Глава 3. Нюк. Омен - раз! Омен - два-с!
— Ну что там? Ну что?! Сдала?! — рыжая башка Баса мельтешит перед глазами, мешая прочесть сообщение от Соколовой. С другой стороны Тася полимерные ручки заламывает в нетерпении. Ту больше волнует, понравился ли строгим экзаменаторам поставленный ею номер в моем исполнении?
— Чтобы Ярочка — и не сдала?! — возмущается подключившийся по голо-связи Шухер. Он все на Адоре околачивается, пытается избавиться от прилипшего к его корме змееныша, подавая всех сортов жалобы и прошения. Собирался было лично на объявление итогов экзаменов заявиться, да застрял в очередной приемной чьей-то канцелярии.
— Пофле дикого танфа в ифполнении конопатого изврафенца ее давно на рудники софлали! — придушенно бурчит неугомонный Врагусик, на которого папаша предусмотрительно уселся покачественнее, однако совсем притушить акустику не смог. Тася с ее далеко не базовой теперь эмоциональностью все сказанное принимает за чистую монету и испуганно ахает, всплеснув руками.
— Да замолчишь ты уже наконец, горе мое, порождение трусости моей и недисциплинированного подхода к обычаям предков?! — серчает Двухвостый Шу, подпрыгнув на пятой точке, как мячик, и обвив Вражонка вторым хвостовым щупальцем. С тех пор как он сделался повелителем невероятных гибридов и сбыл мечту стать агрономом, характер его несколько закалился. И с наглым корморожденным потомком он уже так не цацкается.
Выпихнув наконец рыжие вихры из поля зрения, читаю сообщение, сдобренное фотками диплома, и с гордостью объявляю:
— Сдала! Отлично по всем предметам! Выкуси, Врагусик. А на Баргозу сошлют тебя, как только ты от папашиной кормы отвалишься. Или еще лучше — в лабораторию, на опыты. Плазмюку компанию составлять.
— А танец? Танец?! — переживает Тася.
— Во! — показываю ей большой палец вверх. — Комиссия была сражена наповал. Только… упс, кажется, у Вражонка появился шанс оказаться на Баргозе, не отлипая от носителя. Кто-то из экзаменаторов накатал жалобу на акватрансформерный гибрид, который ты Ярке на удачу выслал. Он там на экзамене немножко пошалил. Теперь Карантинная служба разыскивает творца… Ярка тебя, конечно, ей не сдала, но отследить трек посылочки-то дело плевое. Интересно, как оно вообще таможню прошло, детище твое очередное? Сеньку вон месяц мариновали, если не больше, в каран…
Договорить не успеваю. От таких известий бедный агроном, которому уже не раз жирно намекали с плодами экспериментов своих быть поосторожнее, лиловеет весь: от макушки до самого Врагусика, изо всех его ртов одновременно вырывается потрясенное «А-а-ах!», глаза выпучиваются еще больше обычного, закатываются — и лучший из сынов… а может, уже и дочерей лимбийского народа заваливается в обморок. Просто — чплек! — и как гигантская медуза, сваливается с казенного седалища какой-то приемной, подминая под себя передающее устройство. Голомувка мигает пару раз и исчезает.
— Сдается мне, доктору Шухеру сделалось дурно, — констатирует искусственный интеллект в лице Бо совершенно очевидный, при этом озвезденительно неожиданный для меня факт. — Что может повлечь за собой непроизвольное отделение хвостовых щупалец. И не только в теории.
— Ой… Наверное, надо было как-то аккуратнее сообщить… — поддакивает Тася. — Бедненький. Он же хотел как лучше.
Сделалось дурно! Как-то аккуратнее! Повыучил на свою голову…
— Нюк, сверхновая тебя разрази! — рычит Бас. — Ты чего натворил?!
— Откуда я знал, что его это так подкосит?! — огрызаюсь я. — Он же нервишки за год закалил — крепче страпелькиного контейнера стали!
— Вот тебе и стали… крепче стали, — принимается скафнить пилот. Молодость туловищу адорианцы-то вернули, а вот характером все равно столетний ворчливый дед так и остался.
— Шухер! Шухерок! Да ответь же ты, сыновище десяти Медуз Горгон! — взываю я, пытаясь связаться с лимбийцем, но канал связи выдает только короткие «бип-бип».
— В каком учреждении он торчал? — спрашивает Бас, спешно пакуя нижние конечности в гравиботинки. Растлил я экипаж своими уютными домашними тапками, все в них на стоянках да в долгих перелетах теперь шастают.
— Откуда мне знать? Что я, его семиюродный дядюшка, что ли?! — возмущаюсь я, делая то же самое. — В адорианском секторе, поди, отирается. Прошения подает. Таська, швабру хватай!
— Есть хватать швабру, товарищ бортинженер! — рапортует роботесса и убегает за любимым Яркиным орудием.
— Рори, ко мне!
Тот моментально приносится и заглядывает мне в глаза — гулять пойдем? Лучше, дружочек! Охотиться. Вмуах-ха-ха!
— Отсюда все наши проблемы — что ты, программист, сроду ничего не знаешь! Как раз из того, что знать должен! — припечатывает меня Ксенакис. Совершенно незаслуженно, между прочим! Вон у меня Таисья как интеллектуально и эмоционально развилась… подправил я ей еще программку-то, за адорианцами. Да наносхем на кристаллах в черепушку добавил.
— Ну, сделаю я запрос в службу безопасности, отследят по камерам, по записям в приемных — через недельку и ответят, — отмахиваюсь я. — К тому моменту Вражонок и второй хвост плохому научить успеет. А по личному чипу не отследишь… сам же Шухеру все и поотключал, чтобы родственнички не выследили и не ампутировали родовое позорище. С последующим обрядовым умерщвлением. Хотя я-то как раз не против.
— Приказов капитана слушаться надо было, — ворчит Ксенакис. — Сдали бы первый хвост куда велено — и никаких проблем!
— Давайте смотреть на это позитивно, — предлагаю я, роясь в шкафу в поисках ловчей сети и полнясь вечным Яркиным оптимизмом. — Во-первых, они могут вообще не отпасть. А если уже отвалились — так Шухеру же и лучше! Никого больше упрашивать отстыковать Вражонка от его кормы не надо.
— К тагаранской бородатой бабушке такой позитив! — ревет пилот, меняясь в лице, и его рыжие космы встают дыбом. — Два гуляющих на воле злоязыких, пакостливых хвоста… да лучше еще одна страпелька, сверхновую мне в скафандр и черную дыру в карман! Один-то девчонку чуть до смерти не отравил!
— Может, дезинсекторов известить? — логично предлагает причесанная и наряженная по последней моде Тася, держа проверенную в боях «машку», как дардаирская пантера — плазменное копье. Ух, амазонка. Хоть сейчас к альфам на арену.
— Можно… но опасно. Как бы Шухеру лишних проблем не добавить, — возражаю я, устремляясь к люку вслед за несущимся вприпрыжку Басом. — Рори, за мной! Бо, Варгу и остальным о том, куда мы полетели, пока не трепаться! Ясно?
— Чего ж неясного… — с ленцой ответствует больно умный бортовой компьютер.
Я б, конечно, аэротакси предпочел, но пилот на свою премию уже прикупил и надраил какое-то доисторическое корыто, летающее, судя по накатывающей от него вонище, на таком же доисторическом керосине, и прямо сейчас с наслаждением шваркается за его штурвал. Кхара Пятикрылый, да у него винты, просто винты!
— Может, мы с Тасей следом на такси полетим? — делаю попытку сохранить нам жизни я, мысленно уже в красках представив, как эта консервная банка терпит крушение, и все мы вчетвером красиво сгораем в грибе углеродного взрыва, прямо на макушке какого-нибудь силового защитного купола. — Мне-то что? Нянюшка меня заново в институте репродукции вырастит, память зальют — я сегодня прям забэкапился, буду лучше прежнего. А Тасей и Рори рисковать нельзя!
Все еще вздыбленные огненные лохмы Баса начинают нехорошо шевелиться:
— Да все наши предки на геликоптерах столетьями летали! Самая надежная и проверенная временем модель, не то что современный новодел! Хлам эти ваши такси! Пластик дешевый на девяносто процентов! А тут — металл. Вечная вещь! Да мой пра-пра-сколько-то-там дед в таком в горах как-то рухнул — когда нашли, от живого было не отличить!
— Ага. В похоронных капсулах будем лежать прекрасными, как Белоснежка в хрустальном гробу! После нескольких тонн керосина. Ох и заврался кто-то! Два мясных сухарика и два полимерных, как раз все в сахарницу поместимся.
— Я не хочу в сахарнице лежать, — капризно оттопыривает губку Тася, собираясь зарыдать. — Даже очень прекрасным сухариком. Я слишком молода!
И хотя на Адоре смазки — хоть залейся, слез ее я категорически не переношу. По привычке. Поэтому, тяжко вздохнув, говорю, что просто пошутил и лезу в проклятую банку, спали ее Алголь как-нибудь без меня! Совсем из башки вылетело, что как раз сегодня Межгалактическая мультиконференция, и аэротакси надо было еще позавчера заказывать. Или прождешь его до самого схлопывания Вселенной. За это время Шухеровы хвосты наберутся силенок и захватят власть над Адорой, а то и над всем Галактическим Союзом.
— Бортинженер Стратитайлер, а что такое хрустальный гроб? — спрашивает Тася, изящно усевшись на пассажирском сиденье и расправляя на коленках прелестную юбочку.
— Это древняя похоронная капсула. Из красивого такого стекла, — немедля пристегиваясь — будто это поможет! — отвечаю я, заодно впиваясь в жесткое сиденье руками. А Рори тут же заякоривается за все, до чего достают лапы. Потому что стартует эта хреновина примерно так же плавно, как скакуны Тагарана. Только те на чае. А эта точно на керосине. Помню этот запах, в музее авиации у стенда с первыми летательными аппаратами так воняло. Пресвятая гравитация, моя вестибулярка сейчас лихо припомнит все свои старые штучки!
— Краси-и-ивого… — романтично вздыхает роботесса. Женщины! Только что не хотела, а теперь, небось, вынь да положь ей хрустальный гроб, она в нем отдыхать после вахты будет. Впрочем, это проблемы Варга… Тасины капризы исполнять.
Влекомая волею Баса и бешено раскручивающихся винтов машина из ада тройного Алголя с оглушительным стрекотанием взмывает в воздух с грацией получившего пинка под зад гоподрила. По физиономии пилота разливается неподдельное блаженство, когда контуженные грохотом адорские пташки в ужасе брызжут в разные стороны. Впрочем, не только они — такси тоже брызжут, так что воздушный коридор стремительно пустеет.
— Да отцепись ты от кресла и поработай вторым пилотом, пригодится ведь, еще помянешь меня добрым словом! — взывает ко мне Бас с таким видом, словно отрывает от сердца и желудка любимую вкусняшку, дабы щедро поделиться с недостойным молодняком.
— Спасибо, я лучше так, пассажиром. Хочу насладиться шедевральным пилотированием, — отрезаю я, наблюдая за тем, как вываливаются из орбит видоискатели пилотов встречных посудин. Интересно, сколько Бас отвалил за разрешение летать здесь на этом аппарате?
Хорошо еще, до адорианского сектора от космопорта рукой подать. Какие-то полчаса ужаса и промокшего на спине термака — и Бас запрашивает свободное парковочное место. Точнее, два, потому что на одном геликоптер не помещается. Прям повезло! Лети мы на ту сторону планетки — и чиргыкали бы на раритете часов двенадцать, если не больше. Пока бы у нас керосин не кончился. Скорость-то у него черепашья.
Робот-диспетчер запрашивает цель визита в сектор, предполагаемое время нахождения, а также обязательную предварительную запись на прием. Да, это вам не землянский или другой раззвездяйский сектор, где туристы просто так шастать могут сколько влезет. Пока Бас растерянно чухает в рыжих вихрах, я ляпаю первое, что приходит в голову: мы-де прибыли обсудить культурно-кулинарное наследие величайшей кондитерки земного происхождения Матушки Кокору, недавно безвременно нас покинувшей. Гуманитарный вклад ее в окормление и развитие отсталых миров так велик, что требует немедленного запечатления во всех энциклопедиях Союза, а опыт — внедрения на самых слабо развитых его приграничьях.
— Чего?! — шипит Бас. — А если документы у нас потребуют?!
— А может, мы просто инициативная группа, поклонники ее печева, а не официальная делегация! — парирую я, заткнув микрофон переговорного устройства пальцем. — Вот, у нас и Тася имеется, достойная подхватить это ванильно-шоколадно-мапаковое знамя.
Как ни странно, диспетчерская дает-таки добро на посадку. На предмет оружия на борту нас просканировали еще на подлете. Странно, что сам геликоптер таковым не признали. Впрочем, наши пушки адорианцам — что коборуку дробина. Наконец можно оторвать вспотевшие ладони от сиденья и развернуть карту сектора. Стянуть с головы старинные наушники оказывается тоже очень приятно. Я не лопоухий, но локаторы они мне так надавили — будь здоров. А без них от грохота винтов оглохнуть можно.
— Во прокатились! — радуется Ксенакис, шарахнув меня ладонью по плечу так, что аж в ключице что-то жалобно хрусткает. — Прям как в детстве… Эх, Ярочки с нами нет — она бы заценила, вот кто толк в этом знает… не то что некоторые любители пошлого комфорта и мягоньких, как джокордова корма, кресел, — жирно намекает он, устремив на меня исполненный мрачной укоризны взор из-под грозно шевелящихся бровей.
— Это факт, рухлядь всякая ей по сердцу, — ехидничаю я, — особенно в яркие оттенки алголева заката окрашенная…
И быстро уношу гравиботинки из кабины, пока вторая плюха по башке не прилетела. Помолодевший Бас что-то расхрабрился в последнее время. А после моих дружественных визитов на прародину Соколовой и на Землю и вовсе на меня ревнивым зверем поглядывает. Хе-хе-хе.
— Ох и дотреплешься ты у меня, — обещает он. Ой, уж не страшнее Одноглазого Дьявола звучит. А мы пуганые. Я так-то без пяти минут герой Галактического Союза. Или какую там нам медальку прицепить намерены?
А уж как поглядывают на нас коренные обитатели сектора! По сравнению с отчалившими в другую галактику родичами эта ветвь какая-то… более телесная, что ли? Энергетика у них другая. Наверное, из-за того, что с нами, варварами, якшаются. Но мне это даже больше по вкусу.
— Чур, конопухи мои своими энергетическими пассами не мацать, — предупреждаю я на всякий случай. — Только довел их до совершенства.
Нянюшка дорогая, у вон той кошечки ее сиреневые глазюки сейчас из орбит вылезут. Небось, такого технического сооружения на Адориане миллион лет не видали, если не миллиард. Может, рискнуть, познакомиться? Ей ведь эта банка в самом деле, кажется, интересна? Или наоборот… Не поймешь их вот так, с разгону, ей-Кхара. Ой! Блин-печенюха! Я что, об этом прям мыслями подумал?! Хотя эти в головы без спросу не лезут…
— Нюк! Отомри! — отрывает меня от созерцания прелестной адорианочки пилот Ксенакис. При этом он еще и подозрительно зыркает в ее сторону и демонстративно со скрежетом запирает кабину винтокрылого монстра — да не электронным ключом, а кривой металлической штуковиной с какими-то зазубринами. Словно на Тагаране прибарахлился, только что фальшивых самоцветов, как на сутенерском штурвале, недостает для полноты картины.
— Куда нам идти-то?
— Короче, приемных тут… как метеоритов в звездном скоплении, — с сожалением отведя взгляд от прекрасной девы, отвечаю я. — Но, если рассуждать логически, Шухер нижние круги бюрократического ада давно прошел. Значит, строчит свои прошения в самые высшие инстанции. Вероятно, самой Короне Адориана… А таких приемных тут… одна.
Поскольку передвигаться по энергетическим полям, как местные: вжух — туда, вжух — сюда, несовершенные создания не умеют, для нашего удобства всякие текучие трассы понастроены, эскалаторы, скоростные лифты, и все это — с автоматическими гравитаторами. Кому надо — подбавят притяжения. Кому не надо — убавят. Водные трассы тоже есть, для морских обитателей, которые не могут или не хотят рассекать в гидрокапсулах. И все воздушное такое, полупрозрачное, изящное, переплетенное с природным ландшафтом и растениями, устремленное в голубое небо Адоры. Бас то и дело дергает меня за рукав, чтобы отлип от любования красотами. И красотками.
— Что ты в них нашел, не пойму? — ворчит рыжий скафнот. — Длинные — шею свернуть можно, глазюки эти жуткие — так и сверлят до самого желудка. И не поймешь с первого взгляда — не то парень, не то девчонка? То ли дело…
Наверняка собирался ляпнуть — славийки, но, сообразив, что подарит мне очередной козырь для подколочек, говорит, покосившись на Таську:
— …Тася наша! Любо-дорого поглядеть.
— Благодарю, пилот Ксенакис, за комплимент, — царственно ответствует та, неся швабру, будто королева — символ власти.
— И накормит всегда, и добавки предложит, — продолжает между тем превозносить достоинства Таисьи воодушевленный Бас, пока мы взбираемся все выше в поднебесье. У меня аж уши закладывать начинает.
— А эти, наверно, какие-нибудь цветочки да ягодки под соусом из нектара трескают, а от вида варварской котлеты культурный шок испытывают и к местному психоаналитику потом весь галактический год шастают, — при упоминании земного гару-гару в голосе пилота появляется тоскливая мечтательность: из-за Шухера обед у нас сдвинулся на неопределенное время. И, завидев очередную невообразимо прекрасную деву с бездонными розоватыми очами, он лишь бурчит себе под нос:
— Их и сквозь эти энергетические поля просто сквозняком, поди, носит…
— Томные воспоминания юности? — поддеваю я. — На Ергае, небось, подобного персонала по сей день полно.
— Тася, дай мне швабру, — нехорошим тоном просит Бас.
— Тася, не давай! — со смехом удирая вверх по эскалатору, требую я.
— Ведете себя, как дети, — вздыхает роботесса. — Нельзя отдавать искусственному интеллекту такие противоположные приказы одновременно!
Впрочем, очередная лестница как раз привозит нас в искомую часть сектора. На подступах к монаршей приемной вообще никого. На конференцию все усвистали, что ли?
— Как-то подозрительно тихо для явления Шухеровых хвостов народу, — задумчиво произносит Бас, прислоняясь совершенно теперь гладким ухом к сияющим мягким голубым светом вратам. — Может, не отвалились?
Честно говоря, я тоже ожидал некоторого кипиша. Хотя…
— Девяносто девять к одному, что с высоты своего величия адорианцы просто не заметили, что у кого-то из просителей чего-то там отпало. Тем более, без рек кровищи. Может, оно каждый день отпадает и так по природе положено?
— А то, что он сам со стула упал? — спрашивает Тася.
— Молится. Ритуал какой исполняет. Гимнастику делает. Или сон у него послеобеденный. Честно говоря, в столице столько рас разом толчется, что и я совсем не удивился бы, увидев что-то подобное.
Мало мы чудного за минувший год в Треугольнике встретили? И мало кому сами показались, мягко выражаясь, странненькими?
— Куда тыкнуть-то, чип или глаз приложить, чтоб нас впустили? — недоумевает Бас, поелозив ухом по полупрозрачной створке в замысловатых узорах, похожих на те, что на морозце в окошках тагаранских домиков намерзают. — Надеюсь, хоть тут на все расы эти системы рассчитаны, а то застряли мы лет этак -дцать назад в одной шараге у лакийцев, точно коборук в трясине… потому как у этих зирковых детей гребень для опознания надо было приложить. Даже говорить не стану, чем им в итоге Варг припечатал тот сканер и что осталось от двери… Но на той планетке он по сей день персона нон-грата.
— Добрый день. Мы по очень важному делу. Пропустите нас, пожалуйста, — говорю я на общегалактическом, задрав голову и пытаясь разглядеть камеру или еще какой прибор слежения. Раз уж Шухер сюда протек, и нас должны пропустить. По идее.
Минута проходит. Другая. Ничего не происходит.
— Может, обедать пошли? — предполагает Тася.
— И ни одного робота себе на замену не оставили? — удивляется Бас.
— Шу-у-ухе-е-ер, ты там? — шиплю я в место предполагаемого стыка створок сияющих врат. И тут они беззвучно расходятся, и я едва не клюкаю носом в пол, будто из огромного самоцвета выточенный. Приемная перед кабинетом главного амбассадора оказывается просто циклопических размеров, точно так же заточенная под нужды самых разнообразных существ, порожденных матушкой-Вселенной, как и ведущие к ней дороги. Добрая половина всех этих кресел, капсул, стойл, аквариумов и Кхара ведает, чего еще, занято страждущими. Ну и где в этом та самая легендарная заносчивость? Вон, обо всех позаботились. Интересно, где ж наш бедоносец-то среди этой толпы, жужжащей на доброй тысяче наречий? Этак мы его до угасания местного светила искать будем.
— Добро пожаловать, герои, оказавшие неоценимую услугу всему Галактическому Союзу в целом и двум ветвям народа Адориана в частности, — невыразимо музыкально приветствует нас зазвучавший прямо внутри головы голос. — Располагайтесь в зале ожидания, господин амбассадор примет вас вне очереди, как только отпустит очередного посетителя.
— Ты тоже это слышишь? — шепотом интересуется Бас, вытаращив глаза.
— Угу, — киваю я. — Да мы… Товарища мы своего разыскиваем, в общем. Он тут в приемной вашей сидит и на звонки не отвечает. А ему там срочное сообщение с Родины пришло. Племянник у него из царственного яйца вылупился. Пять. Пять племянников. Страшно важное для лимбийцев событие.
— Сообщите, пожалуйста, его имя и название планеты, с которой он родом.
— Блин, в упор не помню все его официальные имена! — делая страшные глаза, шепчу я Басу. Сверхновую мне за воротник, Штирциль никогда еще не был так близок к провалу!
— Астероид тебе в сопла! Память — как у синийской пищаги!
— А у самого?! Ну-ка? Конечно, Шухер же — не ржавая консервная банка, чтоб его бортовой номер помнить! И все модели вплоть до бронзового века.
— Чьи имена? — безмятежно уточняет Тася, в чьей электронной голове никаких голосов, само собой, не раздается. Живое от ИИ эти товарищи отличают мгновенно.
— Шухера.
— Шу-Хар-Ман-Итер-Утухенгаль, — дисциплинированно чеканит она. — Это для употребления вне Родины. А так оно гораздо длиннее.
— Спасибо, Тасенька, этого достаточно. Шу-Хар-Ман-Итер-Утухенгаль, родом с Лимбии, — повторяю я невидимому собеседнику.
— Проследуйте в сектор Z, стандартно пригодный для организмов, близких к земному типу. Ряд восьмой, кресла номер пять, шесть, семь. Желаем приятного сообщения потрясающей новости о прибавлении в рядах славного лимбийского народа.
— Ан’Адо Эуу-май! * — вслух блещу я познаниями в древне-адорианском и напоминаю своим спутникам тихонько, чтобы смотрели под ноги в оба. Этот упыреныш наверняка уже где-то шмыгает, незамеченный. Может, уже даже сожрал кого поменьше и побезобиднее.
— Надо рассредоточиться, — предлагает Бас, и мы разделяемся на три фронта, чтобы быстрее прочесать зал.
— Рори, Вражонок! Как найдешь — немедленное «фас» и пакуй паскуду, как тогда, на Нюкии. Будет два — пакуй обоих. Понял?
Пилик-пилик! Понял. Вот уж кто умница.
Робот-носильщик бросается на поиск, точно охотничий пес, а мы веером расходимся между посетителей, как бы невзначай заглядывая под кресла, за капсулы и сородичей Рори, что они проволокли с собой. В секторе Z я наконец натыкаюсь на Шухера. Он уже пришел в сознание, но должно быть, еще неважно себя чувствует, растекшись разом на три сиденья. Лежит, планшетом, жалобами набитым, обмахивается. Работающего во всю дурь над ним кондиционера не хватает, значит.
— Ты какого зирка гирганейского на звонки не отвечаешь?! — шиплю я, ширяя его в студенистый бок пальцем. — Битый час тебе набираю!
Сидящий неподалеку гуманоидный проситель черная дыра-знает-откуда аж подпрыгивает от возмущения, выпучив на меня единственный видоискатель.
— О, Нюк, как хорошо, что ты тоже здесь, — стенает агроном. — Случилось такое… Такое!
— Да я уже понял, не тупой! Где он?! Или они, близняшки твои щупаложопные! Отвалились? Ну-ка, развернись кормой-то! Дай, оценю масштабы трагедии.
На сынодочери лимбийского народа, к сожалению, отнюдь не плотный термак и даже не тот игривый кожаный комбинезончик, в котором он своими гибридами командовал, а традиционный наряд из каких-то листьев, тряпочек и прочей белиберды, не мешающий ни обзору на хвостовые щупала, ни их побегу. Увы, к вящей моей досаде, ничто шипастое из тыловой части Шухера более не произрастает и не извивается. Теперь змеенышей два! Черная дыра побери их обоих.
Истошный визг в другом конце зала возвещает, что кого-то из них Рори таки нашел…
— Фас! — ору я, перепрыгивая через кресла и на бегу выхватывая пистолет с сетью.
*Благодарю от всего сердца.
