Моей нынешней собаке мозг по базовой комплектации положен не был. Я благодарна уже хотя бы за то, что по народной пословице «Бодливой корове бог рог не дает», рогами и размером ее тоже обделили. Вчера я была очень зла: она обгавкалась со всеми, включая сантехника, и стащила на кухне все, что только плохо лежало. Я, зная ее воровитость и понимая, что брошенные помоечные беспризорники, как их ни корми и не люби, все равно будут до конца жизни помнить детский голод и страх, все на кухне помещаю в недосягаемости для нее. Но зачем ей был нужен помидор и укроп?! И почему жрать их надо на «мягоньком», на диване, засвинячив все?!

Последней каплей была целлофановая обертка от феты, которую она вытащила из мусорника (я его подняла повыше, но видимо недостаточно). Она ее так страстно вылизывала и томно вздыхала, что я услышала из другой комнаты. Увидев меня, она начала заглатывать это все и угрожающе рычать. У меня перед глазами мелькнул прейскурант ветклиники и баланс банковской карточки. И слова «заворот кишок». Вы не поверите, но я люблю эту стерву. «У попа была собака, он ее любил...» Она отступила под стол, я встала на четвереньки и залезла под скатерть. И там в полумраке это была эпичная битва Самсона со львом. Сбежались дети. Советы давали сверху, я их игнорировала той частью, что торчала из-под скатерти, только отвлекают. Собака челюсти не разжимала и рычала — обертка проскальзывала все глубже. Я вцепилась собаке в загривок, выволокла, подняла за шкирку (не знаю как, но одной вытянутой рукой десять кило) и встряхнула:

— На мать кричишь?! — патетически воскликнула я. — На мать?!

Прониклись все, дети отступили ко выходу, собака разжала челюсти (очень неудобно в таком положении еще и зубы сжимать). Я вытащила обертку, помахала ей, как флагом, засунула в мусорник и пошла, печатая шаг с поля боя.

Как только еда оказалась уже не в пасти, собака очнулась и с завываниями кинулась за мной. Страдательно плакать она тоже умеет:

— Ой-ой, мамочка! Да я тебя просто в темноте под столом не разглядела. Да я на тебя рычать — да никогда! Я думала, бандиты, мародеры. Хотела подальше спрятать. Я на них рычала. У тебя, кстати, лицо такое зверское было.

— Уйди с глаз долой! Я спать!

— Вот и славно, — собака заскочила на кровать по-хозяйски.

— Подите прочь! Без тебя спать! — ссаживая ее на пол, сказала я.

— Как прочь? Как без меня?! — собака была потрясена до глубины души.

— Вот так! — апелляции не принимались, это она точно просекла по моему голосу. Она пошла, понурив голову, в коридорчик и там обрушилась на пол своими десятью килограммами, трагически всхлипнув. Играть драму она тоже умеет. А коридорчик прекрасная сцена для шекспировских трагедий: туда выходят двери туалета, ванной, там стоит холодильник, а на выходе стоит стол с ноутом (перетащенный в целях безопасности туда от окна) и за ним вечером шпилит в Доту младшенький.

Свет повыключали, младшенький даже торшер выключил, чтобы его не заметили и не выгнали спать, наушники надел. Где-то через часик муж встал в туалет. Собака держала трагическую паузу как раз на перекрестье стратегических точек. Муж споткнулся, собака взрыдала:

— Хулиганы зрения хвоста лишают! Все отдавили!

Муж рассказал всю родословную эстонских гончих от сотворения света домочадцам, прибежавшим на крик. Собаку общупали, травм не нашли, утешили. Разошлись, свет выключили, муж напоследок сказал, что так и в туалет можно уже не ходить.

По полуночи взвыла тревога. У меня, к сожалению, образовалась дурная привычка, заедать тревогу. И я в темноте начала красться к холодильнику, вспоминая, что там есть успокоительного, взяла банку с малосольными огурцами и котлету. Отступила на шаг — акт второй драмы!

— Убили! Задавили!

Я выронила, хорошо не банку. Котлета исчезла во тьме бесследно. Собака причитая кинулась под компьютерный стол. Группа сына в это время тоже куда-то кралась, он в наушниках слышал только своих и метнувшаяся под ноги собака заставила его закричать. Это эхом прокатилось видимо там в Доте. Судя по комментариям сына адская собака нанесла всем большой урон.

— Предупреждать же надо! Я б памперс одел! — кричал сын.

Собаку достали, котлету, конечно, не нашли, травм на собаке тоже.

Муж с дочкой, по очереди вытащив из банки огурцы и хрустя ими:

— Нам завтра рано на работу!

— У тебя, Тема, пятнадцать минут и спать, - предупредила я, втыкая беруши.

Акт финальный. Сын, увидев беруши, решил, что пятнадцать минут понятие расплывчатое. Расплылось оно на два часа. Он крался очень тихо спать. Но забыл уже, что он на сцене, где разворачивается трагедия. Оркестр в едином порыве играет финал:

— Задавили! Убили!

— Обосраться можно!

— Нам завтра на работу рано!

Вспыхивают все софиты. На сцене главная трагическая героиня скулит и страдает.

— Иди уже на кровать, зараза!

Занавес.