Юрген возвращается домой. Быстро летят дни отпуска, но у нашего героя, остаётся долг. Он навещает семью погибшего на последнем вылете товарища и неожиданно, отношения с молодой вдовой, становятся весьма сложными...

...Маргарет я увидел сразу, как приоткрыл калитку, ведущую в их маленький садик у дома. Молодая женщина, у садовой скамьи тянулась вверх правой рукой с садовыми ножницами, обрезая отцветшие бутоны с вьющегося, раскидистого куста роскошных портландских роз. Она была в простой серой юбке до колен и в такой же как бутоны роз, вязаной кофточке, малиново-алой. То ли скрипнула калитка, а может, она почувствовала моё появление, но Маргарет Ролле обернулась и увидев меня вскрикнула, неуклюже подалась назад и почти упала на сидение скамейки. Через несколько секунд молодая вдова уже горько рыдала на моей груди.

Потом мы сидели с ней у стола в гостиной. Я рассказывал о случившемся с нами, а она прикрыв глаза рукой, время от времени всхлипывая гладила пальцами лежащее рядом с фотографией на столе обручальное кольцо. Рядом нахохлившись как два маленьких воробушка, с круглыми покрасневшими глазками, сидели две девочки, дочери моего товарища. Дочери. А ныне сироты. Я, бывая в гостях у Герберта, привык видеть его девочек, резво носящихся вокруг стола или во дворе дома, постоянно смеющихся и не умолкающих ни на мгновенье. Сейчас же обе, словно маленькие старушки, ссутулившись, держа друг друга за руки, слушали вместе с матерью мой рассказ. Конечно, не стоило рассказывать всего при детях, но у меня, стоило взглянуть в их глаза, не хватило решимости попросить их уйти. Я прерывался, мучительно подбирая слова, путался, сбивался, то и дело повторялся. Наконец в гостиной повисла тяжкая тишина в которой нескончаемо отмеряли ход настенные часы и время от времени шумели по улице проезжавшие мимо дома автомобили.

Младшая девочка, Клара, неожиданно порывисто вскочила, обежала стол и запрыгнув мне на колени и замерла крепко прижавшись к груди и обхватив шею ручками. Она прерывисто дышала, и я чувствовал, как бьётся сердечко ребёнка. Она, наконец, подняла голову и пристально посмотрела своими голубыми как васильки на лугу за Лопатинской заимкой, мне в глаза. Невозможно описать словами, что было в её взгляде. Боль, страшная тоска и обида на весь окружающий мир и в то же время наивная любовь к этому жестокому миру, отнявшему у ребёнка отца. — «Юрген, мама нам говорит, что папа погиб за Фюрера и Фатерланд и нам следует гордиться им! Но… мне очень его не хватает, я всё время о нём думаю и плачу…» — голос маленькой девочки дрожал, а глазки наполнились слезами готовыми пролиться по щекам.

Всхлипнула напротив Маргарет, а я не нашёл что ответить ребёнку, да и не были её слова вопросом, она изливала душу наверное самому близкому не считая мамы человеку. Ведь наша духовная связь с её погибшим отцом превосходила родственную. Я крепко обнял ребёнка, а второй рукой накрыл и сжал ладонь её матери..