Тоже решил присоединиться к флэшмобу от Аркадия Голубкова. Но... Что такое "интересный отрывок" — это ж каждому свое. Одному читателю интересно одно, другому — другое, а автору — может, вообще третье.

Так что я принесу не самый интересный отрывок, а самый значимый для меня. Написанный еще задолго до 2022 г., но ставший именно теперь особенно дорогим. Он о потерях, о ностальгии — а это, увы, теперь так актуально...

Раскачиваясь из стороны в сторону и то и дело подпрыгивая на неровностях, фургон медленно тащился по бревенчатой гати. Вокруг снова тянулась унылая заболоченная равнина — правда, с некоторых пор на ней то и дело попадались странные груды каменных обломков, поросшие кривыми деревцами. А вот римской дороги за Кер-Уском больше не было, и ехать стало куда как труднее. Теперь лошадьми правил Робин, а рядом с ним устроился господин Эрк. Сразу, как выехали из города, Танька с тайным сожалением перебралась внутрь фургона: втроем на облучке было тесновато, а старые друзья явно хотели поговорить друг с другом. Впрочем, на свое ложе она не пошла, устроилась возле полога и, по примеру Орли чуть отодвинув его, стала смотреть сквозь щель на дорогу. Позади дремала Гвен и перешептывались подруги. Сейчас они обсуждали свои семейные дела, и Танька, внезапно осознав, что у Санни и Орли много общих, но совсем неинтересных ей тем для разговоров, с грустью почувствовала себя лишней. Поневоле она стала вслушиваться в беседу Робина и господина Эрка. Конечно, это было не очень прилично, но уши — не глаза, их и не закроешь, и даже толком не отвернешь, как ни шевели!

— Ну что, Эрк ап Кэй ап Касуин ап Йестин? Доволен, что побывал дома? — Робин, как всегда, насмешничал, но сейчас в его голосе отчетливо слышалась печаль. — Брось, говорю, нос вешать, Свамм! На-ка вот, хлебни лучше Глевасова гостинца — вернее будет.

Господин Эрк вздохнул, сделал глоток из протянутой ему баклажки, огляделся по сторонам и грустно произнес, вновь повернувшись к Робину:

— Эх, Робин, знал бы ты, каково это, опять побывать в Кер-Уске! Странная она штука, память детства! Пока ты далеко, ты тоскуешь по местам, где рос, грезишь ими, мечтаешь вернуться. Но когда ты туда возвращаешься, то вдруг понимаешь, что всё это — большой обман!

Вздрогнув, Танька удивленно, даже немного испуганно посмотрела на господина Эрка. Неужели он догадывается обо всем об этом — о Сущностях, о ложной памяти? Но оказалось, тот имел в виду совсем другое. Сделав еще один большой глоток из баклажки, господин Эрк вздохнул, чуть помолчал, потом задумчиво продолжил:

— Вот так и я, Робин! Оказался наконец в городе, где провел свои лучшие годы, где научился ходить, где сказал свое первое слово... — он вдруг запнулся, провел рукавом по лицу. — Знаешь, я ведь как-то умудрялся искренне любить тех, кого называл родителями, но все равно ждать дни и ночи напролет чудесную фэйри с золотыми волосами. Верил, что однажды она вдруг появится, что назовется моей настоящей матерью. Верил, что она заберет меня с собой в волшебную страну...

Господин Эрк оборвал фразу, вновь приложился к баклажке. Затем, вытерев губы ладонью, он продолжил торопливой, сбивчивой скороговоркой:

— И когда я увидел наконец свой бывший дом... Оказалось, он стал совсем другим — чужим, неприветливым. И там не просто никто меня не ждал, Робин! Сам дом больше не нуждался во мне, да и я, положа руку на сердце, тоже давно уже в нем не нуждался. Может быть, это оттого, что теперь в этом доме живут совсем незнакомые люди, а может, там сменились и другие, славные, жители, я не ведаю... Но знаешь, что я теперь понял, Робин? Оказывается, сто́ит тебе потом опять пуститься в путь — и когда твой родной город останется позади, когда он совсем скроется из виду, ты начнешь снова по нему тосковать!

Господин Эрк поднес баклажку к губам, перевернул ее, потряс, с разочарованным видом вернул Робину и, всё так же волнуясь, продолжил:

— А знаешь, почему так получается? Да это же просто, Робин, дружище! Изменились-то лишь ты да город, а дорога-то осталась всё той же самой! Такой же, какой ты помнишь ее с детства, с тем же старым вязом у развилки, с тем же пригорком, с которого видна дальняя роща за вересковой пустошью. И вот когда видишь этот вяз и эту рощу, тебе кажется, что ты побывал не только на том самом месте, но и в том же самом времени! Такая вот она обманщица, наша память, Робин!

Печально вздохнув, господин Эрк замолчал. Притихли и подруги. Некоторое время Танька слышала лишь погромыхивание колес на бревнах да чавканье лошадиных копыт в грязных лужах. А потом вдруг заговорил Робин.

— Вот взял бы ты, Свамм, да сочинил такую песню — о доме и о дороге! — сказал он мечтательно. И, сделав недолгую паузу, продолжил: — Вставил бы в нее что-нибудь о старом волке и молодом волчонке...

— А я и так сочиню, потерпи немного, — перебив Робина, отозвался господин Эрк. — Только вот на волков ты даже не надейся. Я уж лучше про дуб, про ясень да про терновник добавлю.