Про доппельгангера, должно быть, хоть раз слышали все. Его образ и название любят и писатели-фантасты, и кинорежиссеры, и разработчики игр. Чаще всего в фэнтези-сеттингах доппельгангером называют разновидность существ, способных копировать чужую внешность. И при этом зачастую практически лишенных собственной. Например, почитатели творчества Анджея Сапковского наверняка вспомнят допплера Дуду из рассказа «Вечный огонь» — там допплер (также именуемый мимиком) в мельчайших подробностях копирует не только внешний облик, но и характер, привычки, пристрастия и навыки купца-низушека Даинти Бибервельта.

– Минуточку, – буркнул Лютик. – Ты – Бибервельт? Ну да, несомненно. Но то, что сидит у столба, только что было тобою. Если я не ошибаюсь. Геральт! Все взоры обращены на тебя. Ты – ведьмак. Что тут, черт побери, деется? Что это?

– Мимик.

– Сам ты мимик, – гортанно проговорило существо, болтая носом. – Никакой я не мимик, а допплер, и зовут меня Тельико Луннгревинк Леторт. Сокращенно Пенсток. Друзья называют меня Дуду.

Однако в народных верованиях доппельгангер и другие, менее известные, но схожие с ним двойники — чаще всего не столько существо, сколько явление. Сам доппельгангер (doppelgänger) родом из немецкого фольклора, и буквально его название означает «двойник-ходок» или «двойник-посетитель». Так называют видение, предстающее человеку в облике его знакомого или близкого. В отдельных случаях — и его собственном облике (хотя, есть вероятность, что последнее — более поздние литературные домыслы). Немецкий доппельгангер чаще всего считается дурным знамением, вестником смерти, причем смерть он предвещает именно тому, чей облик принимает.

Акварель английского поэта и художника Данте Россетти «Как они повстречали самих себя»

В скандинавском фольклоре аналогом доппельгангера можно считать дух, именуемый вардогером (vardøger). Однако северный вардогер куда менее мрачен: обычно он возвещает вовсе не смерть, а попросту скорый визит того, кого изображает. Причем вардогер (вероятно, от слова vǫrð — «страж») способен повторять не только зримый облик своего живого двойника, но и его голос, запах, походку, манеру поведения и одежду.

В ирландских поверьях можно встретить призрачного двойника по имени фетч (fetch). Происхождение и значение этого термина неизвестно, но есть версия, что это — вариант древнеирландского слова fáith — «провидец». Чаще всего ирландский фетч, как и немецкий доппельгангер, предвещает смерть, но бывают и разночтения: например, поговаривают, будто фетч, явившийся ближе к вечеру — действительно вестник смерти, а вот утренний фетч с точностью до наоборот — долгих лет жизни.

Можно сказать, смесь двух этих фольклорных концептов я использовала в своем романе Песнь Серебряной Плети.

На самой границе Тол-Луинд дорогу Киэнну преградил фетч. В том, что это именно фетч, а не живой пикси, не могло быть ни малейшего сомнения. Эрме умел создавать магический слепок самого себя как с ювелирной точностью, так и совершенно произвольно: десятикратно увеличенным или уменьшенным, стариком или младенцем, крылатым, многоглавым, тысячеруким, трансгендерным, с сияющим нимбом над головой или рогами демона и плюющей адским огнем пастью дракона. На этот раз он остроумно держал в руке свою собственную, отделенную от тела голову и при этом висел в воздухе примерно на уровне глаз.

Другая гипотеза возводит термин «фетч» к скандинавской фюльгья. Считается, что фюльгьи родственны валькириям и норнам, поскольку все они (по некоторым источникам) принадлежат к разряду древнескандинавских мифологических духов судьбы — дис. Но если валькирии — «дисы Одина» — правят судьбами одних лишь воинов, а норны (три главные норны, потому что есть и другие) — судьбами всех живущих, включая бессмертных богов, то фюльгья — это дух-хранитель отдельного человека, дух-спутник, дух-двойник.

Фюльгья приходит к человеку при рождении и может принимать облик тотемного животного. Например, очень часто она появляется в виде мыши, кошки, собаки, лисы, хищной птицы либо падальщика. Облик фюльгьи всегда соответствует характеру и личным качествам ее обладателя. Истинную природу вождя или лидера проявляла его фюльгья: если эта природа была мирной, «ручной» — фюльгьей обычно становился бык, козел или кабан, если дикой, неукротимой — волк, лис, олень, медведь, орел, сокол, лев, леопард или змея.

Если же фюльгья является в человеческом образе (а каждая фюльгья считается оборотнем и может превращаться в человека или зверя по желанию), она предпочитает обличие женщины. В таком виде дух-хранитель может приходить к опекаемому во сне, наставляя и предупреждая об опасности, а иногда и наяву. Правда, увидеть фюльгью, кроме как в сновидении — почти всегда знак близкой смерти.

Вполне вероятно, что представления о фюльгье повлияли и на формирование кельтского мифологического образа вестницы смерти баньши. Или наоборот. Или же и тот, и другой берут свое начало из общего фольклорного источника.

А еще отголоском верований, связанных с фюльгьей, может быть популярный европейский сказочный образ феи-крестной.

Ну и наконец в фольклоре Финляндии дух, носящий отпечаток чьей-то внешности, зовется этиёйнен (etiäinen). И как раз он, вероятно, может считаться сверхъестественным существом: одним из многочисленных хальтия — существ, подобных эльфам, гномам и домовым. Этиёйнен, как и норвежский вардогер, предвещает скорое прибытие человека, причем ему даже не обязательно являться «во плоти» — он может проявлять себя ненавязчивым стуком двери и мелькнувшей на пороге тенью, или даже просто внезапной мыслью, воспоминанием.

В общем, феномен двойников обычно считают проявлением такого известного в мифологии, религии и оккультизме явления как билокация — одновременное пребывание чего-либо или кого-либо в двух различных местах. Или же просто предвиденьем, предчувствием и даже разновидностью дежавю.

Ну и в одной из глав нового, еще недописанного романа Власть безликого воинства я использовала часть фольклорных мотивов для своей оригинальной и весьма необычной интерпретации доппельгангера.

Потому что теперь ему навстречу слепой ломанной походкой, ритмично прихрамывая, точно пританцовывая, спиной вперед, неестественно вывернув шею набок, шел самый настоящий злой близнец. Его собственный.
Берег разом затянуло тяжелым душным дымом, куда больше походившим на клубящуюся пустоту Бездны, нежели на рассветный туман, и за его драматичной кулисой стали один за другим прорисовываться плывущие и пухнущие на глазах безликие тени, подобные тем, что иной раз являются взору на горных вершинах. Только эти шли и обретали облик на ходу. Надевали маски-лица. Шли, одинаково слепые, одинаково пятясь и хромая на левую ногу, в такт, под вой неслышимой скрипки. Слепой скрипач до исступления водил по струнам собственными пальцами, забыв про смычок, и с подгрифника к подбородку уже стекала струйками грязно-мареновая кровь, рисуя кольцо удавки на шее.
Они шли гурьбой, беспорядочно. Он узнавал каждого, кого успевал рассмотреть. Их было без счета. Он даже не пробовал считать.

Собственно, вопрос о нем и заставил меня извлечь из недр Сети две мои же старые статьи на эту тему и, объединив в одну, выложить здесь.