Где живёт Ганькевич из "Дивотопии"? Вот здесь, в длинном старом доме: 

Я всегда считала, что контекст произведения, при котором автор писал своё произведение, очень важен. Важно время, когда это было написано, важна культура автора и его опыт, его знания, его насмотренность и начитанность. А был ли у меня какой-то контекст? 

Как и многое, вся эта локация из моей книги создана на основе реального места и реально существовавшего дома, нынче его нет, снесли ещё до 2008 года. В доме, похожем на этот, мне довелось пожить в далёком детстве. В реальности это было ещё хуже. Многоквартирный длинный дом посреди пустоши, перед ним – огромный завод с башнями, старое дерево, остовы автобуса и легковушек. Справа – теплотрасса, железнодорожный вагон без колёс и бесконечная помойка. Слева – ещё один такой же дом, забор в форме вафельки, контора железнодорожников и болото. В самом доме безблагодатность и ужас. Тусклый свет. Тараканы падают с потолка. Грязное всё, стены, пол, протекающий потолок. Ветхие, ржавые коммуникации. Запах сырости и плесени, гнилых овощей, канализации, стирального порошка и дешевых сигарет, преимущественно убойной «Примы». Курили, кстати, все и везде, в доме, на улице, в общем коридоре. Дым стоял коромыслом. Я ещё до "встречи с панками" думала, что курить - нормально. Думала, что тоже буду это делать. А что поделать. Бытие определяет сознание. 

Длинный деревянный дом, называемый местными модульным, или же просто – модулем – был построен давно. Очень. В нём изначально жили строители завода. Позже в нём жили те, кому больше некуда было пойти.

Я была рождена на свет из-за того, что уговоры в духе «Я хочу понянчить внуков, дайте мне внуков!» почему-то сработали в случае моей мамы. Когда я родилась, оказалось, что автор этих слов, про внуков-то, на самом деле не очень-то хочет меня видеть и нянчить. Дети, оказывается, не всегда милые и хорошие, они орут, не сидят спокойно и почему-то требуют к себе много внимания. В детский сад мне было не попасть, никто не мог оставаться со мной, и потому я пошла по рукам маминых родственников аки знамя, пока мама работала. И так однажды я оказалась в длинном доме, и жила в нём достаточно долго, чтобы, когда моя мама появилась на пороге, я её не узнала, испугалась и назвала её «тётя».

В детстве дом не казался мне настолько ужасным. Я лишь спустя время поняла, насколько же там мерзко. Поначалу же мне казалось всё естественным и нормальным. Окружающая пустошь, болота, помойка и развалины казались бесконечными. Полуживой завод интриговал, я всё хотела посмотреть, что там внутри. Остовы машин и автобуса, старый пассажирский вагон были идеальным местом для игры. Контора железнодорожников, тихая и безжизненная, тоже была интересной. Там были ржавые вагоны и камушки с пиритом на ж/д путях.

В длинном доме я получила свой первый шрам. Гонялась за братом с поломанным вертолётом в своих руках как с дубиной. Запнулась и упала, вертолёт улетел (хы) под кровать, а там – прям ничем не прикрытый нагревательный элемент. Всё потому, что зимой в этих домах было жутко холодно, и единственная возможность хоть как-то себя согревать – ставить такие самодельные обогреватели. Из-за этого, кстати, и сгорел соседний дом. Я видела его пепел, погнутые от жары балки его металлической основы.

Так вот, элемент. Ожидаемо, что я его затронула рукой. Теперь вот шрам на всю жизнь. Дома уже нет, а шрам есть.

Конечно, потом меня забрали из этого дома обратно к маме. Потом мы с ней ещё приходили в это место на праздники, на дни рождения. Длинный деревянный дом ассоциируется у меня только с тремя песнями, которые включали на всех торжествах. Не могу думать о чём-либо другом, когда их слышу. Можно включить любой из этих треков и посмотреть на картинки, что я прикрепила ниже. Возможно, так вы лучше окунётесь в атмосферу. 

Песни какие-то слишком весёлые для такого невеселого места. Какой-то праздник на руинах. 

Упомянутый ранее завод irl с высоты. С земли выглядит впечатляюще большим, ни одно фото не передаёт это ощущение. На закате загораживает собой солнце. Сейчас вокруг уже много других построек, домов и дорог, помойки нет. В моём детстве вокруг завода была чарующая пустота и постапокалиптическая разруха. 

Ностальгирую ли я по этому ужасному месту? Нет. Я также не романтизирую упадок - на самом деле, я бы хотела, чтобы многие люди жили намного лучше, чем те мои родственники из своего длинного старого дома. И я понимаю, что у многих просто нет возможности переехать куда-то ещё. Но я, тем не менее, не могу выкинуть это из своей жизни. Не могу это игнорировать.

Я ни разу не сомневалась в том, куда "поселить" Ганькевича после того, как я пришла в текущему виду концепции «Дивотопии». Естественно, это должен быть длинный и старый деревянный дом. Может, слегка короче, но такой же по атмосфере. Огромный завод. Пустошь. И вокруг никого, кроме соседки Ганькевича – Розы. 

Я с трудом встала и огляделась. Слева был длинный, старый одноэтажный дом со входом по центру. Под окнами что-то вроде двух отдельных садиков, огороженных покосившимся заборчиком из сетки. В том, что располагался ближе к нам, находились будто бы самодельные качели.

А справа от меня было нечто более интересное. Недалеко от дома стоял завод, тихий, темный, и масштабы его корпусов и башен поистине впечатляли своей колоссальностью. Они в целом намного выше, шире и больше, чем вообще всё, что я видела до этого. Раньше я считала, что контора Управления была большой, а там всего-то три этажа. А тут была маленькая я и гигантский завод.

Перед заводом – огромная серовато-зеленая пустошь. Её пересекала выложенная бетонными плитами дорога, теряющаяся в песке. Вдалеке виднелись большие тёмно-красные трубы, поднятые высоко над землёй. Через дорогу, по диагонали от длинного старого дома, за забором из колючей проволоки находился зеленоватый, местами ржавый железнодорожный вагон без колёс. Ко входу в вагон была сооружена деревянная лестница – наверное, там кто-то жил.

- [Ганькевич] Ну, как тебе?

- Повеситься хочется.

- Да не преувеличивай. Ты привыкнешь. 

Старый рендер дома спереди: 

Ганькевич у своего дома, в садике (палисаднике) перед входом. 3D c улучшенными текстурами: 

Завод перед домом во всей своей жуткой красоте. Для более впечатляющего эффекта отмасштабирован по вертикали:

Вид на теплотрассу и дом Розы (вагончик):

Вагончик. Окружён чисто символическим забором из колючей проволоки. В детстве нас это не останавливало, чтобы лезть к нему. 

Дом Ганькевича изнутри выглядит так (3D-рендеры старые, модели я постепенно улучшаю). Обстановка реального длинного дома воссоздана довольно-таки точно. Все предметы "аутентичны" для времени, характерного для конца девяностых и начала нулевых. Вероятно, столицы в то время жили побогаче, но в провинции было очень много советского тогда - вплоть до десятых. Я воссоздавала свой/чужой опыт. 

Я мельком осмотрела маленькую ванную с ржавыми трубами, заставленную всякими коробками и заваленную хламом. Заглянула в длинную, вытянутую кухню со старым гарнитуром и столом с одиноко стоящей пепельницей.

И задержалась в большой серой комнате, тоже квадратной, разделённой на две части высокими темно-бордовыми шкафами с покосившимися дверцами. Рядом с окном стояли старый диван и резной столик с радиоприёмником и ещё одной пепельницей. Напротив дивана, возле противоположной стены, было кресло и стоял ещё один маленький стол, заваленный книгами и всякими бумагами. А в дальней части комнаты, той, которая была отгорожена шкафом, под красным ковром с психоделическим рисунком располагалась кровать.

Я посмотрела наверх. На потолке виднелись следы давних, многолетних протечек. Это было более чем странно: сколько я жила, никогда не видела дождя. Мы ведь всё ещё находились в пустыне. 

Вид на кресло Ганькевича:

Диван Клары. Рядом столик с ковриком, пепельницей и радио. 

Вид на окно. Отсюда не очень видно, но за шторкой - пластинчатая старая батарея. 

Кровать Ганькевича, тоже советская. Ковёр. Шкаф, делящий комнату пополам. У шкафа - все дверцы вкривь-вкось. 

Отсутствующая лампочка. Подтёки на потолке. 

Вид на выход в коридор. Шторки из пластиковых капсул из-под "Киндера". 

Что прячется в темноте? А вот они, шторки из капсул из-под "Киндеров". И ещё шкаф. 

Кухня дома Ганькевича. Любимое место Ганькевича - то, которое рядом с холодильником. Холодильник знаком всем, кто жил или живёт в Сибири - это неубиваемая советская "Бирюса". 

Кухня, как и многое в доме, очень тёмное место. Вид с места Ганькевича в сторону дальнего угла кухни. В темноте теряется гарнитур, мойка и плита "Лысьва". 

В тексте неоднократно упоминается "красная банка", использующаяся как пепельница. Так вот, эта банка - из под кофе "Cafe Pele". В моём детстве - самая каноничная пепельница. 3D-модель поближе, без рендеринга: 

Легонько застучали маленькие разноцветные пластиковые капсулы, из которых были сделаны своеобразные шторы: Ганькевич появился в дверном проёме.

И тут я всё поняла. Ну, да. Точно.

Ганькевич идеально вписывался в свое жилище. Он дополнял собой эти шторы из капсул, этот красный ковер на стене, эти хлипкие тёмные шкафы. Он подходил к обоям. Он подходил к дивану и креслу, у которых шатались боковушки, и подходил к старой кровати. Он подходил к обоим своим столикам. Он подходил к длинной грязной кухне и к этой крохотной ванной. Куда его ни поставь, везде Ганькевич был как свой, абсолютно естественный. Всё, что тут было, являлось неотъемлемой частью жилища Ганькевича. Если это убрать, было бы совершенно не то.

Это дом именно что Ганькевича. Я тут не нужна. Впрочем, я и не хотела здесь находиться.

- [Клара, мрачно] Это никогда не будет моим домом.

- Ой, да брось.