Глава 1

20 лет спустя

Рабочий посёлок 

Гора мусора закрывала половину неба. Разноцветный пластик играл бликами на полуденном солнце. Верхний выгоревший слой давно был разобран, и теперь под ним проступили яркие краски.

Металлический мусор успел проржаветь и превратиться в труху под действием фтороводородных дождей, а вот пластик уцелел. Под ним ещё можно было отыскать железо, которое теперь хоть и не представляло особой ценности, но всё же временами требовалось. Для изготовления проводников, например. Не всё можно было заменить переработанным пластиком.

Под кучей пустых бутылок иногда обнаруживались полурабочие устройства. Их отправляли на фабрику, где разбирали на запчасти, а потом снова собирали. Что именно, никто из рабочих свалки не знал, но за ценную находку давали усиленный паёк, потому нередко случались среди рабочих потасовки.

Труд на свалке считался лёгким, и сюда нередко направляли тех, кто едва покинул инкубационный ящик. Мальчишки с серьёзными, не по годам хмурыми лицами наполняли тачки пластиком. Парень под номером РГ-19 в свои двадцать лет казался им едва ли не стариком. Его перевели на свалку из сельскохозяйственного сектора после травмы руки. Работа на земле была куда тяжелее, и теперь парень не мог уже выполнять норму.

Девятнадцатого здесь невзлюбили с первых дней. Мелкие, похожие на тараканов подростки всеми силами старались избавиться от нового бригадира. Что случилось с их предыдущим начальником, Девятнадцатый не знал, а на неприязненные взгляды предпочитал не обращать внимания. В посёлке мало кто отличался дружелюбием. Желание ударить в спину здесь никого не удивляла. И посему следовало быть готовым к любой подлости.

Взгляд Девятнадцатого скользнул по небольшой кучке пластика. Она не походила на естественным образом свалившийся мусор. Тонкие пластинки сложили на манер карточного домика.

Парень, проталкивая вперёд тачку, пнул хлипкое строение носком сапога. Пластинки рассыпались, а под ними обнаружился блестящий чёрный прямоугольник. Бригадир в одно касание завладел устройством.

— Это моё! — заверещал над ухом тонкий мальчишеский голос. Девятнадцатый не успел выпрямиться и тут же получил удар по почкам.

Короткая вспышка боли, как разряд тока, прошлась по телу. Но новый бригадир был покрепче прочих, и не такие удары сносил. А у мальчишки не было столько сил, чтоб нанести хоть немного значимый урон.

Девятнадцатый резко выпрямился и обернулся. За ним стоял щуплый парнишка лет тринадцати, тонкие, похожие на плети руки, сжимали длинную палку из спрессованного пластика. Такие дубинки делали на фабрике подпольно. Как оружие они котировались лишь у малолеток, и тем, чтобы попасть на производство, приходилось отдавать суточный паёк кому-нибудь из охраны или рабочих. Зачастую не свой, а краденный у того, кто оказался менее расторопным. Толков от дубинки зачастую оказывалось немного, но такое оружие являлось ещё и признаком статуса, сопричастности к стае.

— Это моё! — злобно процедил мальчишка. — Я нашёл!

— Это ты своим недопыркам будешь предъявлять, — отмахнулся от малолетки Девятнадцатый. За спиной подростка появились ещё двое таких же тощих мусорных мальчиков. У них были почти одинаковые злые лица, на которых читалось, что способны они на всё. На всё ради усиленной пайки.

— Эй, бригадир, — заговорил один из них хриплым, деланно низким голосом, — не ставил бы ты свои порядки.

— А ну, брысь отсюда! — Девятнадцатый притопнул ногой на пацанву. Одной рукой он удерживал находку, а второй дотянулся до того, что стоял с дубиной в руках. Дёрнул палку на себя, едва не свалив мальчишку. Но тот устоял на ногах, и даже сумел дать дёру. Двое других последовали его примеру. Разбегались эти стайки так же быстро, как и образовывались. Стоило мальчишкам почувствовать силу, они отступали. Но лишь для того, чтоб вернуться с большей силой. Или же застать врасплох.

Девятнадцатый отбросил дубину и пригляделся к находке. Блестящий прямоугольник выглядел неповреждённым, но о его предназначении парень мог только догадываться.

— Эй, не связывался бы ты с этой мелюзгой, — парень повернул голову оклик. Чуть поодаль на куче мусора восседал Тридцать Второй. Как и все, кто работал на свалке, он отличался худощавым телосложением, но при этом имел нависающий живот. Изувеченный тяжёлой работой позвоночник и недостаточное питание изуродовали его фигуру. А лицо его было уродливым от природы: один глаз выше другого, а безгубый рот походил на кривую прореху.

Девятнадцатый на фоне других жителей свалки выглядел чересчур крепким. В полях работа тяжелее, но и питание усиленное. Здесь же каждый лишний протеин следовало заслужить, а базового пайка едва хватало, чтобы насытиться взрослому. Но совершенно не хватало тому, кто должен расти. Вот и получались из тощих мальчишек изувеченные взрослые. Тот, кто вырос на свалке, здоровьем не отличался. И даже с неправильно сросшейся лучевой костью Девятнадцатый мог любому здесь дать форы.

— С чего бы это? — парень протёр прибор и сунул его в карман комбинезона.

— Это ж не люди. Вечно голодные маленькие паразиты. Они убьют тебя сегодня. Они и друг друга рвут, когда голодные. А ты для них чужак. Теперь ещё и враг. Выживает сильнейший. Живут стаей, чужак либо отдаёт всё им, либо погибает.

— Почему же ты выжил? — усмехнулся Девятнадцатый. — Что-то ты не похож на сильнейшего.

— А я тихий и незаметный, — криво пожал плечами Тридцать Второй. — Меня никто не трогает, потому что я собираю бутылки. Они лёгкие, даже я могу их таскать.

— Ты же почти ничего не ешь. Что ты с них имеешь? Ботву с песком?

— Я привык, — грустно улыбнулся Тридцать Второй.

Девятнадцатый брезгливо усмехнулся. На себя подобную роль он примерить не мог, отвращение брало верх. Даже когда он сломал руку, всё равно не дал себя пустить на протеиновую фабрику, отстоял право на жизнь. А этот убогий и не пытался себя отстоять, выживал, как придётся. Но, что удивительно, выживал.

Взяв лопату, Девятнадцатый отвернулся и начал раскапывать мусор. Ржавое железо, стекло, камни, всё это отбрасывалось в сторону, образуя кучку хлама. В тачку шёл один лишь пластик. Однако до вечера ему удалось отыскать ещё пару ценных находок. Тяжёлую штуковину с уцелевшим железом и множеством кнопок, и большой куб, одна сторона которого некогда была стеклянной, но теперь оказалась разбита. Обе находки по весу тянули на полноценный протеиновый обед.

Парень погрузил всё добытое в тачку и направился в сторону приёмки. Колючие взгляды малолеток сверлили позвоночник, но Девятнадцатый не оборачивался, делал вид, что не замечает их. С такими показывать слабину нельзя. Почуют хотя бы волнение, и уже перестанут осторожничать. Девятнадцатый видел, как даже последний доходяга проделывал дырку в каком-нибудь громиле, и тот до смерти истекал кровью. Человеческая жизнь — штука хрупкая, никогда не знаешь, из-за чего она прервётся. Но умирали рабочие весьма часто.

Блестящий чёрный прямоугольник Девятнадцатый не сдал, припрятал штуку на чёрный день. А ежели он не настанет, то можно и себе оставить находку. Приглянулось парню это странное устройство.

У приёмки он выгрузил в отдельный контейнер пластик, а в другой осторожно опустил технику. Чем меньше повреждений, тем больше еды он получит. Затем парень вытащил чёрный прямоугольник из кармана. Его поверхность оказалась такой гладкой, что можно было увидеть своё отражение. Он попробовал царапнут его ногтём, но ничего не вышло. Никаких кнопок, переключателей, никаких намёков на то, что в руках у него действительно устройство. И всё же Девятнадцатый откуда-то знал, что у него в руке сложный прибор, а не просто кусок блестящего пластика.

Красивое...

Он и сам не знал, откуда в его памяти появилось это слово. В рабочем посёлке красота никого не заботила, подобное понятие просто не использовалось. Питательно, тяжело или больно — это было простым и понятным для рабочих. И видеоучителя из ящика никогда не говорили о красоте. И всё же Девятнадцатый откуда-то знал, что прямоугольник именно красивый. До этого красивым он считал только тугой браслет из тонких проволочек на своей руке. И сколько себя помнил, этот браслет всегда был с ним. Когда-то он болтался на руке, норовя слететь, теперь же плотно оплетал запястье.

Чёрный прямоугольник он спрятал в карман, а сам сунул руку в отсек выдачи пайка. Трубопровод, по которому перемещались пакеты с пищей, едва зажужжал, но парень был наготове. Не успеешь взять своё, выскочит очередной паразит откуда-нибудь из-под приёмки, утащит добычу, и сидеть тебе голодным до следующего рабочего дня. Такое случалось изо дня в день.

Едва гудение механизмов прекратилось, пальцы сжали пакет.

— Давай быстрее, — окликнул кто-то со спины. — Тут очередь.

За ним, в самом деле, уже образовался хвост. Прижимая пакет к груди, как самую дорогую ценность, он направился к бараку, который от свалки отделял пустырь. Отсюда открывался вид на возвышение вдали. Оно походило на башню, не высокую, но широкую, такую, что там могли бы поместиться все жители посёлка, и ещё бы осталось место. В понимании Девятнадцатого башня тоже была красивой, сложенной из разноцветных кирпичей, с блестящими заострёнными пиками, из которых во время дождя раскрывались, подобные крыльям, белые паруса. Но добраться туда можно было только по воздуху. Местность между рабочим посёлком и башней рассекала ядовитая река с обрывистыми берегами. Её не то, что преодолеть, даже стоя над рекой можно было задохнуться от кровавого кашля. Только толстые трубы тянулись от фабрик к городу за стенами башни. И очень редко можно было увидеть, как с вершины её слетает крылатая машина.

С наступлением ночи у рабочих появлялось свободное время. Работая на полях, где приходилось целый день проводить на ногах, и не было времени даже на то, чтоб присесть, Девятнадцатый успевал только есть и спать. Тогда он и помыслить не мог, что после работы могут оставаться силы.

Поля, с которых собирался скудный урожай, были огромны. Просторы, засыпанные искусственным, незагрязнённым фтором грунтом, тянулись до самого горизонта. А дожди шли здесь нередко, порою по несколько раз в день. Приближение дождя предсказывали по появлению кисловатого запаха. И тогда рабочим приходилось вручную разворачивать защитные экраны, с которых вода стекала в воронки и отправлялась к очистным сооружениям, к городу Яр-Габаж, в котором никто из рабочих никогда не бывал, но знал, что питьевая вода приходит именно оттуда.

Передвигаться по полям приходилось исключительно бегом, иначе не успеешь. И скудный урожай злаков станет непригоден в пищу. А в холодное время приходилось крутить гигантское колесо, чтобы под землёй разогревались радиаторы.

Относительно лёгким считался только сбор урожая. Теперь Девятнадцатый мог сравнить период сбора с работой на свалке. Там тоже приходилось возить зерно на тачках и ссыпать в приёмку.

Теперь же Девятнадцатый даже уставшим себя не ощущал. Дойдя до барака, он сел на жёсткую койку и развернул пакет. Внутри он нашёл два протеиновых батончика, бутылку с водой и растворимую питательную смесь, вот только на то, чтобы превратить сероватый порошок в кашу, воды было недостаточно. За работу в поле обыкновенно выдавали лепёшки из отрубей. В отличие от протеина, они имели приятный вкус.

Парень проглотил оба батончика и запил водой. Кашу решил оставить на потом, не каждый ведь день бывает удачным. Однако после ужина он отчего-то ощутил внутри пустоту. Это казалось таким странным, ведь он только что засунул в желудок целых два батончика. Но вдруг пришло осознание, что пуст вовсе не желудок. Чувство не походило на голод, и всё же хотелось запихнуть в себя что-нибудь ещё.

Обычно после ужина его сразу клонило в сон, но в последнее время что-то изменилось. Может, дело в отсутствии усталости, а, может, в чём-то ином. Раньше у него не было времени, чтобы задумываться, но теперь в голове вдруг появились мысли, и эти мысли пробуждали желания.

После заката покидать барак запрещалось, за этим наблюдали механические глаза. И стоило нарушить какое-нибудь дурацкое правило, как следовало наказание. От лишения пайка вплоть до отправки на протеиновую фабрику. Исключение было только для тех, кто шёл в инкубаторскую, но туда и пропуск следовало брать заранее.

Несмотря на запрет, Девятнадцатый вдруг вскочил и быстро вышел из барака. Он не отходил далеко от дверного проёма, чтобы не терять возможности быстро вернуться в барак. С другой стороны, думал он, ещё ведь не ночь, солнце едва скрылось за горизонтом. К тому же, рабочие с полей ещё не вернулись. Но то привилегированная каста. Почти как рабочие угольной шахты. Только он теперь в этом бараке лишний, переборщик мусора, практически бездельник.

Задрав голову, он смотрел, как загораются редкие звезды. Не часто их можно было увидеть сквозь пелену ржаво-серого неба. И всё же они сияли. Такие далёкие, и в то же время привычные. Красивые...