Глава 9

Четырехмерное пространство

Кадингирра

Время во Вселенной относительно. И ни одно событие не может считаться свершившимся. Так как является кажущимся. Во Вселенной ничего не происходит и не меняется, она лишь даёт возможность увидеть вариации самой себя. В прошлом или в будущем. Но в настоящем, объективном настоящем она существует постоянно и неизменно. Все остальное нам только кажется. И если теория верна для одной системы, вполне возможно, что верна она и для другой.

Квазикот дремал. Его сновидения, объёмные, но отчего-то чёрно-белые, просачивались сквозь оболочку реальности, являя тут и там воплощенные тени людей и других существ. Во сне он подёргивал лапками и махал хвостом, будто пытался отбиться от назойливых гостей из снов.

— И как ты с ним уживаешься? — спросил Лиллаке, едва не споткнувшись о нецветное нечто на четырёх конечностях.

— Привык, наверное, — пожал плечами Дайан. — Если не обращать внимания, они безвредны. И даже бесплотны.

Перед ним появилось толстое мохнатое существо с маленькими крючковатыми лапками и удлинённой мордой. Стоя на задних лапах, оно доставало Дайану до середины груди. Он протянул руку, и та прошла сквозь существо. Лиллаке попытался последовать его примеру, но едва коснулся чёрного носа чудовища из снов, как тут же отдернул руку.

— У него нос мокрый!

— Это потому, что ты видишь его мокрым. И потому, что веришь в это. Сны Тильхили бесплотны, пока кто-нибудь в них не поверит.

Дайан прошёл сквозь призрачную крысу, которая к тому времени обросла щупальцами. Сновидение истаяло, а квазикот открыл сияющие как два жёлтых фонаря глаза, потянулся, сунув лапки в субпространство, утробно мурлыкнул.

— Иди к себе, Тильхили. Не пугай гостя, нам поработать нужно.

Цвет глаз квазикота сменился с жёлтого на зелёный, он подпрыгнул до самого потолка и послушно исчез, махнув из субпространства раздвоившимся хвостом. Шерстинки, опавшие с хвоста, вспыхнули искорками в свете фотонной лампы, но на ковёр осыпался лишь белый пепел.

— Я думала, что квазикота невозможно приручить, — удивлённо вздохнул Лиллаке. — Дикое животное из диких нестабильных пустошей.

— Я и не приручал. Просто договорился. Тильхили может спать в раскомпактифицированном пространстве моего дома, но не наносит вреда. За это я его подкармливаю.

— То есть он сам захотел у тебя поселиться?

— Именно. В подпространственных пустошах бывает сыро. А Тильхили любит тепло. Идём, — Дайан развернул пространство дома в ещё одну комнату. — Не люблю работать во внешнем мире. Шум мешает, — он махнул в сторону окна, сквозь которое проникали едва заметные ультракороткие волны радиодиапазона.

Едва заметная точка развернулась в сферу, едва Дайан махнул рукой. Искажённое пространство походило на мыльный пузырь. Он казался прозрачным, но сквозь сферическую поверхность просвечивалось совсем другое помещение. На столе-тессаракте возвышались полупрозрачные голубые кристаллы. Сквозь плёнку казалось, будто они вращаются, но на самом деле конструкция была статична, лишь трехмерная плёнка так искажала восприятие, не позволяя видеть установку со всех сторон одновременно.

Дайан первым шагнул в пузырь, и его же примеру последовал Лиллаке. Сфера тут же схлопнулась в точку. Тессаркт прекратил вращение. Теперь, приглядевшись, можно было увидеть в каждом кристалле светящуюся точку-капсид, внутри которой содержалась информация об инфекционном агенте. Со стороны казалось, будто вирус успел создать собственные реплики. Но ни одна из них ещё не успела дозреть до того, чтобы копировать саму себя.

— Это машина, — произнёс Дайан. — Она просчитывает одновременно несколько вариантов развития и выбирает наиболее соответствующий внутренней программе.

— Что это за размерность? — Лиллаке обошёл механизм, делая шаг в пятимерное пространство, чтобы разглядеть все вариации, но тут же выныривая обратно.

— Четвёртая. Но тут всё не так просто. Информационная часть вируса живая. Я собрал их из структур, копирующих наш мир. В каждой клетке — ядро, например, имеется. Но суть не в том. Программа записана там же. Далее я скопировал структуру той же клетки и разместил все вирионы в ней. Ну, то есть один вирион. И он должен копировать себя на частицы, до которой сумеет дотянуться. Репликация — приоритетная задача. Но... — Дайан замолчал, оборвав себя на полуслове.

— Система оказалась слишком запутанной? — предположил Лиллаке.

— Это уже не первая модель, — вздохнул Дайан. — Первые репликации оказались со слишком большим количеством ошибок. Они копировали себя бесконтрольно, но каждая версия обладала такими особенностями, что в результате их приоритетная задача — расселение по планетарным структурам перестала быть таковой. И, в общем, я их стёр. Немного модернизировал, ухудшил условия жизни до такой степени, чтобы у них и выбора не осталось. Немного переписал программу, снизил количество репликаций и перезапустил. Вселенную тестовую оставил ту же, у неё просто идеальная встраиваемость в прорывы гиасов — наш мир ведь так же состоит из наших собственных свёрнутых в точку копий. А вот с программой самих инфекционных агентов никак не разберусь.

— И тебе даже в голову не пришло самому туда прогрузиться, — дополнил Лиллаке.

— Да и так им все условия создал. Оставил от предыдущей версии даже необходимые инструменты для расселения. А они стали жрать друг друга. С одной стороны — утилизация удобная, но с другой — опять тормозится программа.

Дайан развернул пространство перед тессарактом. Воздух засветился, складываясь в узоры. Затем возникло изображение башни из разноцветных кирпичиков на фоне ржаво-коричневого неба. Взмах руки заставил башню будто вывернуться наизнанку, и теперь на картинке показалась проекция живых существ — инфекционных агентов, внешне похожих на самого Дайана. И немного на Лиллаке. Помимо прочего башню населяли неживые механизмы, оснащённые пропеллерами. Они будто следили за живыми существами.

— Они не трёхмерны, — догадался Лиллаке.

— Вообще-то, я использовал одиннадцать измерений. Но потом сжал всё до трёх. Сами вирионы трёхмерны, но помимо трех пространственных измерений, они ощущают одно временно́е. Всё остальное просто не осознают. Да оно им и не нужно. Туда я спрятал техническую информацию, — хлопком ладоней Дайан сменил изображение на код.

— А если разовьются до такой степени?

— Пытались в прошлой версии. Ничего не вышло.

— Все мы вышли из трёхмерности, — напомнил Лиллаке. — Неужели, ты ничего не помнишь?

— Не помню. Я всегда был здесь. Может, вообще, первую жизнь живу. Кто знает? — пожал плечами Дайан.

— Так не бывает. Ты просто не хочешь вспоминать. Почему ты никогда не спускался в меньшую размерность?

— А зачем? Это ведь регресс.

— Не всегда. Развитие идёт по спирали. И даже возвращаясь назад, мы поднимаемся на иной уровень.

— Расскажи о своем проекте. У тебя там почти идеальное копирование. И никаких ошибок.

— Да ерунда у меня, — махнул Лиллаке конечностью, которая вдруг стала слишком длинной и мягкой, как хвост квазикота.

— Всё равно, я хочу их увидеть. Нужно куда-то идти? — едва уловимым движением Дайан свернул проекцию до трёх измерений, и тессаракт снова начал вращаться. Экран погас.

— Нет, сейчас принесу, — щупальце Лиллаке скрылось в межпространственных лабиринтах, а в следующее мгновения вернулось с шаром, внутри которого плескалась зеленоватая жидкость. — Вот только у меня интерфейса нет. Ты не сможешь увидеть сам. Я копировала изображение, погружаясь в сознание существ. Попробуешь? — щупальце растворилось, обратившись обратно в руку, а сфера зависла в воздухе.

— Мне? Внутрь? — Дайан смотрел на булькающую жидкость с явным неудовольствием.

— Я использовала модель пузырей. Они безошибочно копируются, но ввести внутрь программу не получается. Теперь-то мне видно, насколько моя модель примитивнее твоей. Но, может, ты что-то поймёшь?

— Однако архонты репликацию оценили, — произнёс Дайан, не отрывая взгляда от сферы. Она становилась для него всё больше, будто он падал в бурлящий зелёный океан.

Когда он открыл глаз, ощутил, что в голове не осталось ни одной мысли. Как при глубокой медитации. Настолько глубокой, что отключается не только сознание, но и подсознание. Остались лишь самые примитивные желания. Тело испытывало голод, такой голод, какого он никогда не чувствовал прежде. И в то же время он хотел разорваться надвое. Цель у этого существа, которым стал Дайан, была одна — жрать. И если он превратиться в два существа, сможет жрать в два раза больше. Он готов был впитывать вещества всем телом, катался по мокрой траве, чтобы каждой частицей себя ощутить влагу. Если бы это примитивное тело позволило, он бы вывернулся наизнанку.

Он ощутил, как тело стало раздуваться, и это ощущение, как ни странно, показалось ему приятным. Потому что так он мог впитывать больше влаги. Голод немного ослаб, но лишь на мгновение, чтобы вернуться с новой силой.

Голод означал боль. Эта мысль относилась не к примитивному телу, которым он стал, а к его собственному сознанию. Существа страдали, бесконечно страдали в этом жутком мире, но не обладали разумом, чтобы это осознать.

— Ну, всё, достаточно, — голос Лиллаке выдернул Дайана из кошмара.

Вдох-выдох одномоментно. Сознание постепенно расширялось до привычного состояния. Дайан мелко дрожал, контуры его тела расплывались, лицо вдруг стало чужим и никак не могло обрести прежние очертания. Он опустился на пол так, будто стал аморфным. Стёк с высоты своего роста как густой неньютоновская жидкость. Снова собрался в форму. Весь запульсировал, подражая ударам сердца.

— Они не должны существовать, — было первым, что он сумел произнести, едва придя в себя. — Пойми, они там мучаются.

Лиллаке тихо засмеялся. И смех его походил на потрескивание окислительной реакции с выбросом теплового излучения и фотонов.

— Это ты мучился. Они же этого просто не осознают. У них нет таких функций.

— Всё равно, это ужасно.

— Не порть мой мир своими мыслями, — Лиллаке спрятал сферу. — Я же говорила, они очень примитивны. Твой квазикот куда умнее их. Зато множатся без ошибок.

— Так там нечему ошибаться. Они хотят жрать и больше ничего. И множатся, чтобы больше жрать.

— Но ведь они бы могли жрать и гиас.

— А потом? Что они будут жрать, когда гиас закончится? Нас? Потом нам придётся придумывать способ, как избавиться от твоих созданий.

— Не придётся. Они не встроятся в прорыв. Нужна твоя оболочка. Но, — Лиллаке выпустил отросток из-за спины и взъерошил свои волосы, — пожалуй, мы не будем так делать. Ты своих существ смотрел изнутри?

— Нет, но я тщательно прописывал код. По крайней мере, уверен, что они имеют определённое сознание. Хотя подсознанием и не управляют.

— А если... нет, пожалуй, это слишком безумно.

— Ну, договаривай. Всё равно ни моя, ни твоя модель не работают, как надо.

— А если позволить им открыть подсознание? Сделать... как мы?

— Равными нам? Мне такое не приходило в голову.

— Но если они полностью осознаны, почему бы просто не рассказать им о цели? Зачем действовать через подсознание?

— Даже не знаю. Они могут просто не захотеть. Свобода воли и всё такое. Я им не оставил, по сути, выбора, а они всё равно не захватывают территории. Сидят в башне и думают, как друг друга жрать. Между моими и твоими вирусными агентами не такая уж и большая разница, — криво усмехнулся Дайан.

— Наверное, пища — не лучший мотиватор. Нужно что-то иное.

— Ещё бы понять, что именно. Я исходил из базовых потребностей. По логике лишение одной потребности сподвигло бы существ на поиски. Но их сознание оказалось куда сложнее, и куда более способным к творческим решениям. А этот процесс трудно контролировать.

— По образу и подобию... — пробормотал Лиллаке.

— Что?

— Ничего.

— Нет, ты откуда эту фразу знаешь? Ты следишь за мной? — Дайан не в шутку забеспокоился, и реальность вокруг задрожала.

— Ладно, — взмахнул удлинившимися ресницами Лиллаке. — Я видела твой предыдущий вариант. Ну, один из них. Изнутри.

— В каком смысле? — не понял Дайан.

— Ну, в общем, я там была. И мне очень хотелось бы посмотреть, что с ним стало.

— Нет, постой, как ты в нём была? Или был? Кем был и каким образом? Я ведь никому не показывал его.

— Мне не хотелось бы говорить о том, — он спрятал лицо, превратившись в тёмный силуэт.

— Лиллаке, так нельзя. Ты что, следишь за мной? И как долго? Тебя ведь даже не было тогда в совете. Ты вмешивалась во время?

— Не совсем, — прошептала бесформенная тень.

— Ты понимаешь, что своими тайными играми можешь всё разрушить? Так нельзя, это были мои эксперименты, и теперь их нельзя считать чистыми. Да и временные линии, ты ведь знаешь, что их нельзя пересекать. Вселенная может лопнуть, если ты будешь плодить вариации. Это запрещено, в конце концов.

— Это не то, что ты думаешь, — ответила тень. — Я не пересекала линий. Не следила за тобой. Не вмешивалась... — последний возглас разнёсся эхом по дрожащей реальности.

— Тогда как? Как ты об этом узнала? Этого даже в коде не было прописано.

— Все мы вышли из трёхмерности. Но не все об этом помним. Ты всё поймёшь. Потом. Когда-нибудь... — от Лиллаке остался один голос, сама же тень давно истаяла. А Дайан всё не мог понять, исчез он или всё ещё незримо присутствует.

Чувства двоились. Он никак не мог избавиться от ощущения присутствия Лиллаке. Пытался выкинуть это странное существо из головы, чтобы самому его случайно не призвать и не раздвоить реальность. И не спутать линии времени, которые и без того похожи на клубок.

Сознание должно быть чистым, а у Дайана в голове сплошная мусорка. Целый мусорный мир в ней поселился, а ведь даже одна мысль способна нарушить столь хрупкое равновесие реальности.