Хотелось мне поговорить о цветах в такую-то пору буйства цветения. Но нашлось лишь грустное. Что впрочем подходит к моему настроению.

Маки - неоднозначный символ в разных культурах: это и цветы памяти и слез, и одновременно символ возрождения и силы. 

В нашей вышивке это женский символ

Для моей героини Шукар из "Красной шапки" - это символ вечной памяти и возрождения

Я выздоравливаю помалу, как пробуждается весенняя земля, очнувшаяся от смертельного зимнего сна. Прихожу в себя под разговоры в кухне, отдалённый стук кузни, бесконечные напевы Шукар. Она вышивает и поёт. Эти песни похожи на её узоры – яркие, волшебные, бесконечные. Я не понимаю языка, на котором она поёт, но чувствую дыхание горячего ветра и необозримый простор.

– О чём ты поешь?

Шукар пожимает плечами:

– Ни о чём и обо всём. Я из народа нори’ар. Мы – вольный степной ветер, кочевники. Поём обо всём, что видим, обо всём, что с нами случилось. В этих песнях – вся наша история.

– У вас совсем нет дома, вы всегда в дороге? – удивляюсь я.

– Мы кочуем весь год, но весной все – живые и мёртвые – возвращаемся к предгорьям в долину Маков.

– Как это – мёртвые возвращаются?

– Если кто-то умирает во время кочевья, тело его сжигают и пепел ссыпают в глиняный горшок. Весной развевают над долиной. В начале лета там всегда бушуют грозы, а потом – зацветают маки. Красное море от края и до края, – Шукар гладит пальцами цветы на ткани, – все, кого мы любили и потеряли…

Она доверчиво протягивает ко мне на раскрытых ладонях свою вышивку:

– А это мои маки, мне ведь никогда не вернуться в долину – слишком далеко.

Протягиваю руки, касаясь её ладоней, ощущаю, как подрагивают её пальцы. Маки на вышивке все разные: ярко-красные, охряные, розоватые, незрелые бутоны и раскрывшиеся цветы.

Я нерешительно прикасаюсь к самому маленькому крайнему бутону.

– Эйш… она родилась такой слабенькой, я долго носила её в платке за спиной, дольше, чем всех остальных…

Она прижимает ткань к груди:

– Мы кочевали привычным путём, как и много-много раз до этого. Мы не знали, что началась война. Нам не было никого дела до королевских дрязг. Но у воинов вашего короля такие луки, что прошивают человека насквозь. Всё случилось слишком быстро – я не успела ни спрятаться, ни вытащить Эйш из платка. Никто не выжил, кроме меня, потому что моя девочка… была за спиной. Я ничего не помню, но Торкелл говорит, он нашёл меня далеко от дороги. Я ползла. Куда? Зачем?

Шукар пожимает плечами:

– Глупый вопрос «зачем?». Зачем убивать таких безобидных бродяг как мы? Зачем Торкелл меня спас?

Когда-то это море зацветет и у нас...

Я тоже не знаю ответа на вопрос: "Зачем?"