Как правильно соблазнять мужчину её учили ещё сызмальства, как только она попала в гарем Дун Вэя. А было ей в ту пору около десяти лет. Ко времени, когда у неё пошли первые месячные, она знала уже все способы как доставить удовольствие. И в свой двенадцатый день рождения её представили как юную жемчужину военачальнику императора. Уже в том возрасте Ксяоли отлично осознавала, что ей очень повезло оказаться в гареме полководца. Быть наложницей Дун Вэя это чуть ниже по статусу, чем ублажать самого императора. Да и не каждая девушка в гареме могла похвастаться тем, что выбор господина хотя бы раз выпал на неё. Ксяоли понимала, что тем самым она может нажить себе врагов, а уж тем более, если она понравится хозяину. Но делать этого девушка не собиралась. 

Кто её спрашивал, хочет ли она стать наложницей. Девочку просто поставили перед фактом. 

До определённого возраста она воспитывалась в доме матери, про отца же только знала, что тот был слугой какого-то французского дипломата, который обесчестил её мать. Мать тоже она никогда не знала, так как та, не выдержав бесчестия, утопилась в Янцзы. Воспитывалась она бабкой, которая никогда ни во что её не ставила. 

- Благодари небо за то, что я не отправила тебя когда-то вслед за матерью, - сказала ей бабка на прощание, когда продавала её в гарем. И больше ничего.

Когда же её представили Дун Вэю, на него посмотрели красивые, но полные непокорности юные глаза. Уже в двенадцать лет Ксяоли отличалась высоким ростом, что рознило её от прочих девушек. Военачальник думал, что сломит непокорность наложницы, его это даже возбуждало. Первое время.

В тот раз, когда он впервые увидел её, Дун Вэй подошёл к ней и несколько раз обойдя вокруг красивого обнажённого тела спросил: 

- Что должна делать наложница, когда её привели в спальню к её господину?

Лёгкая усмешка тронула тонкие губы: 

- Безропотно прилечь рядом и выполнить всё, что от неё требуется, чтобы доставить удовольствие. 

- Ты же стоишь здесь и даже не страшишься моего гнева, юная дева. 

Девушка пожала плечами. 

-  Я могу выполнить ваш приказ, господин. Но покорной и льстивой я никогда не буду. 

А Ксяоли, как и следовало ожидать, нажила себе множество врагов среди себе подобных. И было это потому что господин хотел видеть дерзкую наложницу порой по два-три раза в неделю. Здесь уже забеспокоилась даже законная жена военачальника, бывшая когда-то тоже простой наложницей. Но первая жена умерла при родах, так и не родив. 

Ксяоли также продолжала изучать искусство одалиски, к тому же господин милостью своей позволил ей изучать языки, преподавали которые специально купленные кастраты. Ксяоли приняла такой подарок, с жадностью начав обучение. Но если военачальник надеялся, что рабыня станет менее своенравной, то он глубоко ошибался. 

Венлинг, видя благосклонность мужа к наложнице, осмелилась подослать Ксяоли убийцу в виде одной из служанок. Бедняжка должна была отравить девушку вином, но та каким-то образом почувствовала неладное и заставила ту саму выпить яд. 

Другая бы пожаловалась хозяину, но Ксяоли ничего не сказала. Она молча продолжала выполнять все прихоти Дун Вэя, но ни разу не показала, что сама получает удовольствие, оставаясь холодной, порой даже дерзкой. И это была всего лишь двенадцатилетняя девочка, которая должна была бояться, что за это её могут наказать. 

Вначале военачальника это возбуждало, - Дун Вэй во что бы то ни стало хотел добиться расположения юной наложницы. Он ублажал её подарками, говорил возвышенные слова, сравнивая её то с весенним цветком, то с богиней Нюйвой. (Прим. В китайской мифологии Нюйва - берегиня всего человечества. Она в ответе за продолжение человеческого рода и способствует сватовству и заключению браков между влюбленными.) Ксяоли молча принимала подарки. А в ответ на сравнение с небесной богиней лишь позволяла себе слегка саркастичную ухмылку, подозревая к чему клонит её господин. Другую бы прельстило, что сам военачальник намекает на то, что влюблён и быть может хочет сделать её женой. Конечно же, вторую жену Дун Вэй позволить себе не мог, он не император. Но Венлинг так и не подарила ему наследника, родив трёх дочерей. Возраст её уже далеко перевалил за тридцатилетний рубеж, а Ксяоли скоро должно было исполниться тринадцать. А значит произвести на свет законного наследника у неё были все шансы.  

Но время шло. И боги были милосердны к ней, - девушка не беременела, что выводило Дун Вэя из себя. А ещё это дерзость во взгляде и отчуждённость во время секса. 

Быть может она наскучила ему раньше, но военачальник часто отлучался из дома. Его то призывали подавлять восстания хмонги, - небольшого народа на юге империи, то завоевания Тибета и Джунгарии снова его вырывали из привычного круга существования. 

Прошло два года, Цяньлун занял место отца. А Дун Вэй так и не добился расположения непокорной рабыни. 

Она помнила своё первое наказание. 

Она лежала на полу с обнажёнными пятками, привязанными к палке, которую держали два евнуха. Третий стоял рядом с бамбуковой дощечкой.  Дун Вэй сидел в кресле на возвышении. Венлинг, с трудом сдерживающая улыбку триумфа расположилась у него в ногах. А вокруг - остальные наложницы и рабыни, принадлежавшие военачальнику. 

- Как солнце всегда встаёт на востоке, а завершает свой путь на западе, так и женщина должна всегда быть покорной своему хозяину. Что случиться, если светило вдруг решит, что не хочет светить? Мир погрузится во тьму. Так и женщина не должна проявлять неуважение к господину. Ты, Ксяоли, слишком долго испытывала моё терпение. Но моя благосклонность не может длиться вечно, - военачальник посмотрел на евнуха. – В наказание и назидание другим приказываю дать ей двадцать ударов по пяткам. 

После такой экзекуции девушка некоторое время не могла ходить и передвигалась лишь позорным способом, - на коленях. Но если Дун Вэй надеялся, что Ксяоли станет такой, какой ему нужно, то мужчина очень сильно ошибался. Вместо покорной рабыни он получил ещё более строптивую. Она продолжала выполнять все желания господина, но взгляд её при этом был полон презрения и даже вызова. Он как бы говорил: «Ну, что же ты? Давай, накажи меня!»

Потом было наказание в виде маленькой клетки, в которой можно было находиться лишь на четвереньках. Там Ксяоли просидела целые сутки без еды и питья. Была канга (Прим. представляет собой что-то типа колодок, надетых на шею), с которой она проходила дня три, не имея возможности ни поесть, ни попить.  Ещё несколько суток она просидела в подвале на цепи практически в кромешной темноте. Сколько дней? Девушка не знала. Изредка ей давали рис и воду в небольших пиалах. Поднялась наверх она худая, грязная, со спутанными волосами, еле стоящая на ногах. Но всё такая же непокорная. Даже более. 

И тут у Дун Вэя взыграло его мужское самолюбие. Да как это так?! Ещё никто никогда не смел так поступать с ним. 

В очередной раз, когда Ксяоли привели к господину, и девушка вновь предстала перед ним обнажённая, мужчина как в первый раз обошёл её несколько раз и улыбнувшись, промолвил: 

- Даю тебе последний шанс ублажить меня, Ксяоли. 

Девушка горда вскинула подбородок и уже с откровенным презрением ответила: 

- Я всегда готова сделать всё, что ни пожелает мой господин. 

Зачем она играла с ним в эти игры? Ксяоли и сама не знала. Разум говорил ей, что нужно покориться. Но душа жаждала чего-то другого. И если вдруг её рано или поздно постигнет казнь (а это должно было случиться в ближайшем будущем, ибо нервы ни у кого не железные), то это будет даже к лучшему. Ксяоли не знала иной жизни, чем жизнь в унижении. Но чтобы быть покорной игрушкой в руках мужчины, даже такого как Дун Вэй, девушка не хотела. Лучше смерть. 

Но видимо Судьба ей решила приготовить что-то иное…