Глава 16

Яр-Габаж

Нижний уровень

Дверь открывалась изнутри. Девятнадцатый мог легко покинуть своё убежище, вот только Восьмая не ввела его отпечаток ладони в ключ. И теперь парень был вынужден сидеть взаперти, довольствуясь лишь неограниченным запасом воды, хотя всё равно присутствовал страх, что она иссякнет.

Девятнадцатый выспался и даже успел перекусить оставленным для него батончиком. Тело не привыкло к долгому бездействию, оттого лежать он устал настолько, что теперь ноги сводило судорогой.

Ни Восьмая, ни Четвёртый так и не появились. Девятнадцатый от скуки перебрал барахло в ящиках, несколько острых деталей сунул в карман. Он обошёл все доступные помещения, и понял, что выход отсюда только один. Там же, где был вход.

Изнутри замок открывался механической защёлкой, её можно было поддеть пальцами. А вот снаружи ему дверь не отпереть без Восьмой. Тогда он просто подсунул ящик, чтобы дверь не захлопнулась, и покинул свою временную обитель.

Спустившись на пару лестничных пролётов, он замер и прислушался. По-всему выходило, что людей тут нет. А судя по вековому слою землистого цвета пыли на ступеньках, не было их здесь уже давно. И всё же Девятнадцатый старался ступать очень тихо, хотя если бы кому пришло в голову выискивать здесь человека, он легко сумел бы найти Девятнадцатого по оставленным следам.

Свет в этом подземном сооружении был только наверху. Только не электрический. Точнее, не весь электрический. Будто бы маленькие окошки ловили солнечные лучи и перенаправляли их в подземелье. Примерно так же было устроено освещение в полях, где Девятнадцатый работал: свет попадал на зеркала, расположенные под углом, имелась целая система зеркал и линз, чтобы растениям хватало света. Похожим образом было устроено освещение и здесь, вот только, видимо, зеркал было так много, что большая часть света терялась. Разглядеть дно не представлялось возможным. Лестницы тянулись вниз и терялись в темноте.

Девятнадцатому хотелось увидеть, есть ли это дно вообще? Он начал осторожно спускаться, стараясь не потерять из виду приоткрытую дверь своего убежища. В этих переходах легко заблудиться, но следы на пыльных ступенях могли тут сыграть и добрую службу.

Миновав ещё несколько площадок, парень услышал звук, похожий на завывания ветра. Но воздух при этом не шелохнулся. Только слышалось что-то невнятное на границе восприятия слуха. И ощущалось движение. Но не в воздухе. Словно сам Девятнадцатый оказался внутри герметичного пузыря, а вокруг бушевал ветер.

Но не могло здесь быть ни того, ни другого. Показалось, почудилось, парень почти отмахнулся от невнятных ощущений, хотел идти дальше, как что-то вновь промелькнуло перед ним. Будто невидимое существо.

Воздух стал густым и тяжёлым, и если бы когда-нибудь Девятнадцатый побывал под водой, сейчас бы наверняка припомнил это ощущение. Но под водой он никогда не было, просто вдруг двигаться ему стало невыносимо тяжело, будто он увязал в пространстве, как в смоле. Никак не получалось вдохнуть.

Во рту пересохло, несмотря на то, что воды он выпил до этого немало. Куда больше, чем позволял себе прежде. А кожа стала липкой от пота. И лучше бы тут в самом деле был ветер, а не это невнятное мельтешение в воздухе на грани видимости.

Ноги подкосило, и Девятнадцатый осел на ступеньки. Совсем беззвучно, будто это нечто поглотило звуковые волны. Или воздух более не умел передавать их. С этим место было что-то не так. Никогда прежде подобного не случалось.

Когда сознание почти покинуло Девятнадцатого, грудь вдруг наполнилась воздухом, и в голове будто что-то взорвалось, запульсировало, разгоняя кровь по венам.

По лицу мазнуло что-то мягкое, будто пушистое волокно. Тёплое, живое и невидимое.

От неожиданности парень вскрикнул, и вместе с его голосом вернулись все звуки. Такие тихие прежде, теперь они показались невыносимо громкими, давящими на барабанные перепонки. Где-то наверху капала вода, и Девятнадцатому казалось, будто капает она прямо ему на голову. И не вода это вовсе, а кислота, прожигающая череп и мозг. Скрипнула ступенька, зажужжал механизм. Где-то на верхнем уровне топали по городским улицам жители Яр-Габаж. Раньше эти звуки не были слышимы, но теперь вдруг стали невыносимо раздражающими.

Парень обхватил голову руками, не зная, как справиться с внезапно нахлынувшей мизофонией. Из глаз потекли слёзы, а голову хотелось разбить о ступеньки, только бы всё прекратилось. Мешал лишь упадок сил, не позволявший Девятнадцатому подняться.

Звуки становились тише, и мир постепенно возвращался в привычное состояние. Парень подумал, что его галлюцинации могла вызвать вода. Кто знает, какие вещества могли в неё попасть? Это объяснение позволило немного успокоиться. И даже звуки стали тише.

Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Звуки пришли в норму, и теперь едва доносились откуда-то сверху. Девятнадцатый и не слышал бы их, если бы не был столь сосредоточен. Пространство приобрело привычные очертания. Тишина и одиночество в подземелье умиротворяли. Боль отступала.

Парень поднялся, хотел продолжить спуск, даже успел сделать пару шагов вниз, но вдруг увидел впереди вполне реальное существо. Оно совсем не походило на галлюцинацию или фантом. Невысокое, едва достигающее уровня колен, мохнатое и хвостатое. Два зелёных глаза существа смотрели прямо на Девятнадцатого.

— Кто ты, тварь?.. — невольно выдохнул парень.

Существо заурчало так, как порою от голода урчит живот. Только намного громче. И рвануло вверх. Прямо на Девятнадцатого. Он не успел отступить, но мохнатая тварь высоко подпрыгнула, лишь слегка задев хвостом голову парня.

Неизвестное создание продолжало издавать булькающие звуки, и острые коготки звонко стучали по ступеням.

— Стой! — крикнул ей вслед Девятнадцатый. — Стой, кому говорю! — и он бегом помчался за существом.

Хоть и казалось, будто бежит оно очень быстро, но это было не так. Будто время периодически ускорялось, глаза могли засечь лишь смазанное движение, но существо успевало преодолевать лишь несколько ступенек.

На одном из перекрытий Девятнадцатый почти настиг его, но тварь вильнула хвостом и растворилась в воздухе. Но не исчезло. Немного выше слышались шаги. Вот только когти больше не стучали, словно существо вдруг надело мягкие тапочки.

Кричать Девятнадцатый больше не стал. Он нашёл взглядом приоткрытую дверь в своё убежище. Звук тоже шёл с той стороны. Теперь шаги стали осторожными, медленными.

Парень старался бежать тихо, но быстро. Он почти достиг приоткрытой двери, ему оставался лишь один пролёт, как вдруг увидел, что существо теперь стоит на задних лапах. И вообще, оно больше не походило на мохнатую тварь. Девятнадцатый подумал, что его настиг очередной морок, потому что вместо существа он видел хрупкую девушку в странных одеждах. Вместо комбинезона, на ней было тёмное длинное платье. Такие рабочие точно не носили, а, вот, аристократка вполне могла бы такое надеть. В сгоревшем цеху производились похожие одежды.

Девушка вдруг побежала и просочилась в приоткрытую дверь — его временную обитель.

— Нет-нет, — едва слышно запричитал Девятнадцатый, но маленькая ножка вытолкнула ящик, и дверь захлопнулась.

Когда парень добежал до двери, не было видно ни существа, ни девушки. Он остался один, и даже к единственному источнику воды больше не имел доступа. Прикладывание ладони к двери не давало никакого результата. Оставалось лишь надеяться, что девушка соизволит выйти из убежища, или же всё-таки явится Восьмая.

Он прислонился спиной к двери и запрокинул голову. Страшно хотелось пить. Там, за закрытой дверью капала вода прямо на холодный пол. Девятнадцатый представлял, как собирается лужица из этих капель. Он готов был и с пола слизывать эту воду, так сильно пересохло горло.

— Ты чего вышел? — думая о капельках воды, он и не заметил, как в подземелье появилась Восьмая. Она перевела взгляд с перевёрнувшегося ящика на парня.

— Там... — хрипло вымолвил он и указал пальцем на дверь. — Там кто-то есть. Девушка.

— Ты дымом надышался? — Восьмая скривилась презрительно и приложила руку к считывающему устройству.

Девятнадцатый помотал головой.

— Я не знаю, может, тут воздух отравленный. Ничего я не нюхал!

Дверь скрипнула, и Восьмая первой вошла в помещение. Первым же делом она поддела ногтем залипшую кнопку, и вода перестала подтекать. От капель на полу скопилась небольшая лужица.

— Видишь, здесь никого нет, — развела она руками и проследовала в комнату с кроватью. — Тебя по голове последнее время не били?

— Я не схожу с ума, — не слишком уверено заявил Девятнадцатый, входя следом.

— Всё может быть, — пожала плечами девушка. — Я принесла тебе немного еды, — она бросила на кровать мешок.

— Когда я смогу выйти отсюда?

— А зачем?

— Хотелось бы увидеть Яр-Габаж. Ты была там?

— Конечно, не была, — ответила она так, словно услышала самый глупый вопрос. — Ждём сигнала от аристократа. Без него, сам понимаешь, рабочие ничего не смогут сделать. У аристократов есть оружие, и в этом вся проблема. А у нас только лопаты. С такими орудиями не воюют.

— Пить хочется, — Девятнадцатый вышел из комнаты, приблизился к торчащей из стены кнопке. Он присел на корточки, подставил рот под кран и нажал кнопку. Потекла струйка воды, и в этот момент парень заметил, как в дальних комнатах промелькнула тень. Будто кто-то пробежал очень быстро.

Резко повернул голову, и вода полилась за шиворот.

— Нет, с тобой определённо что-то не так, — прокомментировала увиденное выглянувшая из комнаты Восьмая.

— Просто... — о привидевшейся тени он не хотел говорить. — Хотел себя аристократом почувствовать. Каково это? Мыться водой?

— Дурак, — буркнула Восьмая. — Никуда больше не выходи. Я не могу так часто бегать сюда, могут поймать. Если ты снова окажешься за пределами этого отсека, тебе придётся несколько дней провести без воды.

— Подожди, — он потёр рукой промокшую шею и выключил воду. — А как ты вообще уходишь с работы? Ты же всё ещё в полях? Как у тебя времени на всё хватает?

— Ты забыл, что у меня есть одно преимущество. И сейчас я почти не работаю, — Девятнадцатый непонимающе уставился на девушку. — Официально я сижу в инкубаторе. Знаешь, естественно рождённые уже много лет не появлялись в посёлке.

— Серьёзно? Ты... там, внутри тебя новый человек?

Восьмая лишь рассмеялась.

— Конечно, нет, дурак. Это невозможно. Но у меня есть дней десять, пока меня не раскрыли.

Девятнадцатый отчего-то выдохнул с облегчением. Он и сам не понял, чему обрадовался. Ведь это означает, что Восьмой грозит утилизация, если обман раскроется. А ещё он пожалел, что так ни разу не навестил её в инкубаторе. И теперь уже вряд ли выдастся случай.

Восьмая закрыла за собой дверь.

От мокрого комбинезона кожа покрылась мурашками, ткань противно липла к телу. Парень обошёл ящики в поисках сухой одежды, но в них были только куски металла и пластика. Можно было бы завернуться в покрывало и подождать, пока высохнет комбинезон, но он всё же решил поискать что-нибудь другое в дальних помещениях.

Здесь ему повезло больше, в одном из ящиков нашлось некое подобие одежды. Не комбинезон, конечно, а нечто длинное, но невозможно узкое. Платье аристократов, догадался он. Только старое и местами обгоревшее. Оно пахло гарью, но зато было сухим.

Девятнадцатый снял мокрую одежду и попытался втиснуться в наряд. У него это получилось с трудом. Платье стесняло движения, но парень успокаивал себя, что это ненадолго. Вот высохнет комбинезон, и он снова переоденется. Запасное тряпьё всё равно лишним не будет.

Он вытер длинной юбкой лицо и вернулся в комнату с кроватью. И увидел её.

Девушка, естественно рождённая, по всей видимости, но с неестественно синими волосами, она успела вытряхнуть содержимое мешка на кровать и вскрыть один из батончиков. Его-то она и выронила, заметив Девятнадцатого, во взгляде отразился страх, но губы её отчего-то расползлись в улыбке.

— Зачем ты надел моё платье? — спросила она.

— А зачем ты воруешь мою еду? — тихо, совсем беззлобно спросил Девятнадцатый.

— Я не ворую, — девушка отступила от кровати, делая вид, будто совсем ни при чём.

— А что тогда здесь делаешь?

Отвечать она не спешила.

Девятнадцатый с интересом разглядывал незнакомку. Тонкое, почти прозрачное платье почти не скрывало девичьей фигуры. Ранее он никогда не видел подобной одежды. В посёлке все носили комбинезоны, мужчины и женщины. А иная одежда нужна была лишь аристократам, которых почти никто вживую и не видел. Платье, цветные волосы, не выжженные световым душем, слишком хрупкое тело почти без мышечной массы. И в то же время, не изуродованное мутациями. Девушка разительно отличалась от всех тех женщин, которых видел посёлке.

Она словно ощутила этот любопытный взгляд, закрылась руками, словно хотела сжаться в комок.

— Не смотри на меня! — вскрикнула она. — И верни моё платье! Мужчины такое не носят.

— Мой комбинезон намок, — произнёс Девятнадцатый и понял, что говорит она излишне громко не потому, что хочет напугать его. А потому, что сама боится. — Я ничего тебе не сделаю. Ты хочешь есть? Возьми батончик, мне не жалко.

Если бы ему прежде кто-то сказал, что он добровольно поделится едой с вором, он бы плюнул тому в лицо. В посёлке все знали, еда — это святое. Делиться в принципе было не принято. Кому в здравом уме придёт в голову отдать свой паёк, когда ты сам вечно голоден, и когда ты за этот паёк работаешь весь световой день. Хотя... Восьмая же откуда-то принесла ему еду. Но почему-то Девятнадцатый думал, будто это совсем другое. Они не в посёлке, и Восьмая не своё честно заработанное отдаёт.

Да и он сейчас делится не заработанным. Но с кем делится! С аристократкой! Она наверняка привыкла к пище со вкусом, а не к протеиновым батончикам. И есть могла столько, сколько влезет. Хотя она худая такая, разве ж много в такую влезет?

И всё же он взял развёрнутый батончик с койки и протянул аристократке.

— Ешь, — приказал он. — А потом уходи. Пока другие не пришли.

Она робко приняла угощение и осторожно откусила кусок. При этом глаз не сводила с Девятнадцатого, будто ожидая подвоха.

— Никто не придёт, — ответила она, прожевав кусок. — И идти мне некуда.

— Ты ведь не из посёлка, — произнёс Девятнадцатый. — Из города. У тебя есть номер?

— Номер? — удивилась девушка.

— Серия и номер, — пояснил Девятнадцатый. — Серия показывает, откуда ты появилась, а номер... просто номер. Я РГ-19. Но меня можно называть просто Девятнадцатым. А как у вас?

— Линлис, — ответила она. — Линлис из дома Ламар. Хотя, наверное, из дома Ууросс... — но припомнив, как расправилась с супругом, девушка добавила. — Нет, всё-таки Ламар.

— Линлис, — повторил Девятнадцатый, словно перекатывая незнакомое слово на языке. — Линлис... Не знаю такого числа. Я и считать до стольких не умею.

Девушка вновь улыбнулась.

— Нет, это не число. И номеров у нас нет. Это имя. Просто имя.

— Странно, — парень нахмурился. — Не знал, что аристократы зовутся какими-то выдуманными словами. Вот у нас есть номера. Они нас характеризуют. Тут всё логично. А по тому набору звуков, что ты назвала, я ничего не понял.

— А у вас совсем нет имён?

— А зачем они нужны? Какие-то звуки выдуманные. Это глупо.

— И вовсе не глупо! — Линлис надула губки, потом вспомнила про батончик и снова принялась жевать.

— Я не хотел обидеть. А что ты здесь делаешь? Разве у тебя нет всего необходимого там, — он указал пальцем вверх.

— Мне нельзя возвращаться, — вздохнула девушка.

— Даже так, — приподнял бровь Девятнадцатый. — Не знал, что такое бывает. Ты что-то натворила? Тоже воровала еду у других аристократов? — усмехнулся он.

— Да нет же! — лицо её порозовело.

— Ладно-ладно, — парень сел на кровать и тоже взял батончик. — Я понятия не имею, как у вас всё устроено. Но, раз говоришь, что нельзя, значит, нельзя. Впрочем, мне всё равно.

— Там совсем не так хорошо, как ты думаешь, — доев батончик, Линлис немного осмелела и тоже присела рядом. Даже про своё непристойное одеяние забыла.

— У вас есть еда со вкусом, — вздохнул Девятнадцатый. — Одно это стоит того, чтоб терпеть что угодно.

— Далеко не вся, — усмехнулась девушка и припомнила званый обед в доме господина Энриота. — Уж лучше бы некоторая пища вовсе вкуса не имела.

— А что ещё у вас есть? Чем занимаетесь, если вам не нужно работать? Как с ума от скуки не сходите? Мне так интересно было бы побывать в городе. Ты, — он пододвинул к ней содержимое мешка, — если хочешь, бери ещё.

Линлис пристально вгляделась в лицо Девятнадцатого.

— А я тебя знаю, — вдруг выдала она. — Я смотрела на тебя через сурвизор. Ты на небо глядел. И я всё думала, что ты там увидел?

— Ну, — пожал парень плечами, — небо, оно ведь красивое. И всегда разное. Но красивое. Никто не смотрит на небо и не понимает, что оно красивое. А мне нравится. А как ты могла меня видеть? Разве аристократы ходят в посёлок? Я только одного и видел.

— Да нет же, я смотрела по сурвизору. Вот, видел летающие глаза? У нас они тоже есть, только за нами Атриарх смотрит, а мы за посёлкам.

— Так это ты ими управляешь?!

— Не только я, любой аристократ смотрит сурвизор. У некоторых есть любимые рабочие, мы за ними наблюдаем, переживаем, если с ними что-то случается. Ну, это, в основном, леди так делают. У мужчин свои дела, нам знать не позволено.

— И ты следила за мной? Каждый день?!

— Не каждый, конечно. Меня бы мама наказала, если бы я только и делала, что сурвизор смотрела.

— Мама — это твой бригадир? Или механический глаз?

— Да нет же! — девушка рассмеялась. — Мама... в общем, она меня родила и воспитала.

— А, это твой инкубатор. Понятно. У нас тоже есть инкубаторы. Только там не воспитываю. Я вырос в ящике и слушал запись видеоучителя.

— И ты не знаешь, кто твои родители?

— А зачем они мне? Не будут же они за меня работать. А в ящике мне было хорошо. И никто не наказывал, заметь.

— Нет, это... — она не знала, как объяснить, никак не могла подобрать слов. — Мама не только воспитывает или учит. У меня тоже были видеоучителя, это другое. А мама, она тебя ещё и любит.

И снова незнакомое слово. Точнее, слово-то он знал, но не в данном контексте. Девятнадцатый любил есть и спать, и воду любил, а еще на красивое смотреть. А вот чтобы так, по отношению к человеку испытывать это чувство, о подобном он никогда не слышал. Хотя Линлис ему казалась тоже красивой, и смотреть на неё нравилось. И Восьмая тоже...

Внутри него что-то щёлкнуло. Будто он проделал дальний путь и заметил, что всю дорогу шёл не в ту сторону. И теперь бы назад повернуть, да хватит ли сил, чтобы дойти?

С самого детства его лишили понимания одной важной вещи, без которой не было никакого смысла в существовании. Ни работа, ни отдых не могли этой вещи заменить. И только теперь он понял, что ему будто бы запрещали любить. Не только еду или звёзды в ночном небе, но и других людей. И не только ему, но всем остальным тоже. И, может быть, именно поэтому человечество вымирало. Потому что смысла в их существовании больше не было...