Бранвена Ллирска
31 July 2023 in 19:46  
Интервью с Этайн, дочерью Хранительницы Британии. День второй
Клуб «Свирель ольховая» представляет вторую часть уникального межавторского проекта — литературной игры «Интервью с персонажем» или «Вечернее палантир-шоу в пабе Хурди-гурди». Суть игры: персонажи разных писателей встречаются в воображаемом пабе где-то в Междумирье, пьют, знакомятся, общаются, развлекаются, жалуются на своих авторов, слушают, как бармен расспрашивает о его нелегкой литературной жизни знаменитость — главного героя чьей-то книги.

Все тексты диалога создавались импровизационно в режиме ролевой игры/онлайн-чата. День первый интервью с Этайн можно найти здесь. И здесь.



Действующие лица

Этайн, хрупкая девочка-подросток с внешностью лунной эльфийки. Зеленоглазая, очень бледная, прячет заостренные уши под пышными темно-рыжими волосами.

О’Тумма, лепрекон-бармен, высокий худощавый растаман с рыжими, выгоревшими на солнце до желтизны дредами и длинными девичьими ресницами, на вид совсем юный. Шумный, эмоциональный, легкомысленный, любитель марихуаны и музыки в стиле регги.

Азарина, разносчица напитков, красивая статная женщина лет двадцати пяти, очень разумная, городская, из семьи богатого, но разорившегося купца. Самостоятельная, может быть резкой и грубой, но это скорее способ разговаривать на одном языке с посетителями, в душе добрая.

Шишак, вышибала. Обладатель устрашающей внешности и огромных кулаков, сочетающихся с мягким, миролюбивым характером.

Нафаня, бездомный домовой почтенного возраста. В силу большого опыта жизни рядом с людьми почитает себя большим знатоком человеческой культуры и обычаев.

Анфлётт, официантка и певица, зеленокожая дева из лесного народа эйоль. На голове вместо волос растут зеленые побеги. Отважна, пронырлива, коммуникабельна, может быть крайне опасна.

Сюннгива, хульдра-повариха, ослепительная златокудрая красотка с длинным коровьим хвостом. Похотлива, настырна, но при желании может быть сдеражанной и покладистой. Одевается крайне фривольно.

Кошка, черная, гладкошерстная, с глазами разного цвета.




По закопченным дощатым стенам, лакированным барным стойкам и сверкающим оконным витражам вновь проносятся взбудораженные сонмы сумрачных бликов, на несколько секунд окутывая длинный зал лиловым дымом. Из облака выплывает наглая физиономия высокого светло-рыжего лепрекона с довольной улыбкой от уха до уха.

О’Тумма:

— Добрейшего вечерочка, почтенные и не очень обитатели Междумирья и миров, к нему прилегающих! Если вы вовремя настроились на волну нашего палантира, добро пожаловать в паб Хурди-гурди, телепортировавшийся сюда прямо из таинственного Города Ветров, на языке аборигенов именуемого Чикаго! С вами, как всегда, ваш самый любимый, самый прекрасный и обаятельный, самый неунывающий и укуренный лепрекон О’Тумма и наше вечернее шоу «Интервью с персонажем!» И, если вы вдруг пропустили первый вечер, у нас всё ещё в гостях юная и не по годам здравомыслящая дочь (если я ничего не путаю) Хранительницы Британии, сида Этайн из Камбрии — прямиком из мира, в котором, по её словам, нет магии. Но при этом в магию там очень многие верят. Как хотите, но, по-моему, это странно. Хотя не сказать, что я так уж удивлен: видал я и места, где магии завались, а чудные людишки в неё всё равно не верят. Что поделаешь, люди такие люди. Впрочем, даже если магии в мире Этайн нет, мне кажется, она просто околдовала нашего вышибалу Шишака — у меня на такие вещи нюх! Как на ганджу, ага. Шишак от нашей прекрасной Этайн просто без ума! Хотя, насчёт Шишака — я не уверен, что ум у него был и до этого, а потому, пожалуй, оставим этот вопрос на рассмотрение экспертам, например, иллитидам, ежели они к нам заглянут.

Этайн (осторожно заглядывая в дверь):

— Добрый вечер!

О’Тумма:

— А пока вернёмся к беседе с юной леди. Вот и она! Проходи-проходи, душечка!

Этайн (радостно кивает):

— Добрый вечер, господин О’Тумма! (Теребит висящие на тесемочке на груди очки).

О’Тумма (прячет сигарету, стряхивает пыль со скамьи):

— Кофе? Или в этот раз чего покрепче? Можно без «господин», мы тут все по-простому, я до господ не дорос.

Этайн:

— Нет-нет, просто кофе! У вас же из настоящих кофейных зерен, не из ячменя? А у нас зерна — такая редкость!.. Хорошо, конечно… И Тумма — это ведь твой клан, да?

О’Тумма:

— О, у нас лучший натуральный кофе из Чикаго! Это далеко, в Америке, вы ее еще небось не открыли. Клан? Ой, нет это просто имя: папа был большой шутник.

Этайн:

— Имя? Хорошо, я поняла… Мама о ней рассказывала, об Америке, но, да, наши там еще не бывали.

О’Тумма:

— Ты не представляешь, какая там трава! Хотя, об этом тебе, наверное, всё же рано!

Этайн:

— Мне мама про табак рассказывала…

О’Тумма:

— Ну, табак — дело такое…

Азарина (с намеком ставит на стол кувшин компота):

— И кофе сей же час будет!

О’Тумма:

— Кстати, как тебе наш Шишак? Он тебя не ужасает?

Этайн:

— Нет-нет… Видно, что он бывалый воин, может быть, даже рыцарь.

О’Тумма:

— Аха-ха-ха! О да, определенно рыцарь! Печального образа. Вообще, я помню, мы в прошлый раз как раз говорили о ком-то из твоих друзей, кому ты стала дамой сердца. А расскажи поподробнее, что это значит в твоем мире?

Появляется Анфлётт со странным насекомым, напоминающим гигантскую цикаду, на плече. Цикада заводит печальную мелодию. Ее музыка так похожа на игру на скрипке.

О’Тумма морщится и трясет башкой. Анфлётт весело ему подмигивает.

Этайн:

— М-м-м… Если бы я сама знала, что он вообразил!.. Я ему только про Артура и Гвиневру рассказала — ну и про Тристана с Изольдой… Ой! Кто это?

О’Тумма:

— Это, лапушка, у нас такое дерево ходячее. Супом поливали.

Анфлётт улыбается Этайн.

Этайн:

— Ой… Так вы жена энта?

Анфлётт:

— Увы, красавица, мужа у меня нет.

Этайн молча хлопает глазами.

Опоздавший Шишак бочком протискивается в зал, воровато оглядывается по сторонам и, пользуясь тем, что на него никто не смотрит, достает из-под куртки чёрную кошку с разноцветными глазами.

Шишак:

— Ну, вот мы и на месте. Иди, тебя здесь не обидят. Только постарайся всё же лишний раз не болтать, лучше мяукай. А то народ разный ходит. Красавица ты моя…

Выпускает кошку на пол.

О’Тумма:

— Ага, значит, это не какой-то особенный обычай, просто парень впечатлительный попался?

Этайн (уныло кивает):

— Ага…

О’Тумма (заметив кошку):

— Что за фоморово отродье? У нее хоть блох нет?

Шишак гладит кошку по спинке и выразительно смотрит на О’Тумму, но достойного ответа придумать не может. Кошка влюбленно глядя ввысь на Шишака, обходит его и трется о ногу.

О’Тумма:

— И теперь что? Он за тобой ухаживает? Или как?

Кошка:

— Уютно здесь!

Этайн (смотрит на кошку):

— Ой…

О’Тумма:

— Тю, кат ши. Ну ладно, извините, мадам. Или сэр.

Кошка:

— Мадауум!

Подмигивает О’Тумме зеленым глазом.

О’Тумма:

— Хорошо, хорошо! Чего налить-то? Валерьянки?

Нафаня (умиленно):

— Котейка! Охти, красавица! Вот, помню, когда я в деревне жил, то у нас… Да не смотри так, молчу ужо. Я к тому, что без кота что за дом? Не дом, а недоразумение. Дому кот нужон для порядку.

Азарина (тащит бидон с молоком):

— Нужен-нужен!

Анфлётт что-то говорит кошке на кошачьем языке. Кошка сосредоточенно кивает.

Нафаня:

— Молочка котейке, а не всякого там…

О’Тумма:

— Так, у нас тут гостья, Ви Ай Пи, а вы с бидонами бегаете! Срам! (Наливает что-то зеленоватое в высокую плошку). А от молока у кат ши несварение. (Подает кошке)

Этайн:

— В Египте он. Вместе с моим братом. Найду — головы отверну за такое! Обоим! (Смущаясь, опускает глаза).

О’Тумма (нервно закуривает):

— Вот же устроили балаган, я все вопросы забыл… В Египте? А там что? Мумии, проклятья?

Азарина ставит на пол миску с едой, подпихивает поближе к Шишаку и кошке.

Шишак:

— Я же говорил: не обидят!

Анфлётт:

— А если кто обидит, я с ним поговорю. Вернее, цветочки мои.

Шишак довольно улыбается.

Азарина (приносит вторую миску, с рыбой. Смущенно):

— Ну эм… больше не отвлекаем!

Кошка:

— Валерьянку мы пить не приучены. Молочко это хорошо, никаких несварений. Я смотрю и буряковку вы не гоните. А зря, могу научить. А вот это зеленое что такое? (Засунув морду в бокал). Пахнет так… завораживающе…

Азарина смотрит на О’Туммино «зеленое» подозрительно и ревниво подпихивает кошке третью миску — с молоком.

Кошка в благодарность трется о ноги Азарины и залазит мордой в миску.

Шишак качает головой и показывает бармену увесистый кулак.

Нафаня:

— Эй, Тум, ты поосторожнее там! Чего котейке-то подсунул? Сам пей-кури, чего хочешь, а с другими не очень-то!

Кошка:

— Ры-у-у-бы? Странные какие-то у вас ры-у-убы…

Этайн:

— Там мусульмане с запада. Уже один раз прорывались, даже Александрию брали. А наши туда войска прислали — на подмогу христианам. Ну и они тоже… А там же не только мумии и пирамиды, но и библиотека! Представляете, какая это ценность! А если ее арабы сожгут?

О’Тумма:

— Пожалуй, особенно если они имеют привычку курить в неположенных местах. И твой брат, значит, с ними сражается? Это похуже мумий определенно! А сколько лет брату? Он тоже сид?

Этайн:

— Нет, Ладди приемный. Но это ведь неважно, правда же… У нас в Камбрии детей уж точно на родных и приемных не делят!.. Ладди старше меня намного — лет на пятнадцать. Но он очень меня любит.

О’Тумма:

— Это правильно. И всё-таки, а есть у тебя настоящий… э-э-э… возлюбленный? Ну, или идеал мужчины? Если ты, конечно, гетеросексуальна… Ну, в смысле, если тебе вообще нравятся мальчики.

Этайн:

— Я не знаю… Мне бы с Кайлом теперь разобраться — я же слово ему дала… А чтобы нравиться…. Однажды мне очень понравился молодой пикт, Морлео, — он меня из плена вызволил и вообще… Я ему свою шашку подарила — ну… Это такой меч булгарский… А больше я его и не видела.

О’Тумма:

— Эх, неудачка вышла. Испугался, наверное.

Этайн (испуганно мотает головой):

— Нет-нет… Ну у него какое-то важное поручение было — они вместе с дядей и еще тремя воинами шли в Кер-Лундейн из самого Фортриу… Дядя у него сын их короля, Талорк мекк Бруде.

О’Тумма:

— А шашку жалко, ага. Ты ею того, махать тоже умеешь?

Этайн:

— Ну… Как сказать. Драться ею меня Ладди учил, а потом еще леди Эмлин… Но ведь махать — это одно, а по живому человеку ударить — совсем другое… Нет, пусть моя Сувуслан будет лучше у Морлео — он достойный рыцарь.

О’Тумма:

— Если достойный, то да. Я, правда, было подумал, что он ее того, свиснул, ну, спёр, уволок у тебя, шашку-то.

Этайн:

— Нет-нет, я сама отдала — он так смутился еще…. А тот северянин ему щеку рассек — так, должно быть, шрам и остался…

О’Тумма:

— Может, он тогда к тебе еще вернется. Девушек с шашками не бросают! (Ну, я так думаю).

Кошка (безошибочно определив главного по хозяйской части):

— А что, дедушко, мыши-то у вас водятся?

Нафаня:

— Ну как… мне-то по должности положено мышей отваживать. Да я тут недавно совсем… Ну и, коли желаешь, могу тебе для веселья охоту оставить.

Кошка:

— Охоту эту страсть я как люблю. Есть — не ем, а ловить — азарт. Возьми, дедушко, в помощники. (Смущенно вылизывает левый локоть). А то так есть охота, что переночевать негде.

Азарина (тихо):

— Бери-бери, дедушка, твое право.

Нафаня:

Да как не взять! С радостью возьму! Ух ты какая… (Чешет кошку за ухом).

О’Тумма щёлкает пальцами, из угла выпрыгивает сразу три радужных мыши и бросаются врассыпную.

Кошка, прищурив глаз, как заядлый игрок в бильярд, срывается с места и пропадает среди ножек столов и стульев. Возвращается чуть погодя.

Кошка:

— Неправильные у вас какие-то мыши: если всерьез придавить — бульбашками разноцветными рассыпаются. Обман один. Но ты давай, еще….

Анфлётт:

— Гостей развлекать надо. (Вздыхает и начинает негромко петь сочным контральто):

Каменную душу подари мне,
Чтобы не летала,
Каменную землю подари мне,
А лучше из металла.
Каменное сердце подари мне,
Чтобы не болело,
Каменное небо подари мне,
Чтобы не светлело.
Каменные ночи подари мне,
Чтоб от снов избавить,
Каменные крылья подари мне,
Чтоб не мог расправить.
Каменную песню подари мне,
Чтобы не звучала,
Каменное слово подари мне,
Чтоб во тьме молчало.
Утра черный камень подари мне —
Ляжет в изголовье,
Каменную милость удели мне
Каменной любовью.

Нафаня (утирает слезу концом бороды):

— Ох, что ж так желесно…

O’Тумма опять морщится.

O’Тумма:

— А повеселее чего-нибудь? (Напевает в стиле регги).

Live the life you love,
Love the life you live!

Теперь морщится Анфлётт.

Азарина:

— Не слушай его, дурака, детка. Песня душевная твоя, хорошая!

Анфлётт:

— С твоим голосом, Туммчик, только с воронами перекаркиваться.

О’Тумма:

— Это потому, что я сегодня трезвый!

Анфлётт:

— Могу помочь.

Цветочки начинают шевелиться.

О’Тумма:

— Ты пой, роза прерий, пой. Только чего-то веселенького.

Азарина (к Этайн):

— А как у вас вообще замуж выходят и женятся? По своей воле или как?

Этайн:

— Когда как. Сейчас всё чаще по своей воле. А мне иначе и нельзя — иначе детей не будет. Ну, наверное, с помощью гормонов можно было бы, но сейчас это еще не умеют… Вы не удивляйтесь, я же на естественном факультете учусь…

Кошка залезает без смущения на руки и бодает Нафаню лбом в подбородок.

О’Тумма выпускает дюжину мышей, крыс и хомяков, похожих на леммингов.

Шишак бросает ревнивые взгляды в сторону Нафани. Он так давно хотел кошку!

Нафаня (смущенно):

— Да ты того, не расстраивайся. Это ж кошка. Это ж не она моя али твоя, а мы с тобой ее, коли этот дом выбрала. (Шепотом). И Тумка тоже, только тссс… а то осерчает.

О’Тумма (заинтересованно):

— Дети только по любви рождаются? Или какая-то просто хитрожо… хитроученая механика?

Кошка (азартно мурчит):

— Оу! (Прежде, чем сорваться в погоню). А котятки, они только от настоящей любви родятся. Вот помню…

Ее азартно изогнутый хвост исчезает где-то под столами.

Этайн:

— Это вроде бы Сущности так сделали — ну чтобы нас слишком много не стало, а то мы же не стареем… Да, если не влюбимся, детей не будет. (Смущенно) Но это не магия никакая, просто овуляции не будет.

О’Тумма:

— Ага, ага, Тумма понимает, Тумма не тупой. А эти… Сущности — они типа боги что ли?

Этайн:

— Ну… Почти. Мы сами не понимаем. Мама ведь христианка не только на словах, она и в самом деле верит… Да и я крещеная. А Сущности… Наверное, они что-то вроде демиургов. Мама говорит, какой-то писатель, Лем, кажется, про них тоже писал — у них еще имена такие: одно вроде бы латинское, а другое и не выговоришь. Но мама точно тоже не знает, только догадывается.

Анфлётт что-то говорит цикаде, та наигрывает новую мелодию.

Анфлётт (поет):

Близ рассвета обманы пространства видней –
Миражи и ловушки, что держат нас врозь.
Узок путь по обломкам истраченных дней –
Там, где звезды прожгли стены утра насквозь.
Там, где призраки гор ядовитый целует туман,
Там, где луны по безднам ведут хоровод,
Где полуденный шквал разрушением пьян,
Где драконы покоят молчание вод.
Близ заката весь мир отчужденьем стеснен,
И реальность в брожении сходит с ума,
И заносит останки сожженных времен
Желтой кипенью снега больная зима.
Там пролег через степи холодные путь,
Затененный железными стеблями трав,
Стынет воздух, себя запрещая вдохнуть,
И в пустынной ночи – ни звезды, ни костра.
Я приду из заката тропой ледяной,
Ты придешь из рассвета по раненым снам
К перекрестку дорог под зеленой луной,
Древний ясень безлистный поклонится нам.
Пронесется округой ветров молодая гурьба,
И сочувственно небо к нам мягким движеньем склонится,
И с неспешною лаской притронутся губы к губам,
В Книге Ночи сотрется разлуки страница…

Этайн (вслушиваясь в песню):

— Здóрово!

Анфлётт церемонно раскланивается.

Этайн:

— Правда-правда!

Анфлётт улыбается сытой кошкой.

Шишак, подтверждая слова Этайн, поднимает вверх большой палец. Азарина, подсмотрев жест Шишака, повторяет, песня ей и вправду понравилась. И первая, и вторая.

О’Тумма:

— Ага, я знаю, это называется кроссовер! В смысле, не ваши эти сущности… Ну да ладно.

Нафаня:

— Эх, красиво мавка поет…

Этайн:

— Конечно, не наши… Вот понять бы, как они одушевили тех, кого создали!

О’Тумма:

— Вы, наверное, это тоже в своих институтах изучаете? Или это сакральная тайна, про Сущностей и всё такое?

Кошка возвращается, со слабо придушенным радужным мышем в зубах и оставляет его у ног Шишака. Подталкивает лапой и смотрит вверх влюбленно. Работа — это одно, а чувства…

Шишак (довольно улыбается, гладит кошку и поднимает мышь двумя пальцами за хвост):

— Вот спасибо! Только ж я мышей не ем. Что с ней делать-то?

О’Тумма:

— Поразительно, я был уверен, что ешь!

Шишак кряхтит и снова показывает тому кулак.

О’Тумма:

— Ой, страшно!

Кошка:

— Это подарок тебе! Ты ее толкни, она рассыплется искорками. Красиво, правда? (Кошка снова любовно обнимает хвостом сапоги Шишака). Ты тоже такой красивый, добрый.

Кошка ставит лапы на штанину, и Шишаку ничего не остается кроме как взять ее на руки. Кошка включает тракторець. Счастливый Шишак сам готов замурчать, но не умеет. Поэтому просто чешет кошку за ушком.

О’Тумма (дико ржет минуты две):

— Кросавчег! Ельф! Этот, Аполлошка!

Шишак занят кошкой и демонстративно не реагирует.

Этайн:

— Это семейная тайна. Она не сакральная, просто… Ну, нужно, чтобы люди сами творили прогресc, а не пытались вымолить всё у каких-нибудь могучих сил. Наверное, когда-нибудь мы ее раскроем, конечно… А сейчас ее знают только родители да еще леди Эмлин. (Улыбается). Ну от нее-то ничего не скроешь! Правда, и она никому ее не разболтает.

О’Тумма (наконец перестав хохотать):

— Мудро… ик! мудро… А ты… ик! твоя роль в этом… ик! прогрессор… ик! …стве какая-то отдельная? Или ты… ик! сама себе хозяйка, сама строю свою судьбу, все… ик! Дела.

Анфлётт:

— Ох, допрыгаешься ты, Туммчик, однажды.

О’Тумма:

— Травка моя любимая, скурю я тебя однажды!

Анфлётт:

— Ты, Туммчик, учти одну вещь. Я если сильно расстроюсь, цветочки сами отреагируют, я и сдержать-то их не успею.

Нафаня (бурчит под нос):

— От же ж, сперва мир на спор сочинить, людьми населить, а потом и руки умыть: ничё не знаем, крутитесь сами. Оно-то, конешно, с одное стороны… а всё одно нехорошо.

Этайн:

— Я не знаю пока! У отца ведь в семье все испокон веков врачами были — род свой считают от самого Диоскорида… В детстве дедушка Эмрис меня часто брал к себе в гости, показывал в своем саду лечебные травы… Ну я и решила учиться на естествоиспытателя. Сейчас конечно, врачи нужнее, но потом ведь понадобятся и просто знатоки природы.

О’Тумма:

— Дио… кого?

Азарина (уперев руки в бока):

— А и чем плох? Кошка сразу видит хорошего человека! Ее не проведешь! Другой бы давно тебе вихры-то повыдергивал, а Шишак вон мирный, без дела в драку с дураками не лезет. А кошки, они не к любому на колени пойдут, нутро-то их не обманешь!

Кошка (мурчит, тычясь Шишаку в бороду):

— Кошку не обманешь.

Шишак блаженствует.

О’Тумма:

— Да ничем, ничем, просто не в мужчинка моей мечты. Что поделаешь, я столько не скурю, чтоб ему на коленки сесть. Ну, не кошка я, ага.

Азарина:

— Не в коленках дело. Обижать людей зазря не надо бы.

Теперь уже Шишак начинает истерически ржать.

О’Тумма (обиженно косится):

Хотя, если на меня дохнет своей дурью Анф… Не ручаюсь, конечно.

Анфлётт:

— Надо попробовать.

Этайн:

— Ну это такой был знаменитый врач и путешественник — во времена императора Нерона.

О’Тумма:

— А, слышал! Тот еще квир был этот Нерон! А ты тоже любишь путешествовать?

Шишак:

— Ты при детях-то не выражайся!

Азарина:

— Вот-вот! (К Этайн). А у вас как с животными? Много домашних питомцев али скотины какой?

О’Тумма:

— Придурок низколобый, это цензурное слово!

Шишак:

— Сам такой.

О’Тумма:

— Вот попросишь ты у меня стаканчик после смены…

Шишак:

— Я у Сюн попрошу.

Анфлётт:

— Туммчик, в твоих нежных устах любое слово сразу нецензурным становиться.

О’Тумма (горько вздыхает):

— С кем я работаю… Просто змеи сплошь подколодные!

Анфлётт:

— Бедный Туммчик, никто его не любит. А он такой нежный.

О’Тумма:

— Вот твоей нежной любови мне точно и за деньги не надь, и даром не надь, крапивушка!

Анфлётт:

— Не бойся, родной. Тебя полюбить никакого афродиза не хватит.

Кошка (шипит, тихонько к Шишаку):

— Что это за слово такое «квир»?

Шишак:

— Да не знаю я. Университетов не кончал, на Земле этой ихней не бывал.

Нафаня:

— Э, люди-нелюди, чегойто на вас нашло? Чего шипите друг на друга? Котофейка, может, замурлыкаешь их, а то подерутся, неровен час…

Этайн, немного смутившись, кивает.

Этайн:

— Да, люблю. Может быть, это как раз от Диоскорида… А может… Мама почему-то сказала как-то, что нас с ней Сущности создали по образцу каких-то лунных эльфов из каких-то забытых королевств — а те вроде бы тоже любят путешествовать… Но я не знаю ничего о них. Я только наши легенды знаю — ну и про Средиземье.

О’Тумма:

— Ну, на то королевства и забытые небось. А есть у тебя, сестренка, какая-нибудь большая и радужная мечта?

Этайн:

— У нас? Ну дома ручные хорьки живут, а раньше еще такой лис жил странный — сам маленький, а уши огромные. Их из Африки маме нескольких привезли, а прижился только один. Я его очень-очень старым застала. А еще у нас лошади есть — у меня вот Рыжуха.

Азарина:

— Прелесть какая!

Шишак:

— Не буду я с ним драться. Ещё чего.

О’Тумма:

— Можем подраться, в порядке развлечения, после смены. А то, ежели Хюмир сюды на шум прибежит, он еще случайно на крышу паба наступит.

Анфлётт:

— А я его вообще жалею.

Азарина:

— Ох, дедушка! Больно паренёк бедовый у нас. Вроде и жалко его, а как ляпнет чего, порой так огреть скалкой хочется! Сам-то чудной, так пусть хоть других не обижает! Девочку эту, Этайн, чему научит?

Нафаня:

— А я про что?

Кошка (со знанием дела):

— Скалкой не поможет, сковородка в этом случае вещь очень помощная.

Азарина (задумчиво косится в сторону кухни):

— Ты ж моя умница!

О’Тумма(дуется):

— Какие вы все противные! Может, вам просто надо ганджи покурить? Это такая крутая магия, от нее все добреют!

Анфлётт:

— Ты-то всю дорогу укуренный, а чтоб подобрел, незаметно.

Этайн:

— Мечта? Да у меня все мечты несбыточные (смущенно улыбается). В Средиземье, где живут такие же сиды, как мы, не побывать, человеком обычным тоже не стать… Может быть, когда-нибудь мне удастся придумать, как избавить всех людей от старости и смерти, а то это очень несправедливо… Правда, нашему, сидовскому, способу не стареть тоже не позавидуешь — но люди-то это не понимают… А потом может такое выйти, чего доброго… Ты когда-нибудь слышал про гибель Нуменора? Там ведь всё из-за этого и случилось.

Азарина вздыхает, наливает Нафане молока. Видимо, за вредность. В таком коллективе не помешает!

О’Тумма (напряженно вспоминает):

— Номинала, нами-норы… Нет, не помню. (Экзальтированно). Но! Таня! Танюша! Ты не права! В мечту надо верить и она непременно сбу-дет-ся!!!

Шишак:

— Это он правду говорит.

Анфлётт:

— Надо не просто верить, добиваться надо. Уж я-то знаю, что говорю.

Этайн (осторожно улыбается, потом кивает):

— Ну… Наверное. Не так, так иначе. Да и мама говорит, что вера должна быть деятельной… Правда, это она немного о другом, но, наверное, это и к мечтам подходит.

Шишак (чешет кошку под челюстью, косится на часы):

— Ты прости, моя хорошая. Мне поработать надо. (Не спуская кошку с рук выходит на центр зала). Уважаемые гости! Время позднее, паб закрывается. Доедайте, допивайте, и приходите завтра!

Снова отходит в угол.

О’Тумма:

— Да-да-да, слушайся маму, мама плохого не посоветует! И это… наверное, заходи к нам как-нибудь еще, когда… не так шумно будет.

Этайн (спохватываясь):

— А мне теперь куда? Вы не могли бы мне показать дорогу домой? И спасибо вам большое — это было так здорово!

Азарина собирает пироги в котомку, передает Этайн.

О’Тумма:

— Не переживай, дорогу покажем. (Держит пальцы за спиной).

Шишак:

— Я провожу. Паук я, или где?

О’Тумма (коварно):

— Кстати, помнишь, я спрашивал насчет персонажей? Если бы ты была персонажем книги, что бы ты сказала своему автору?

Этайн:

— А автору… Ну, я правда не знаю… Наверное, спасибо за то, что мы есть.

О’Тумма:

— Прекрасно! Ну что ж, на этом наше палантир-шоу заканчивается, всем спасибо, всем пива… Ну, или кто что предпочитает?

Шишак (вздыхает):

— Это надолго.

Кошка:

— Ты меня тут с дешком, оставляй, мы порядок после рабочего дня наведем. А завтра ж ведь придешь? (Нехотя соскакивает с рук Шишака).

Шишак:

— Конечно, приду!

Шишак гладит кошку на прощание и вслед за Этайн скрывается за дверью.

О’Тумма грустно наливает себе полстакана абсента, и, помагичив с палантиром, врубает Боба Марли на полную катушку. Нафаня трясет головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее это, обреченно вздыхает, махнув кошке: порядок сам не наведется.


В проекте участвовали:

Comments12

We Use Cookies