Перед тем, как розовый кисель уволок его в Огрызл, Клеч пребывал в нищей коммуне на окраине Гробыва, своего родного города. И, по своему обыкновению, пил. Нет, выпивал. Пьют как раз хронические алкаши, а он выпивает. Он же не из горла хлещет, как эти, а из рюмки. И в отличие от них, он всегда может дать выпивке “красный”, когда захочет.

Ободранные кремовые обои с интенсивно-пошлыми зелёными цветами, похожими на кондитерский крем, кое-где пробитый гипсокартон, будто стены избивал однорукий боксёр, не способный сосредоточиться на чём-либо дольше одного удара. На потолке толстая трещина, как каньон-провал в бетонной пустыне. На грязном йодистого цвета линолеуме, к которому липли подошвы, валялись люди, отсвечивающие бледностью и синевой, и водочные “кегли”, отсвечивающие стеклом и пустотой. Что-то около дюжины бутылок. Банок из-под пива и джина немерено. Хабариков и растёртых пепельных следов ещё больше. Перегар, пропотевшая, а у кого-то зассаная одежда, никотин, спиртяга… Расцвет демократии в самом соку.

Клеч таращился в окно и не мог сообразить: день там или ночь? Какой-то остолоп непонятно зачем залепил стёкла чёрной мазилой. Лампочка освещала помещение, но сознание Клеча заполняла тьма. Писателю всё было до лампочки. Как сказал один обитатель коммуны, мне сейчас на всё похуй, потому что раньше было до пизды. Вот только раньше Клечу было не похеру. Раньше он выпивал, конечно, но больше писал. А за последний год не придумал ни строчки, что объяснил себе очень просто: нет вдохновения. Оттого и пью. Нет вдохновения - есть депрессия. Ведь любой порядочный писатель либо пьёт, либо пишет, когда вдохновение есть. Вон, в истории сколько тому наглядных примеров. Сколько гениев беспробудно квасили и торчали? А чего пустое писать? Лучше уж пить.

Келеза заявила жёстко: либо завязывай с бухлом, либо сваливай с хаты. Клеч, пустив в ход всё своё красноречие, как мог вбивал в её твёрдолобую кочерыжку, что у него затяжная депрессия от того, что на ум не приходит ничего мало-мальски интересного, и он не в состоянии написать ни строчки, ведь чтобы написать хоть строчку, надо знать с чего начинать. Но этой дурынде разве объяснишь? Не баба, а козья трещина какая-то. Скотобаза ходячая. Да ведь именно ей, Келезе, он первой давал читать свою писанину! Но теперь понятно, что она ни хрена не понимала, о чём он пишет! Ни хре-на! Ни единой мыслинки! Слишком эгоистичная и меркантильная дрянь, чтобы понять что-то посложнее колбасы в холодильнике и шмотья в шкафу. Так, для виду восторгалась. А теперь, когда он оказался в беде, получай-ка пинок под зад. Пшёл вон! Как Табита какая-то. Жестокая и неблагодарная баба. Вот он, яркий пример цивилизованного человека. Да катись ты в ад колесом, лицемерка голимая, вагина коровья! Ещё крикнула вдогонку: “Будешь бухать дальше - опустишься до бомжевания! Увижу издали дрыхнущим на скамейке - не подойду, и не надейся!”. Но ничего, он успешно парировал: “Издали меня в скамеечном переплёте! Держи обратку, комок слизи в шлёпанцах! Ты всего лишь кручёный волос на моей просветлённой промежности! ”.

Это был отрывок из книги "Маргинал".