31 марта, 1661. Фонтенбло. Парк
"Какая лёгкость в ногах! Бежать бы, лететь с простёртыми, как крылья руками! Но, пока они шли по Большой лужайке, легко просматриваемой из дворцовых окон, приходилось сдерживать свои порывы. Приближаясь к стихийному лагерю актёров из нескольких шатров, разбитых полукругом вперемежку с телегами, Филипп чувствовал в своей душе растущее желание смеяться и декламировать пафосный монолог из героической драмы, воспевающий свободу от оков долга и угодничества перед ложными кумирами.
- Что же это, Ваше высочество? У вас как будто ноги выросли вдвое? - пошутил Данжюс, едва поспевая за принцем, который, не разбирая дороги стремительно шагал к дальнему краю лужайки.
- Не городите чепуху, Леон! Монсеньор таков, как и всегда. Это вам после контузии всё на свете кажется гигантским, - осадил шутника де Гиш, который в угоду дворцовому этикету старался сохранять дистанцию между собой и принцем в два шага.
- Сейчас вы увидите, что это! Не отставайте, господа!
Обернувшись к друзьям, Филипп многообещающе улыбнулся и пробежал последние несколько шагов до условной границы актёрского табора, который скрывался за непроницаемой стеной из парусины, натянутой между двух высоких шестов.
- Кто? Зачем? За что? - раздалось сверху, и, задрав головы, друзья увидели сидящего на нижней ветке двухсотлетнего дуба мужчину в ярких лоскутных панталонах и расхристанной рубахе.
Из-под телеги с выскочила мелкая псина, метнулась под ноги незваных гостей, повертелась вокруг них, подобно рыжему вихрю и скрылась под сценой, принявшись лаять на них с безопасного расстояния.
- К кому? - спросил актёр, спрыгивая с ветки, но тут же сгрёб в охапку цветастый колпак и поклонился: - Монсеньор? За что?
- Не «за что?», милейший, а «зачем?», - от души посмеявшись над разыгравшейся сценкой «не ждали сбиров в таборе», Филипп смотрел по сторонам, пытаясь отыскать кого-то среди вышедшей к ним навстречу актёрской братии. - Господин Дюкруази, если я не ошибаюсь?
- Он самый, - польщённый тем, что сам Месье помнит его по имени, актёр отвесил ещё один, отнюдь не шутовской поклон, и взмахнул своим колпаком, приветствуя покровителя их труппы.
- Мне бы с господином Мольером переговорить…
Неуверенно и как-то по-воровски Филипп неловко повёл плечом и в поисках поддержки обернулся к стоящему рядом с ним Данжюсу.
- Здесь я!
Со сцены из-за парусиновой стены раздался поставленный, драматичный бас, который тут же сменился кашлем. Через некоторое время он зазвучал вновь, но без властных ноток, хоть и с примесью драматичного пафоса:
- Мольер здесь, Ваше высочество! Чему обязан?
Перед великосветской троицей, которая выделялась на фоне кричащей, по-театральному яркой роскоши подлинным изяществом и пышностью придворного лоска, возникла фигура директора труппы. Одетый в белую рубаху и наспех накинутую на плечи потёртую на спине и плечах весту, Мольер взмахнул руками и, очертя ими полукруг, почтительно склонился в пояс.
- Мне хочется, - под вопросительным взглядами собравшихся в кружок верных служителей Мельпомены Филипп вдруг сник, растеряв половину запала, которым он горел с той самой минуты, когда их свадебный кортеж покинул Париж, чтобы отправиться в Фонтенбло.
- Мы готовы исполнить всё, что угодно нашему дорогому принцу! - воскликнул Дюкруази и, повернувшись к товарищам по цеху, взмахнул и ударил о землю воображаемым жезлом - этот властный жест он подсмотрел у королевского композитора и дирижёра оркестра сорока скрипок Жана-Батиста Люлли.
- Всё да не всё, - вдруг осипшим голосом проговорил Филипп и жестом пригласил Мольера на тет-а-тет.
Видя по настроению принца переживаемую в душе борьбу между вдохновенным порывом и страхом перед последствиями, комедиант молча кивнул ему и властно простёр руку, будто бы рассекая надвое плотные ряды собравшейся в кружок актёрской братии.
- Что угодно Вашему высочеству?
Теперь Мольер был серьёзен и не разыгрывал и трагическую роль. Он спросил напрямик, не тратя драгоценного времени Брата короля и своего, не менее дорогостоящего, коль скоро постой и еда актёров его труппы, репетиции и, само собой разумеется, игра на сцене оплачивались из бюджета королевского двора.
- Я... Мы тут явились... Я загорелся идеей... И мои друзья со мной…
С трудом выдавливая слова, Филипп задавал самому себе вопрос, а была ли у него хоть малая толика таланта, способностей к лицедейству, необходимые для воплощения задуманного?
- О какой идее вы говорите, Монсеньор? - за терпеливым почтением Мольер скрывал охвативший его страх перед ещё непроизнесённым, но прозвучавшем в намёке решением, которое могло в одночасье погубить и оплаченный вдесятеро ангажемент, и самое будущее его труппы на сотни миль от столицы. Ведь если Месье потребует от них сыграть что-то из попавших под запрет вещиц, вроде того же «Шалого» или невымаранный цензурой вариант «Жеманниц» опять же, то неминуемо и сам Мольер, и его труппа попадут под карающий молот. Церковные служители и их приспешники при королевском дворе бдительно следили за всем, что ставилось не только в парижских театрах, но особенно же на сцене так называемой труппы Месье.
- Идея, собственно, в том, чтобы мы... - Филипп сглотнул, прочистил горло и выдал как на духу:
- Я желаю играть на сцене вместе с вашими актёрами нынче же вечером.
Отпрянув от принца с лицом, словно его застрелили в упор, Мольер не сдержал удивленное восклицание:
- Как?
- Ну как? Как все - в гриме и в костюме!
Испуг, смешанный с благоговением перед сумасбродством их высокого покровителя, написанный на лице комедианта, как это ни странно, придал смелости, и Филипп заговорил, чётко и без запинки излагая свой план:
- Я появлюсь на сцене, как актёр вместе со всеми, кто занят в пьесе. Я буду исполнять роль, которую вы готовы мне доверить. Мэтр, я могу выучить слова любой роли! Поверьте, я способен запомнить даже скучные тексты на древнегреческом, а тем паче на родной французской речи.
- Да-да, в этом я нисколько не сомневаюсь, Ваше высочество, - бормоча полагающиеся во всякое время комплименты блестящим способностям принца, Мольер с сомнением смотрел в его чистое с юношескими гладкими ещё щеками лицо, чуть тронутое слоем белил для защиты от апрельского солнца.
- Если вы только дадите мне урок, как держать себя в нужной роли, мэтр! Я научусь, поверьте! Дайте мне роль, какую вы сами выберете. Я готов на всё!
Сочтя, что Мольера терзали сомнения в его способностях к игре на сцене, Филипп оглянулся в сторону своих приятелей.
- Да вот же и граф Данжюс подтвердит, что я могу! А с ним и де Гиш. Уж он-то никогда не польстит мне, даже, если я верёвку ему на шею накину, - с блестящими от энтузиазма глазами Филипп заговорил на стихотворный лад:
- Гордец, но честный и упрямый!
- Ага, видать издалека - он тот, кого неблагородным именем зовут, упрямец из поэмы Буридана, - усмехнулся Мольер и тут же осёкся на сорвавшейся с языка непочтительной реплике в адрес дворянина, к тому же шталмейстера двора Его высочества.
- Вот точно так, он самый! - расхохотался принц и махнул рукой, подзывая своих приятелей:
- Сюда, господа!
Не смея произнести вопрос, ответ на который отрезал бы все пути к отступлению, Жан-Батист дожидался, пока юные господа подошли к ним, стоя с побледневшим лицом и широко разинув рот, будто это была маска актёра из древнегреческого театра.
- Вы звали нас, Монсеньор? - жизнерадостный голос Данжюса вернул мысли Жана-Батиста к действительности, а вместе с тем, и краски на его лице.
- Да, Леон. У меня есть предложение к мэтру. Да и к вам тоже, ежели вы захотите поучаствовать со мной в одном дельце.
- Я завсегда готов к любой затее, но предпочту участвовать в безделии, - ответил каламбуром Данжюс, подхватив настроение фарса, которое занимало практически всю сознательную жизнь актёрского мира.
- А вы, граф? - Филипп вопросительно посмотрел на де Гиша.
Выдержав этот взгляд без единой эмоции на лице, граф чётко и уверенно ответил:
- Моя шпага и моя жизнь - ваши, Монсеньор!
- Нас трое, - подытожил принц.
Мольер, видя суровое выражение лица молодого полковника, мягко, но убедительным тоном высказался на этот счёт:
- У меня есть предположение, что я могу выделить две роли, но для третьей... - он обречённо развёл руками, - не говоря уже о том, что после этого представления вам понадобится кто-то, на кого не падёт гнев Его величества, чтобы заявить, что всё это было подстроено всего лишь как шутка и не более того.
Высказав это, Мольер замолчал, глядя на троицу молодых людей. Вот тот, с огненной рыжинкой в волосах, на вид чувствовал себя вполне спокойно под изучающими взглядами актёрской братии. А второй, темноволосый, с лицом утомлённого ратными подвигами и тяжкими думами героя, казалось не нашёл ещё, какой выход был бы ему более к лицу - застыть ли каменным изваянием, или же ретироваться прочь, прихватив с собой обоих приятелей? Но принц-то, принц каков! Он что же, и впрямь не шутил о роли в пьесе?
На лице Жана-Батиста, не скрытом под густыми белилами актёрского грима, в эти минуты нашли отражение все гаммы чувств из классической трагедии - от страданий и ужаса под ударами судьбы до отчаяния и обречённости перед лицом неотвратимого рока.
Нет, катастрофу сулило не само по себе участие принца в их представлении, а то, что неминуемо последовало бы после - гнев короля обрушится и на голову неразумного брата, и на головы актёров. «Как смели вы!...» Впрочем, на этой фразе воображение драматурга застопорилось, далее перед его глазами возникла немая сцена с участием гвардейцев и церковных служек.
Хотя, постойте, какие же гвардейцы? По душу мэтра Поклена по прозвищу Мольер явятся комиссары полиции, а скорее всего вызовут солдат, чтобы те сгрузили и актёров, и весь нехитрый театральный скарб на телеги и вывезли в Консьержери.
Церковь преследовала актёров во все времена, и то, что несколько театральных трупп получили королевское разрешение ставить свои пьесы в Париже, не освобождало их от вечного проклятия. Все актёры оставались отлучёнными от церкви, и, случись кому-то из них умереть, не успев отказаться от своего ремесла и не получив отпущения грехов, несчастных хоронили за пределами кладбищ на неосвященной земле, как обречённых на вечные муки грешников. В этом их положение было хуже, чем у тех же гугенотов и еретиков, которые хотя бы могли найти место среди своих единоверцев. Религиозные догмы в те времена имели неоспоримый вес, и моральные нормы, которые диктовала церковь, не мог оспаривать даже король. Что же будет, когда на сцене вместе с актёрами появится и сам брат короля? Уж лучше не представлять себе степень возможного скандала и обрушившейся на их головы кары как со стороны церкви, так и со стороны двора.
- Мэтр?
Почтительное обращение вернуло его к действительности, и Мольер улыбнулся, отгоняя от себя мрачные мысли. Нет, пока ещё судьба ему благоволит. Покровитель их труппы - Месье, а его желания не закон ли для облагодетельствованных им актёров? А значит - будь что будет! Что случится опосля, случится уже с комедиантом, чья труппа войдёт в историю, сыграв самое нашумевшее представление, какое только ставили во Франции и тем более при королевском дворе. Кто дерзнёт на большее? Будет ли у них такой же смелый, отрешившийся от всех естественных страхов и условностей, могущественный покровитель?
- Монсеньор?
Мольер отбросил назад упавшие на взмокший от волнения лоб волосы и подобно старому боевому коню вскинул голову: он готов, и он не подведёт - и врага копытами затопчет, и всадника из сражения вынесет на себе.
- Вы сказали, что у вас есть две роли? - Филипп метнул быстрый взгляд на де Гиша, а тот даже не потрудился изобразить сожаление. - Только две роли?
- Ваше высочество, - проследив за взглядом принца, Мольер отметил полное отсутствие энтузиазма в выражении лица его спутника, и со всей твёрдостью ответил, как отрезал:
- Только две роли, Монсеньор!
- Ну что же, придётся нам сойтись на этом, - с видимым сожалением кивнул Филипп. - Данжюс, вы-то хоть согласны?
Он посмотрел в глаза друга, будто не спрашивая того, а прося поддержки.
- А что будет нужно сыграть, мэтр? - вместо ответа выпалил Данжюс и весело подмигнул де Гишу, обратившему к нему взгляд, в котором читалось уничижительное: - «Болван, не та реплика!»
- Есть у меня на примете две роли для Вашего высочества и для вашей милости.
Мольер внимательно следил за мимикой второго спутника принца, спрашивая про себя всех богов, покровительствующих театру, правильно ли определил роль для этого живчика с лицом древнеримского пастушка из тех, кто, по преданиям, носили за пазухой и длинный нож, чтобы отбивать стадо от медведя, и звонкую дудочку, чтобы играть весёлые песенки, соревнуясь с пересмешниками?
- Две - так две!
Приняв долгий взгляд мэтра за старания подыскать самые незначительные роли для новичков, Филипп был согласен даже на немую роль или ту, в которой реплика всего одна - «Обед уж на столе, извольте же откушать, господа!»
- Но постойте, Ваше высочество! Пока ещё это только подбор роли... Обычно всё происходит наоборот - не актёру подбирают роль, но на эту роль ищут лучшего актёра, - слетело с языка директора труппы, о чём он пожалел, увидев изменившееся лицо молодого принца.
- То есть, мы... Я могу не подойти? - покраснев, спросил Филипп и обратил печальный взгляд на толпящихся в отдалении актёров - ждут небось, когда по одному их станут вызывать на состязание за самую маленькую роль в самой великой пьесе, написанной их мэтром.
- Это не то, что я хотел сказать, Монсеньор, - поспешил исправиться Мольер.
Он уже жалел, что упустит актёра - а ведь этот рыжеволосый приятель принца с такими фактурными чертами лица известен не только своими шутками да выкрутасами. Ох ты ж, пень-колода старая! Как же он мог не разглядеть вблизи лицо младшего из семейства Салюстов? Это же племянник маркиза де Сент-Амана и любимчик одной из самых известных салоньерок Парижа, мадам Дианы! Да кто же лучше этого сорванца-балагура знает всё о великосветских жеманницах, об их повадках и речах?!
Неожиданно для всех именно Данжюс и пришёл на помощь оконфузившемуся Мольеру, взявшись объяснить высокородному новичку премудрости начальных шагов в участии в постановке.
- Мэтр хотел сказать, что мало определиться с ролью, вам надобно ещё всю пьесу изучить, чтобы знать, как вжиться в свои роли, да и в атмосферу всего действа.
- Так, - по лицу Филиппа пронеслось облачко нетерпения, но он подавил в себе желание высказаться о том, что его готовность на всё и подразумевает то, что он ждал, когда их наконец-то познакомят с пьесой.
- Базиль! - рявкнул Мольер, срывая накатившее напряжение и страх перед неизбежной теперь уже грозой на актёре, всегда готовом подставить свою плешивую голову под хлесткие удары бутафорских палок или яростных речей в амплуа «отвергнутого любовника», по совместительству исполняющего обязанности его секретаря и сметчика труппы.
- Здесь я, мэтр! - выросший словно из-под земли коротышка оказался аккурат между принцем и мэтром, готовый, если что, принять удар, хоть артистичный от комедианта, хоть самый что ни на есть болючий от Брата короля.
- Текст неси, чего стоишь?! Тот, что с пометками... Да нет, не этот жеваный и драный, - Мольер брезгливо хлопнул по руке, доставшей из-за пазухи пропахшую потом, засаленную бумаженцию с прогонными репликами самого Базиля.
- А! Так что ли ту, которую для вычитки перед их милостью обер-камергером королевского двора приготовили? Первую?
Эта догадка заслужила одобрительный кивок, и сметчик стрелой метнулся к одной из кибиток, где хранился тяжёлый кованный сундук с сокровищницей труппы, ключи от которого носил только он и сам Мольер.
Уже через минуту Базиль вернулся с тонкой брошюрой и с поклоном передал её мэтру.
Волнуясь из-за неожиданной заминки, Филипп переглянулся с Леоном, а тот ободряюще улыбнулся ему, дескать, это же театр, каков он есть на самом деле!
- Вот, Ваше высочество, - Мольер стёр несуществующую пыль с брошюры и подал её принцу. - Это изначальный текст пьесы. Вам и его милости графу предстоит прежде познакомиться с ней, чтобы восстановить в памяти, в чём там сыр бор. Играли мы её однажды, но всего один раз, в декабре прошлом. Хм, - он пожевал губами, с запоздалым сомнением подумав о том, что первый вариант пьесы был запрещён к показу. - От меня потребовали изменить текст в некоторых местах, да ещё парочку персонажей подправить... Дворянские звания на мещанские переделать, да из слуг проходимцев сделать. В общем, правок множество, надо бы по всем пройтись после…
- А, так это те самые "Жеманницы"? - лицо принца просияло в счастливой улыбке. - Так что ж вы сразу не сказали, мэтр? Да я же помню ту пьесу! Ох, как мы тогда похохотали! Данжюс, вы же помните? Весь зал сотрясался от хохота, как будто по Лувру из всей королевской артиллерии ударили.
- Да, точно! - подхватил Данжюс. - Мне сразу захотелось выучить парочку реплик того персонажа… Как там его звали? Отвергнутого любовника? Того, что плавать умеет? - и он весело хлопнул по плечу де Гиша, который не подавал признаков осознанного участия в разговоре.
- Я не знаю, о чём речь, - лениво растягивая слова, нехотя отозвался тот, нарушая весёлый ритм общего разговора.
- Зато я помню всю пьесу, почти наизусть! - заявил Данжюс, не обращая внимания на мрачный пессимизм приятеля.
- Вот только мне пришлось слегка переделать её, - счастье от того, что его любимое детище пришлось по сердцу принцу и его другу быстро стёрлось с лица Мольера, стоило ему вспомнить тот громоподобный разнос, устроенный ему и актёрам его труппы распорядителем королевского двора, ни лица, ни имени которого он вспомнить не смог - был и нет палач искусства, а резолюция, которую он наложил на всё представление, осталась подобно клейму на имени и репутации труппы, тогда ещё не имевшей официального статуса "актёров Месье".
- Так мы со всем разберёмся! - пообещал Данжюс и со знанием дела заговорил, обращаясь и к толпе актёров, будто по команде шагнувших в их сторону, и к принцу:
- Господа, мы присоединимся к репетиции, как только вы будете готовы начать. Кстати, нам понадобится кто-нибудь для подсказки реплик, - он посмотрел в удивлённое лицо Филиппа, - тут новый текст, а значит его нужно выучить наново, мой принц. Мы можем не успеть, даже если у нас будут всего по две реплики.
- Кстати, о ваших ролях, - Мольер выжидательно посмотрел на новичков, - а вы сможете сыграть роли отвергнутых женихов, господа?
- Отчего же нет! - быстро ответил Филипп, опередив друга в готовности примерить на себя маску неудачника, сорвавшего все удары судьбы в виду отвергнутой любви.
- Что же, тогда дело за малым, совсем пустячное дело-то, - пожевав губами, произнёс Мольер, побледнев от мысли, что он прославится как величайший комедиант и вместе с тем директор погорелого театра.
- Репетиция будет перед игрой, - счёл необходимым пояснить Базиль, - я, кстати, первого отвергнутого жениха роль исполнял, а вот Дюкруази, тот долговязый в лоскутных панталонах, он играл роль второго отвергнутого жениха, - тут он подмигнул Леону, - роль того, что плавать умеет, вот он и исполнял. Мы вам реплики подскажем на репетиции. А во время спектакля я из-за кулис буду начитывать вам текст.
- Как? - Мольер сдвинул тонкие, уже седеющие брови, не тронутые ещё бутафорской краской. - А где Зидан? Он что же, снова не проспался, выпивоха старый?
- Нет, мэтр! - вступился за собрата долговязый актёр, смешно жестикулируя, подобно известному персонажу Иль Капитано, которого он исполнял в фарсовых интермедиях. - Нет, Зидан не успел ещё приложится к бутылке, хоть время-то как раз к тому располагает. Простыл он, когда вечером мы под дождём сцену сооружали и парусину треклятую на шестах натягивали.
- Ай! - в сердцах махнул рукой директор. - Увольте меня от подробностей! Мадлена, будь ангелом, подай страдальцу твоего отвара на настойке, спаси нас всех! А вы, господа, в таком случае, извольте быть на репетиции.
«А ежели спасуют, не явятся, так не лучше ли будет для всех нас?» - мелькнуло в его голове.
Словно прочитав эти сомнения во взгляде Мольера, Филипп гордо вздёрнул подбородок, высоко поднял шляпу и, отсалютовав ею, уверенно заявил:
- Мы будем здесь, через два часа! Дождитесь нас, мэтр!"
(с) "В тени Солнца" Робин Каэри
We Use Cookies
Some of them are necessary for the website to function, while others are used for personalization. Learn More
Comments6