М.А. сказала мне, что в детстве она думала, что все люди сочиняют разные истории. 

"Каково же было мое разочарование, когда в классе этак пятом я попросила лучшую подругу что-нибудь мне рассказать, но оказалось, что истории она сочиняет только про саму себя - то есть это не истории, а то, что зовется мечтами. Потом, конечно, во взрослом возрасте я уже узнала, что истории с детства сочиняют пишущие в основном люди (а не вообще все люди, как я полагала в детстве)"

Я вспомнил, что в детстве истории смешивались с "играми воображения", и не всегда какая-то игра на самом деле превращалась в связную историю. Под играми воображения я подразумеваю ситуации, когда я не мог играть по-настоящему, поэтому играл во что-нибудь у себя в голове. Например, идя по городу в музыкальную школу, воображал жизнь одичавших эльфов на развалинах постапокалиптическего мира. Эльфы были из другой вселенной и не понимали, что это за странные многоэтажные коробки, они чувствовали себя странно в заснеженных городах из серого бетона, но все люди давно умерли, и некому было объяснить им, что здесь было раньше. Эльфы охотились на расплодившихся в огромном количестве ворон и крыс, поскольку настоящим животным, вроде оленей или медведей, нечего, как мне тогда казалось, было делать в залитом асфальтом городе, где не было достаточно растений и воды. Людей, видимо, истребили какие-то лучи смерти, не иначе, потому что все остальное сохранилось в неприкосновенности, и город совсем не пострадал. Это была "игра воображения", а не история, поскольку она складывалась из картин и бытовых набросков, без сюжета.

На другой стороне спектра находились полноценные истории, которые не были играми. Например, такой была история про революцию в воображаемой стране, представлявшей собой нечто среднее между Францией и Англией. Подросток по имени Людовик, оставшись сиротой, прибился к отряду благородного повстанца Джона Гордона, воевавшего с тиранической властью, подружился там с помогавшей повстанцам девочкой, которая в обычное время была посудомойкой на богатой кухне, поучаствовал в нескольких приключениях, включая успешное освобождение из тюрьмы самого лидера восстания, был в результате захвачен в плен сам и то ли расстрелян, то ли повешен, я сейчас уже не помню, в возрасте этак лет четырнадцати. Его маленькая подруга ничем не могла ему помочь, но пришла посмотреть на казнь. У этой истории был связный сюжет, и я в нее не играл, хотя нарисовал несколько иллюстраций, преимущественно изображающих Людовика и его подругу.

Были ещё, конечно, бессюжетные индейцы (южноамериканские, поскольку я в детстве читал не Фенимора Купера, а Аркадия Фидлера с его "Вождём араваков"), благородные разбойники, отшельники и оборванцы всех мастей. Тоже, по большей части, бессюжетные - игры воображения и быт. Большая часть сюжетного воображения уходила на сочинение историй о том самом Криксе, который потом стал главным героем цикла "Сталь и золото", и окружавших его людях. Биография у этого героя треснула по швам от количества всевозможных приключений и событий даже раньше, чем я догадался обратиться к его детству - вероятно, потому, что мне в какой-то момент показалось, что я исчерпал все сюжетные коллизии, которые могут произойти со взрослым персонажем. Войны, плен, любовь, гонения со стороны властей и путешествия, любовь друзей и ненависть врагов, любовь врагов и ненависть друзей... Нужно было переходить к чему-то новому, и я открыл тему взросления и ученичества, а заодно - и целый новый мир, поскольку до тех пор все приключения героя разворачивались в Эсселвиле. Ну а новый мир, естественно, потребовал новых героев - взрослых, которые по той или иной причине заинтересованы в герое, и других детей, которые бы с ним дружили, враждовали и соперничали.

И да, сейчас забавно вспомнить, но такой же точно "историей с сюжетом" был в детстве и будущий "Драконоборец". Гильома в нем ещё не было, а вот все остальное - уже было. И вредная тетушка Эмилия, и добрый, сострадательный и несколько наивный рыцарь Ричард, и жуликоватый паренёк Филипп в роли оруженосца, и даже великан-людоед. И, конечно, маленький дракон. Существование этих героев подтверждает нарисованная мной тогда картинка, на которой все они (кроме, естественно, Эмилии) присутствуют в довольно драматичной сцене встречи с великаном.

Рисовать мне тогда было куда привычнее - и, следовательно, сподручнее - чем писать текст, поэтому свои истории, и самые удачные, и пустяковые и глупые, я сохранял в картинках. А когда лет в двенадцать я все же попробовал _писать_, то поначалу взялся за совсем другие темы и сюжеты - отчасти из-за того, что большую часть старых я тогда успел забыть (чтобы потом, как в случае с "Драконоборцем", неожиданно вернуться к ним двадцать лет спустя!), отчасти потому, что Крикс и его мир казались мне тогда слишком значительными, важными и личными, чтобы пытаться о них написать. Хотя примерно года через полтора, то есть где-то в тринадцать с половиной лет, я все же к этому пришёл, и мысль "написать книгу о дан-Энриксе" меня не просто увлекла, а на долгие годы превратилась в форму одержимости. Можно сказать, что я действительно не знал покоя, пока не воплотил этот замысел в действительность и не написал "Сталь и золото".