производств нового вида пищи. Они не могут дать живое потомство, так почему мы не можем выращивать заведомо нежизнеспособные тела для получения белка? Разве здесь есть противоречие? — произнёс Энриот.

— Но почему здесь, в Яр-Габаж? Почему бы не провести эксперимент в рабочем посёлке? Разве там недостаточно женщин?

— Недостаточно. К тому же, кто тогда будет работать? Насколько мне известно, оплодотворение в посёлке — вещь крайне редкая. И это несмотря на ежевечерние дежурства. Одна-две в год — этого совершенно недостаточно. Более того, посёлок без поставки новых человечески рабочих в скором времени окажется на грани вымирания. Возможно, в будущем мы перейдём к полностью автоматическому производству. А вот в Яр-Габаж, как всем известно, появилось слишком много искусственно выращенных женщин, которые потребляют воду и другие ресурсы, но при этом никакой пользы обществу не приносят.

Линлис не до конца понимала, о чём ведут речь мужчины. Новая технология производства питательного белка? Но при чём тут искусственно появившиеся на свет женщины? Она припомнила двух некрасивых девушек на службе Атриарха. Чувствовала, что их этот вопрос касается напрямую. Но их на званом обеде не было. И быть не могло. Тогда к чему эти разговоры?

— Однако до первого приплода придётся ждать чуть более полугода, — продолжал спорить мужчин. — Гастрономический кризис может случиться гораздо раньше.

— Вовсе нет, — улыбнулся Энриот. — Смысл моего изобретения заключается в том, чтобы сократить этот срок до двух лунных циклов. К этому времени эмбрион набирает достаточный вес. И я уже приобрёл отдельный инкубатор для этих целей.

— Позвольте, но все мы знаем, как тяжело даётся вынашивание даже естественно рождённым. Выдержат ли, — старик откашлялся, — так называемые, производители? Да и согласятся ли на подобные процедуры вообще?

— А разве у них будет выбор? — усмехнулся Энриот.

В голове у Линлис сложилась картинка. Ему не нужна жена, ему нужен производитель этого странного нежизнеспособного потомства. Конечно, она знала, откуда берётся белковое питание. В древности люди обходились мясом животных, ей рассказывала об этом тётя Теамис. Но теперь, когда животных не осталось, за исключением совсем уж примитивных форм, тела умерших стали пускать на переработку. Протеиновая фабрика заменила кладбища. Продолжительность жизни была невысока, люди умирали часто, но если раньше количество человек в Яр-Габаж и в рабочем посёлке оставалось неизменным, то несколько лет назад стало ясно, человечество вымирает. Новые люди не рождались. А те, что появились на свет в последние два десятилетия, не могли дать потомства. Линлис не предполагала, что это может стать проблемой, логично рассудив, что чем меньше людей, тем больше ресурсов им достанется. Вот только и количество умерших сократилось. А значит, сократилось и производство столь необходимого протеина. И теперь господин Энриот предлагает выращивать мертвецов. Мертворожденных, если точнее. И вынашивать их должны искусственно рождённые.

— Сколько же сами, так называемые, производители проживут?.. — Линлис не хотела, но произнесла это вслух. Она тут же опомнилась, приложила ладонь ко рту и опустила глаза в надежде, что её тихий вопрос пропустят мимо ушей. Но Энриот всё прекрасно расслышал.

— Разве я давал позволения говорить? Весьма неучтивое поведение, — проговорил в полной тишине будущий супруг.

— Нет-нет, Энриот, — возразил пожилой мужчина, с которым хозяин дома беседовал, — юная леди задаёт верные вопросы. Так какова продолжительность жизни искусственно рождённой, производящей на свет потомство каждые два месяца?

— А какая разница, Гарэль? В любом случае мы получаем в результате белок. Всё равно от этих девиц нет никакой пользы. Они не способны к труду в виду хилости. Как и всякие женщины, неспособны к умственной работе. Даже для утех не годятся. Разве они сами счастливы, зная, что влачат существование за счёт ресурсов своих семей? А ведь они потребляют столько же воды, сколько и все прочие. К тому же их довольно много.

— Но естественно рождённые больше не рождаются.

— Взгляни на неё, — он указал рукой на Линлис. — Естественно рождённые успели состариться, а следующее поколение не успело явиться на свет. Мы напрасно затеяли эксперименты по искусственному оплодотворению. Ничего хорошего из этого не вышло. Мы получили поколение уродцев. Но эта юная леди абсолютно здорова. Проблем возникнуть не должно. К тому же моя новейшая технология предназначена не только для мёртворождения.

Сохранять спокойствие Линлис становилось всё труднее. Эти рассуждения о женщинах казались ей попросту возмутительными. Мышцы лица напряглись, она пыталась держать лицо, как учили, но веко вдруг само по себе стало дёргаться. Она сжала в кулак щипцы для еды с такой силой, что раздался металлический скрежет. Корсет не давал сделать вдох полной грудью. Хотелось высказать господину Энриоту всё, что думается. И о способностях к умственной работе, и о том, что не собирается плодоносить каждые два месяца. И о том, что вообще не хочет замуж.

Она резко встала, лицо покрылось красными пятнами.

— Мне дурно, — только успела произнести Линлис и выбежала из обеденного зала.

— Тебе никто не позволял! — донеслось ей вслед.

Девушка добежала до холла со скульптурами и остановилась. Входная дверь оказалась заперта. Она стала озираться по сторонам в поисках хоть какой-нибудь двери. Её бы устроила даже уборная, где можно просто закрыться, привалиться спиной к двери и отдышаться. Справиться с чувствами. Проглоченный слизистый кусочек, казалось, застрял в горле холодным комом. Её, и впрямь, затошнило, закружилась голова, но выхода из холла не оказалось. Линлис так и осталась стоять посреди скульптур.

— Что ты себе позволяешь? — за спиной послышался голос матери.

— Девочка просто переволновалась, — следом за нею в холл вошла тётушка Теамис. — Ничего страшного, господин Энриот всё понимает.

— Заговорила без разрешения. Покинула обеденный зал. Ты даже не представляешь, как важно произвести благоприятное первое впечатление. — мать кружила вокруг девушки, словно квадрокоптер.

— Мне плохо, — выдохнул Линлис, которой, в самом деле, стало нехорошо. — Мне нужно домой.

— Нет-нет, Линлис, — заговорила тётушка. — Домой ты больше не вернёшься. Господин Энриот уже подписал бумаги. После званого обеда, вы отправитесь в ваш общий дом.