Ох, и задал Аркадий Голубков задачку со своим флешмобом : вот вынь да положь ему интересный отрывок. Самый интересный, а не как-то там))

А я моментами зануда, и вот пытаюсь понять по каким критериям этот самый отрывок выбирать. Потому что, во-первых, у меня этих произведений уже чуть за десяток, и я даже из них самое интересное выбрать не могу! Во-вторых, для кого интересное: для автора или для читателей? И в третьих, это ж я сейчас из одного романа отрывок выберу, а остальные герои возьмут и обидятся 

В общем, сложно всё это. Но я всё же выбрала. Книги этой здесь пока нет: Ромке придётся подождать, пока я приключения его героического папаши в удобоваримый вид приведу. Но отрывок можно. И даже нужно:

"Не знаю, сколько прошло времени, а я так и сидел, прислонившись спиной к стенке колодца и вслушиваясь в музыку Хаоса, доносившуюся из-за неё. Наверное, сейчас уже можно уйти, но куда и зачем? Вряд ли я смогу отыскать Лику среди миллионов жителей незнакомой мне Хартианы. Конечно, Хаос в помощь, но он и так до жути нестабилен, и достаточно одного неверного движения, чтобы равновесие покачнулось, и неконтролируемая мощь изначальной субстанции выплеснулась наружу. Что вы скажете тогда, хартианцы, грёбаные повелители Хаоса? Впрочем, у вас будет очень мало времени для последнего слова. Хаос за стеной встрепенулся, словно обрадовавшись моим опасным мыслям, шепнул чуть слышно: «Сделай это, потомок демиургов. Выпусти меня, и вернёшься домой».
«Домой? В Паутину?»
«Домой, к истокам», - был ответ.
Мысль показалась мне привлекательной. Раствориться в Хаосе, став частью Абсолюта, забыть и обрести… Правда, при этом есть шанс уничтожить одну конкретную вселенную, но сейчас это уже не выглядело для меня чудовищным деянием. В конце концов, хартианцы вполне этого заслуживают, а все остальные… Им на меня плевать, так почему вдруг меня должны волновать их жизни и их мироздание?
Пожалуй, Арчи бы этого не одобрил. Определенно не одобрил бы. Но для него я, скорее всего, давно мёртв. Да и сколько можно жить с оглядкой на мнение отца? А вообще, есть в этом какая-то ирония. Спаситель Паутины и хранитель равновесия Арчи бесстрашный – сын того самого Безликого Разрушителя. А я, сын Арчи, максимально близок к тому, чтобы стать этим чертовым разрушителем. И при этом не испытываю ничего, кроме любопытства и предвкушения. Вообще, странное состояние. Как будто пива на голодный желудок выпил: такая легкость во всём теле! Голова ещё соображает, но нестерпимо тянет на подвиги. И Хаос подталкивает…
Тем не менее, я пока не торопился действовать. Не потому, что надеялся на чудесное спасение, или сомневался в своих силах. И дело даже не в страхе неизвестности. Просто… выпустив Хаос и растворившись в нём, я перестану быть собой. Перестану быть Романом Сагировым, парнем с Земли. Возможно, воспоминания и останутся, но будут ли они иметь значение для частички Абсолюта?
И потому я предавался воспоминаниям, грёзам наяву, мысленно возвращаясь к тем людям и событиям, которые для меня особенно дороги.
Мне шесть и мать собирает меня в первый раз в первый класс. Я горжусь новеньким портфелем, но меня немного пугает огромный, в половину моего тогдашнего роста букет георгинов в руках страшно гордого Михаила – тогда я ещё не знал, что он мне не родной отец.
Мне десять, и я на спор прыгнул в море с высоченной скалы, чем заслужил уважение старших ребят и репутацию чокнутого камикадзе в качестве бонуса. Никто так и не узнал, как сильно тряслись у меня поджилки, как от страха подводило живот. Но что значил этот страх по сравнению с восторгом полёта и адреналином в крови? С осознанием собственной победы и огромным желанием снова испытать что-то подобное? Кажется, именно тогда я и подсел на этот наркотик, увлекаясь то скейтбордом, то паркуром, то всяческими единоборствами и фехтованием.
Мне тринадцать, и я на школьной вечеринке впервые пригласил на танец девочку, которая мне тогда нравилась. Поджилки тряслись сильнее, чем тогда на скале, язык предательски заплетался, но я всё же это сделал!
Мне семнадцать, и я сбежал из шумной и суетливой столицы к бабушке в Ялту. Поздний вечер, песня сверчка, мы с бабулей в летней кухне. Она испекла пирог с персиками, и подперев рукой голову, наблюдает за тем, как я уписываю лакомство за обе щеки, и обещает внимательно следить за моим питанием, а то уж очень внук худющий.
Мне восемнадцать, и в Судаке проходит «Стальная лига». Как ни обидно, свой бой я позорно продул какому-то харьковчанину, и теперь стою в толпе зрителей, а на ристалище происходит нечто неимоверное. Таксист, что привёз нас с ребятами на соревнования, разбрасывает соперников, как Чак Норрис первоклашек. А я старательно пытаюсь подобрать челюсть и понимаю, что мне никогда в жизни не достичь такого запредельного мастерства. Но всё же набрался смелости и попросился в ученики. В результате обрёл отца, кучу приключений, выучился магии и массе всего прочего. Но вот в искусстве фехтования мне до него ещё расти и расти. Хотя, с учётом моих нынешних планов, всё это уже не актуально.
Мне двадцать один, и я объявил отцу, что окончательно и бесповоротно отказываюсь от прав на трон Ирратов, и пусть он себе поскорее заделает наследника, или поищет ещё парочку бастардов – уверен, в Паутине их больше, чем пара. Отец выглядит не столько рассерженным, сколько растерянным, но всё же требует или объясниться, или извиниться. Я не могу сделать ни того, ни другого, поэтому высказываюсь в плане: сам взрослый, и что хочу, то и ворочу, после чего выбегаю из дворца и скрываюсь в Паутине. Больше мы не виделись. Я так и не нашёл в себе смелости извиниться, и отец в кои-то веки оставил меня в покое. Мне и сейчас стыдно за тот свой поступок, а самое главное: я теперь уже и вспомнить не могу, из-за чего именно тогда сорвался. И для извинений немного поздновато.
Мне двадцать два, и я пьян. Впрочем, как и большинство моих одногруппников – как ни как, вечеринка по поводу окончания первого курса. Мы с Ликой танцуем под «Точку невозврата» от земных Starset, целуемся на глазах у всех, и я понимаю, что точка невозврата для нас двоих давно пройдена, и больше нет ни малейшего смысла скрывать наши отношения от завистливых взглядов менее удачливых соперников. Я смотрю в её фантастические глаза оттенка ртути, и не понимаю, любовь это, или просто увлечение. Но то, что с ней я излечился от болезненных воспоминаний об Амелии – неоспоримый факт.
Мне двадцать три, я сижу, прислонившись спиной к стене колодца Хаоса, готовый разнести мироздание вдребезги и соединиться с Абсолютом. Нет, мне не страшно, ни капельки не страшно. Только немного грустно оттого, что всё так по-глупому заканчивается. Когда, в какой момент я прошёл точку невозврата? Когда сломался, перестал бороться? Потому что, положа руку на сердце, выпустить Хаос – это будет, конечно, эпичная месть. Но всего лишь месть, а сам я уже мёртв. Почти. Вопрос нескольких минут… 

Ну, как-то так.

А это, собственно, тот самый герой.