— Китти, ты салат посолила?

— Угу… своими слезами.

— Ой, ладно… Я купил тебе, как ты выражаешься, «человеческой» еды. Вон, ветчина в холодильнике. И я тоже над ней всплакнул.

Кит показала Лу язык. Потом привстала на цыпочки и чмокнула его в нос. Том улыбнулся, наблюдая за тем, как два самых любимых человека беззлобно препираются за приготовлением ужина. Они проспали полдня, просто вырубились все втроем, словно из розетки выдернули. Проснувшись, снова вспомнили о сочельнике и почувствовали, что ужасно голодные.

Луи, кажется, немного отошел от шока. Даже улыбается и таких зверских взглядов на Тома уже не бросает. Может, решил, что у его девочки просто блажь, которая скоро пройдет? Как бы там ни было, худой мир лучше доброй войны…

Звонила мама. Том извинился и сказал, что приедет домой завтра. Она обиделась, конечно… но сейчас он не мог заставить себя уйти. Кит в одной из маек Лу, в длинные вырезы которой видно все ее гибкое округлое тело, и в пушистых смешных носках — такой магнит, от которого оторваться просто невозможно. Он не знает, как теперь будут складываться их отношения, что они все будут делать… но сегодняшние вечер и ночь он проведет с ними. Самое необычное Рождество в его жизни…

Готовка традиционного рождественского блюда вылилась во что-то фееричное: Кит неслабо так подготовилась перед прилетом, начиталась в Интернете, чего и как готовят англичане в этот праздник, и выразила желание сотворить плам-пудинг. Тот факт, что ему еще нужно вызреть, ее не остановил.

— Съедим на мое Рождество, ничего страшного, — заверила она. Чертовски умно с ее стороны, что ни говори, занять всех делом… чтобы меньше времени оставалось на негативные мысли или попытки затеять ссору.

Разумеется, у Лу не нашлось и половины нужных продуктов, и она отправила их обоих в магазин, вручив длинный список. По дороге брат молчал, да и Тома не тянуло на разговоры. Мысли постоянно витали вокруг того, что Кит устроила днем… И от этих воспоминаний низ живота наполняло сладкой истомой и тяжестью.

С этим плам-пудингом дело нашлось каждому. Том честно смолол корицу, потом мускатный орех, а когда открыл кофемолку, не удержался — чихнул, и пряное облачко накрыло кухню. Тут уж чихать принялись все.

— Не понимаю, почему эти продукты надо мешать первыми… я б наоборот сделала, честное слово, — недоумевала Кит, поминутно сверяясь с рецептом. — Налейте мне бренди… Может, я соображать стану лучше?

Размешивая почти готовое тесто для пудинга, она сказала:

— Кстати, мальчики, а вы в курсе, что нас могут посадить в тюрьму?

— За что? — удивился Лу. — За трах втроем тут не сажают, не переживай…

— За пудинг.

— За пудинг?!

— Ну да. Закон, изданный тезкой малютки Твиста, запрещает праздничные пиршества. И он по сей день не отменен. Так что, считайте, мы с вами все равно что метамфетамин тут варим.

— Мистер Кромвель? Ну и зануда он был.

— Может, и зануда… но крутой чувак. Отправить короля на плаху — для этого надо быть по-настоящему крутым!

Кит с ее анархистскими настроениями к монархии относилась с насмешкой и искренне не понимала, как это возможно, чтоб один человек получил власть над другими людьми только по праву рождения? А самих монархов и все высокородное дворянство жалела — бедняжки, столько условностей, церемониалов, ни жениться на ком хочешь, ни в носу поковырять. Да уж, с ее характером она б там и дня не продержалась, с этим Луи был согласен на сто процентов.

— На, Том, теперь ты мешай… сказано, что все должны мешать… Не так! С востока на запад! У тебя ж компас есть, можешь свериться.

— Это компас Джека Воробья, Кит… он показывает только на тебя.

Лу мученически закатил глаза.

Оставив пудинг булькать на водяной бане, они наконец-то сели ужинать. Горящие свечи на столе и полках, горячий глинтвейн в бокалах… Глинтвейн варили мужчины — это право Кит уступила им без разговоров. Только под конец поинтересовалась, имеется ли у Луиса в хозяйстве кочерга?

— У меня и камина-то нет… Обойдемся без этой традиции, и так все в курсе, что жрать пора… Хотя, если так хочется, можем раскалить вилку и ее сунуть в глинтвейн.

Конечно, Кит хотела.

К праздничному столу она сменила майку Лу на длинное платье, темно-синее, красиво оттенявшее белую кожу. Странно устроена психика — вот она только что почти нагишом ходила, и это было сексуально, а теперь в платье до пят, скрывающем почти все, кажется еще более желанной.

— Вы дурно на меня влияете… — вздохнула она. — Так и тянет корчить из себя принцессу.

Впрочем, что-то там из себя корчить у нее получилось недолго. Через некоторое время она уже подобрала ноги под себя, послав к чертям королевскую осанку, еще через несколько минут кормила их по очереди вкусненьким прямо с губ, и вскоре платье ее вовсе покинуло, а они оказались там, где и должны были — в спальне…

В этот раз Том смелее, а Луи нежнее, и все, что они делают, так поглощает их, что про пудинг вспоминают только тогда, когда по дому расплывается запах раскаленного металла. Вся водица из водяной бани выпарилась. Кит выкручивается из всех объятий разом, бежит на кухню, натягивает рукавицы, выхватывает кастрюльку с пудингом и шмякает ее на стол.

— Как думаете, готов?! — кричит парням, оставшимся в спальне.

— Чертов пудинг… — стонет Лу. — Надеюсь, тебя арестуют с ним вместе… я почти кончил!

— Иди сюда! — требует Кит. — Я тебя тут поласкаю… а ты посмотришь, готов ли пудинг. Мне нужно мнение британца.

— К черту гребаный пудинг! Вернись!

— Томми, тогда ты!

— Вот зараза… — хором вздыхают они, выбираясь из кровати.