Декабрь, 1654 г. Париж, Лувр

Тишина, царившая в стенах дворцовой Оранжереи, создавала обманчивую иллюзию уединения, наводя на мысль, что там, под сводами огромного стеклянного купола, можно было укрыться от нескромных глаз и ушей вездесущих обитателей Лувра.

Минуты тянулись утомительно долго, и ожидание грозило перерасти в четверть, а то и в две четверти часа, и Людовик уже в третий раз собрался отмерять расстояние от дверей, ведущих к Большой галерее, до ворот на улицу Клошар. Ещё утром он был уверен в себе, равно как и в том, что в него влюблены все юные прелестницы королевского двора, но с течением дня в душу закрадывался неприятный холодок сомнений.

Во время Рождественской мессы, он уже чувствовал себя как на иголках, оглядывался по сторонам и шёпотом повторял вовсе не слова праздничных гимнов, а три незамысловатых, но самых важных для него слова «Я вас люблю!» И когда это признание нечаянно слетело с его губ, сидящий слева от Людовика герцог Анжуйский широко зевнул и усмехнулся. Филипп не выдал брата и только пожал плечами, многозначительно кивнув в ту сторону, где сидели дамы и девицы семейства Манчини и Мартиноцци.

А что если Олимпия не приняла послание, которое он передал через её брата Филиппа Манчини? Ведь тот, непримечательный с виду молитвенник с вложенной между страниц запиской, вместо того, чтобы попасть к ней в руки, мог оказаться у одной из её любопытных сестёр! Или, хуже того: он мог привлечь внимание монны Джеронимы! Что если мадам Манчини нашла его записку и передала кардиналу?! Без суровых распеканий племянниц со стороны дядюшки дело не обойдётся, хотя кардинал с весёлым снисхождением относился к так называемым юношеским играм самого короля, но в качестве опекуна был крайне требователен во всём, что касалось воспитания его драгоценных племянниц.

Знакомый шорох взрытого под каблуками сапог гравия и звонкий голос, громко зовущий его по имени, вернули Людовика из омута переживаний. Оглянувшись, он увидел бегущего в его сторону де Виллеруа, разрумянившееся лицо которого сияло в беззаботной и счастливой улыбке.

- Франсуа! Почему вы здесь?

Людовику и в голову не пришло бы сердиться на друга за его неожиданное появление, и всё-таки он удивился тому, что маркиз явился на то же самое место, где он дожидался Олимпию.

- А меня просили отыскать вас!

Этот бесхитростный ответ вызвал на лице короля улыбку, которая тут же сменилась беспокойством:

- Почему? Что-то случилось? Постойте, это ведь мадемуазель Манчини попросила вас найти меня?

- Да! И она страшно переживает из-за того, что опаздывает. Вот она и попросила меня во что бы то ни стало задержать его величество в Оранжерее.

Эта фраза, наверняка повторённая маленьким посланником слово в слово, вызвала волну ликования в душе Людовика. В один миг избавившись от сомнений, он улыбнулся и крепко сжал плечо Франсуа, заглянув в его глаза:

- Вот точно так и сказала? - переспросил он, чтобы услышать эти окрыляющие слова ещё раз.

- Да, она всё так и сказала, - Франсуа вздёрнул подбородок и с совершенно серьёзным выражением лица повторил заученную наизусть фразу.

На этот раз шутник не только произнёс всё слово в слово, но и очень похоже скопировал очаровательный итальянский акцент сестёр Манчини и Мартиноцци, при этом смешно жестикулируя обеими руками, что весьма характерно для всех южан:

- Вот во что бы то ни стало! Задержите его в саду, мой милый марчезе. Во что бы то ни стало!

- А! Так она ещё сказала "милый марчезе"?! - подтрунивая над раскрасневшимся маркизом, Людовик залился громким смехом.

- Ну и что?

Франсуа насупился, не видя ничего смешного в том, как его титул звучит по-итальянски "марчезе", певуче и не настолько же сухо, как по-французски. А что до приставки «милый», то вместе с эпитетом «очаровательный» они успели приклеиться к имени де Виллеруа так прочно, что сделались своеобразным прозвищем.

Вдоволь насмеявшись, Людовик дружески подмигнул ему и пояснил причину своего веселья:

- А то, мой дорогой друг, что я рад тому, что вы задерживаете меня по просьбе мадемуазель Манчини! Но что стало с запиской? Мою выдумку с молитвенником оценили?

- Ещё бы! И она угостила меня фиалковыми пастилками, которые ей передали, - уверенно подтвердил Франсуа, - мне всего две достались. Хотя я и так разыскал бы вас, Сир! Но мадемуазель Манчини сказала, что пастилки придадут быстроты моим ногам, а словам - ещё больше убедительности.

- Ах, вот оно что!

Веселье не покидало Людовика. Он был доволен, что совет дю Плесси-Бельера о сладком приложении к записке, оказался столь удачным, и мысли сами собой вернулись к предвкушению момента, когда он удивит Олимпию сюрпризом, приготовленным специально к этому дню. Людовики и думать забыл о терзавших его всего пять минут назад волнениях о том, не пришлёт ли Олимпия в Оранжерею гонца с обидным отказом в ответ на его просьбу о свидании перед началом Рождественского бала.

- А что же задержало мадемуазель Манчини? - спросил он у Франсуа, занятого попыткой жонглировать тремя алебастровыми шариками.

- Её величество назначила приём у себя в покоях и велела послать за всеми дамами из её свиты.

- Так вы встретились с Олимпией не сразу же после мессы? - смутное подозрение заставило Людовика оглянуться в сторону ворот, откуда прибежал Франсуа. - Но почему же вы предпочли сделать такой длинный крюк, вместо того, чтобы идти через галерею?

- Да так, - Франсуа ковырнул носком сапожка камешек гравия и подбросил его высоко вверх, - мне ещё нужно было вернуться в Марэ. А по пути назад я заглянул к мадам Розанжеле, у которой таверна на улице Клошар.

- Как? Снова в Марэ? - удивился Людовик. - Вы только вчера выпутались из переделки, приключившейся с вами!

- А сегодня я ходил туда не один! - заявил Франсуа. - Со мной была мадемуазель Полин, камеристка Олимпии.

- Зачем это? - поднял брови Людовик, про себя усмехнувшись при мысли о том, что маркизу удалось за столь короткое время стать доверенным наперсником Олимпии, тогда как ему самому требовались месяцы на то, чтобы сблизиться с ней, преодолевая смущение и страх быть осмеянным и отвергнутым.

- Это секрет, - с серьёзным выражением лица ответил Франсуа и подтолкнул носком сапожка ещё один камешек, который весело прокатился по дорожке и стукнулся о туфельку спешившей к ним юной особы.

- Ой! - протянул маркиз и тут же со смешанным выражением раскаяния и радости на лице сорвал с головы пажеский берет.

- Олимпия! - воскликнул обрадованный Людовик.

- Луиджи! - чуть замедлив шаг, Олимпия приблизилась к ним и присела в глубоком реверансе, словно всё это происходило на королевском приёме, и они были в центре всеобщего внимания.

- Я очень рад! - забыв о формальностях, Людовик подошёл к ней с поклоном и почтительно взял её руку в свою.

- Вы дождались меня, Сир! Я так благодарна! Простите, что я опоздала, - не отрывая взгляда от его лица, говорила Олимпия.

Но Людовик не позволил ей оправдываться дальше, с жаром прижав к губам тонкие пальчики её руки, не упустив из виду то, что другой рукой она прижимала к груди что-то небольшое, но явно очень ценное.

- Франсуа передал мне вашу просьбу. Мне кажется, он успел выполнить и другое ваше поручение? - этот вопрос сорвался сам собою, прежде чем он подумал о том, что поручение в Марэ могло и вовсе не касаться его, а было сугубо личным делом Олимпии или одной из её сестёр.

- О, да! Наш милый марчезе справился! Паола передала мне всё. Спасибо вам, Франсуа! Вот что бы мы без вас делали, а?

Получив от Олимпии заслуженные им похвалы и улыбку с очаровательными ямочками на щеках, Франсуа зарделся ярким румянцем. Шаркнув ножкой, он отвесил галантный поклон, и сделал шаг назад, чтобы оставить влюблённую парочку наедине.

- Ну, так я побегу? Мне бы успеть переодеться! А то, если меня увидят в этом костюме на балу, от шуток отбою не будет.

- Ступайте, маркиз! Вы справились с поручениями, пора вам и о себе позаботиться, - Людовик напутствовал его с серьёзным выражением лица, пряча улыбку, вызванную лукавым взглядом Олимпии.

Когда перышки пажеского берета мелькнули за воротами, выходящими на улицу Клошар, Людовик шумно выдохнул и улыбнулся Олимпии. Он поцеловал её руку, на что она ответила счастливой улыбкой.

«Наконец-то, мы одни» - читалось в глазах обоих.

- Я приготовил сюрприз, - шепнул Людовик, напустив на себя таинственный вид.

- Для меня уже было приятным сюрпризом получить томик с посланием, мой дорогой, - также шёпотом произнесла Олимпия, и лёгкий вздох выразил то, что не хотелось доверять никому, кроме него одного, даже розовым кустам, ритмично кивающим только начавшими раскрываться бутонами в такт их тихой беседы.

"Где искать пажа королевы?"